Остановите печать! - Майкл Иннес

– Не мог бы я с вашего разрешения снова воспользоваться спичками, Уинтер? Сделайте одолжение.

Воцарилось тягостное молчание. «Какую паутину мы плетем, – подумал Уинтер, – когда пускаемся в обман»[20].

– Насколько я понял, – сказал он вслух, – все эти бессмысленные и жестокие розыгрыши повергли вашего отца в достаточно подавленное состояние. Неужели вы имеете в виду, что он не нашел другого времени, чтобы устроить гулянку в честь Паука?

– Никогда не поверю, – теперь Топлэди исполнил роль хора в нашей пьесе, – что он мог решиться на такое.

– На самом деле это не папа, а его издатель – Уэдж. Он устраивает празднования дня рождения Паука каждый год, чтобы потом опубликовать репортаж в своем журнале и пропихнуть пару заметок во влиятельные иллюстрированные еженедельники. А в такую знаменательную дату[21] папа не захотел изменять традиции.

Топлэди бросил взгляд на стоп-кран поезда и сделал нерешительное движение, чтобы надеть шляпу. Но потом вновь откинулся на сиденье и сказал:

– Реклама!

«Таким же тоном, – пришла Уинтеру мысль, – человек средневековья произносил “Чума!”».

– Папа прислал мне список приглашенных на торжества. Полагаю, многие как раз сейчас находятся в пути, – Тимми встал, чтобы взять пальто. – О, дьявол, они вечно забывают вовремя включить свет на этой жалкой провинциальной линии.

Как раз в этот момент поезд издал гудок и нырнул в полнейший мрак.

– Единственный туннель на всем маршруте, и они никак не могут…

Но и голос Тимми, и даже грохот колес поезда по рельсам подземелья вдруг заглушил совершенно невероятный шум, имевший явно иное происхождение. Безумный, злобный, оглушительный лай и вой, звуки, словно исходившие из потустороннего мира, вибрировали, отражаясь от стен туннеля. Крики горящих в аду грешников во всем разнообразии их тональностей едва ли могли навести в этот момент больший ужас. Но всего лишь на мгновение, поскольку почти сразу стало очевидно – это в действительности лаяли собаки. В одном из соседних купе везли какое-то невероятное количество псов. В темноте раздался выкрик Топлэди:

– Это всего лишь животные!

Из коридора донеслись стук и резкий женский голос:

– Проводник! Немедленно подойдите сюда!

Скудное аварийное освещение зажглось под потолком купе в ту секунду, когда поезд уже выехал из туннеля.

Тимми, по-прежнему остававшийся на ногах, выглянул в коридор. Точно так же поступили еще несколько перепуганных пассажиров из других купе.

– Что за мерзкие… О, боже!

Скандальный женский голос сделался заметно громче. Заглушая по-прежнему дикий собачий лай, который никак не унимался, дама выражала властное неудовольствие представительницы имущего класса.

– Вы имеете дело с очень чувствительными животными. Чрезвычайно чувствительными! И просто возмутительно, что с ними обращаются так неосторожно, с такой преступной небрежностью! Слышите, до какой степени они расстроены?

– Разумеется, мэм. Боюсь, это слышит весь поезд. – Голос принадлежал мужчине, который получил взятку и теперь сожалел об этом. – Но вы ведь знаете, что ваших собак вообще не должно быть в купе. Загляните в их билеты. Там четко сказано: подлежат перевозке в багажном вагоне.

Тимми обернулся и сообщил своим спутникам:

– Я же говорил, что все мы едем в одно место. Вот вам, к примеру, часть антуража миссис Бердвайр.

Услышав это, Уинтер тоже выглянул в коридор. Рядом с дверью своего купе стояла агрессивно одетая в мужского покроя твидовый костюм леди из тех, кому очень к лицу бинокль на шее, складная трость и походный рюкзак, распекавшая на все лады низкорослого человечка в форме железнодорожника. «Типичная старая стерва», – оценил ее Уинтер, и его взгляд скользнул дальше по коридору. И позади длинной череды возмущенных физиономий других пассажиров, из самого последнего купе вагона первого класса, конечно же, виднелось разгневанное лицо Буссеншута. Уинтер на всякий случай вежливо кивнул в его сторону и вернулся в купе. Между тем под все тот же собачий аккомпанемент резкий голос продолжил:

– Мы не станем подавать на вас жалобу. Миссис Бердвайр не такой человек. Но в следующий раз будьте внимательны с освещением. Это очень плохо действует на нервную систему наших четвероногих друзей. И отрицательно сказывается на настроении остальных пассажиров. А теперь проследите, чтобы нам вовремя подали кофе и бисквиты.

Затем раздвижная дверь захлопнулась, приглушив издаваемый псами шум. Но тут же он снова усилился, потому что дверь отъехала в сторону, и возмущенная дама крикнула вслед удалявшемуся проводнику:

– Не забудьте хотя бы, что миссис Бердвайр предпочитает имбирные бисквиты!

– Эта женщина – близкая подруга Бердвайр, – сказал Тимми. – Ее фамилия Пайк. Леди Пайк. Вообще-то она богата. Гораздо богаче самой Бердвайр. Но обладает данным от бога характером приживалки, а потому повсюду сопровождает миссис Бердвайр и состоит у нее на побегушках. Склонность к подхалимажу развила в ней неистовую любовь к путешествиям и естественным наукам.

Тимми улыбнулся, откровенно довольный своей способностью несколькими штрихами нарисовать портрет человека.

– При первой же встрече, – добавил он, – она поинтересуется, насколько ухожен сад при вашем доме.

Но Уинтер уже размышлял о Бентоне. «Интересно, – думал он, – понял ли Буссеншут в своем дальнем купе, что собаки, наделавшие такой переполох, принадлежат той же даме, одно упоминание имени которой привело старшего куратора колледжа в совершеннейшее замешательство?» Единственное объяснение, которое он находил для этой загадки, не казавшейся ему, впрочем, такой уж важной, состояло в том, что миссис Бердвайр не была совсем уж чужда академическим кругам. И, повернувшись к Тимми, он сказал:

– Надеюсь, мне не придется знакомиться ни с той, ни с другой. Насколько я понимаю, их едва ли пригласили на предстоящие торжества?

– Разумеется, нет. Но они могут явиться незваными. Миссис Бердвайр обожает врагов едва ли не больше, чем друзей. Агрессивная старуха. А вот папа лишен этой черты начисто.

– Тимми, – тут же вмешался Топлэди, пользуясь подвернувшимся поводом так ловко, что Уинтер не мог не отдать ему должное. – Мне бы хотелось, чтобы ты еще что-нибудь рассказал нам о своем отце. То есть я имею в виду, что раз уж ты упомянул об одной из черт его характера, то мог бы немного развить эту тему. Поскольку, как мы поняли, происшедшие события оказали определенное воздействие на душевное состояние твоего отца и его мировоззрение в целом, то для того, чтобы принести хоть какую-то пользу – и даже для простого понимания, как себя с ним вести, не причиняя неудобств и дискомфорта, – нам необходимо знать, насколько сильным оказалось подобное воздействие и в чем оно конкретно проявляется.

Многословная, но тактичная преамбула, отметил про себя Уинтер, содержала несомненное рациональное зерно. Фантастическое оживление Паука он находил самим по себе крайне любопытным, но сомневался, готов ли к встрече с писателем, хозяином дома, где предстояло гостить, у которого от всего этого произошел очевидный умственный сдвиг. До сих пор из рассказов Тимми о состоