Остановите печать! - Майкл Иннес

– Лично я предпочитаю линкольнширскую породу, – доверительно сообщил мистер Элиот, дружески взяв Топлэди под руку. – Кое-кто утверждает, что они хороши только на бекон, на что я возражаю: зато они крайне неприхотливы и просты для содержания. А что касается свиней, то неприхотливость – их первейшая добродетель. Не говоря уже о том, как быстро они плодятся.

И мистер Элиот с совершенно невинным видом бросил взгляд на Уинтера, промокшего уже до последней нитки.

Так они топали дальше. Дождь поливал их наискось из-за постоянных порывов ветра, быстро собирался в глубокие серые лужи, выстукивал дробь по их шляпам, но еще громче барабанил по листам ржавого железа, между которыми им приходилось пробираться. Уинтер, перебрасывая дорожный чемодан из одной руки в другую, мечтал, чтобы онемевшие большие пальцы ног оказались в теплых домашних тапочках.

– Я обычно советую своим фермерам-арендаторам скрещивать их с породой больших белых свиней, – сказал мистер Элиот. – Думаю, нам сподручнее подняться по тому пологому склону. Только будьте осторожны с колючей проволокой. Говорят, у новейшей ее разновидности, которую мы недавно приобрели, шипов даже больше, чем у обычной. Но эти упрямцы продолжают предпочитать больших черных свиней. А вот и амбар. Когда горизонт очистится, пошлем Тимми на разведку, и он, возможно, обнаружит, что кто-то приехал на машине, чтобы нас встретить. Как же небрежно Ласлет хранит наше с ним зерно!

Небрежность Ласлета, насколько понял Уинтер, сказывалась в огромном количестве воробьев, заполонивших амбар. Когда они вошли, птицы дружно и шумно вспорхнули, подняв тучу пыли, чтобы сразу же исчезнуть в дождливой мгле.

– Казалось бы, нетрудно от них избавиться. Но уверен, как только мы уйдем, они снова вернутся на легкую поживу.

Уинтер поставил чемодан на попа у двери, уселся на него и с этой позиции по-новому взглянул на своего хозяина. Еще двадцать минут назад в его чувствах к мистеру Элиоту преобладали готовность к пониманию и сочувствие к ситуации, в которой он оказался. А теперь Уинтер заметил, что в его взгляде на этого человека появился тот же легкий оттенок подозрительности, которую нередко вызывал в нем прежде сын мистера Элиота. Уж очень странным показалось совпадение, что сельский житель в мистере Элиоте проявился в ту же секунду, как его ноги коснулись земли. Мистер Элиот, разбиравшийся в породах свиней и разновидностях колючей проволоки, как-то слишком быстро заслонил собой того мистера Элиота, чьей главной заботой были сюжеты романов, готового раскрыть секреты своей профессиональной писательской кухни. И уже совсем на задний план ушел мистер Элиот, для которого Тимми пригласил приехать и напрасно потратить время доктора Герберта Чоуна – мистер Элиот, из-за тревожных событий последнего времени утративший способность отличать воображаемое от реального. Но именно такой мистер Элиот, как признавался себе Уинтер, и представлял для него интерес, хотя мог стать источником не только многочисленных неудобств, но и определенной опасности. А ведь существовал еще один мистер Элиот – ценитель антиквариата и раритетов, гордый отец Белинды. И не исключалась вероятность наличия других его ипостасей, пока ускользавших от беглого взгляда случайного гостя. Словом, мистеров Элиотов оказалось слишком много, чтобы ощущать себя комфортно в их обществе, вздумай они сойтись все вместе.

В этот момент размышления Уинтера прервал ледяной пронизывающий укол в спину; ему потребовалось какое-то время, чтобы понять – это мощная струя холодной дождевой воды обрушилась на него сверху. Он поднял взгляд и тут же получил похожий удар по носу.

– Боюсь, – сказал мистер Элиот, – крыша дала течь. Теперь припоминаю, что Ласлет пытался жаловаться мне, а я возразил, что крыша не может дать течь – только корабль. До какой же степени оторваны от реальной жизни люди гуманитарного склада! Но и он мог бы выразиться иначе. Сказать, например: крыша в амбаре протекает в дождливую погоду, – и я бы все воспринял по-другому.

«Интересно, – подумал Уинтер, – Ласлету когда-нибудь дадут денег на ремонт прохудившейся крыши амбара или мистеру Элиоту так нравятся собственные отвлеченные рассуждения, что он вполне довольствуется ими?» Он встал с чемодана и присоединился к Топлэди, который стоял у дверей и выглядывал наружу.

– Мне кажется, – сказал Топлэди, – нам предстоит провести не слишком приятный уикенд.

Он посмотрел на Уинтера многозначительно, чтобы подчеркнуть смысл своих слов, словно бы слишком тонкий и завуалированный для быстрого понимания. Потом понизил голос и добавил:

– Какая необходимость в нашем приезде? Хотите знать, о чем я сейчас думаю и что представляется мне самым ужасным? Я оцениваю отрезок времени, лежащий между обедом в пятницу и завтраком в понедельник. Он выглядит невыносимо долгим.

Уинтер посмотрел на часы.

– А разве сегодня предполагался ленч?

– И отменный, если бы только мы прибыли вовремя. Наши друзья едва ли пока испытывают какие-либо материальные затруднения. Насколько я понимаю, на всех этих книжках мистер Элиот сколотил огромное состояние. Но это только добавляет лишней сумятицы в их нынешнее положение, верно? Представьте, – с чувством добавил Топлэди, – что странные вещи начали происходить с акциями и сертификатами на дивиденды!

– Мне трудно себе представить, чтобы странные вещи происходили даже с рукописями Элиота. Меня совершенно не удивит, если эта часть истории окажется чистой воды выдумкой Томми или плодом его разгулявшегося воображения.

Топлэди опасливо оглянулся.

– Томми, конечно, личность в известной степени эксцентричная. Как мне кажется, это отличает всех членов их семьи. Например, в прошлом семестре он совершил нечто абсолютно неожиданное. Прислал мне большую серию сонетов.

– Сонетов?

– Да, и я понятия не имею, зачем он это сделал. Поэзия меня не интересует, а потому я едва ли обладаю нужной компетенцией, чтобы дать оценку стихам. – Окинув Уинтера взглядом, в котором сквозило легкое сомнение, он все же счел возможным продолжить: – А позже я узнал, что в прошлом году он послал в точности такую же поэтическую подборку преподавателю из Баллиола – чернокожему мужчине.

– Странно.

– Вот почему я считаю его действительно несколько непредсказуемым. Но не думаю, чтобы он плел небылицы относительно неприятностей отца. И надеюсь, вы со мной согласитесь, если я скажу, что, какими бы ни оказались реальные факты, которые мы стремимся полностью выяснить, они являются частью щекотливой ситуации, требующей от нас крайне деликатного и тактичного вмешательства, если требующей нашего вмешательства вообще.

– Конечно, я с этим согласен.

– Вот почему мне показалось, – продолжил Топлэди, любивший расставить все по своим местам, – что дискуссия, затеянная вами в поезде, хотя, бесспорно, интересная для людей, которых волнуют подобные вопросы, и мистера Элиота в том числе, как я догадываюсь, все же оказалась не слишком уместной…

– Принимаю справедливость того, что вы собираетесь сказать, – оборвал его Уинтер.

Он осторожно выглянул из амбара. Ему послышалось где-то рядом урчание автомобильного мотора.

– Тимми обмолвился, – не унимался Топлэди, – о вашей уверенности, что вам удастся разгадать…

– А вот здесь Тимми сморозил полную чушь, – снова резко осек его Уинтер. – Напротив, я уверен, что ничего не смогу разгадать. Как и вы сами.

Топлэди нисколько не обиделся на грубовато произнесенную фразу и лишь невозмутимо сказал:

– Тогда нам необходимо найти того, кто сможет.

Кто-то начал негромко насвистывать. Мелодия звучала в тон нервной атмосфере, царившей в амбаре. Потом наступила тишина, и музыкальную фразу повторили, причем так осторожно, что стала ясна неслучайность сделанного перерыва – им давали понять: сигнал предназначался для них. Во второй раз насвистывание продлилось немного дольше, постепенно замедляясь к концу. Последовала новая пауза, и тему сменили – решительно, но фальшиво, перескакивая через ноты, кто-то пытался изобразить фрагмент увертюры к «Фигаро».

– Простите, – прозвучал затем голос, – не с вами ли мистер Элиот?

Уинтер и Топлэди повернули головы. Из-за угла амбара появилась девушка, закутанная в плащ, который был ей слишком велик. В тот же момент из-за их спин показался мистер Элиот.

– Патришия, дорогая! – воскликнул он. – Как ты сумела отыскать нас в таком месте?

Та, кого звали Патришия, вошла в амбар и тряхнула головой, обрушив на пол душ из капель дождя.

– Я заметила, как отсюда вспорхнула стая воробьев, – сказала она, – и сразу все поняла.

Мистер Элиот, весь промокший, но светящийся от радости, как светится в темноте фосфор или таинственные огни святого Эльма на мачтах парусников, представил присутствовавших друг другу.

– Познакомься, это мистер Уинтер, куратор Тимми из университета. Его друг Хьюго Топлэди. А нашу спасительницу зовут Патришия Эплби.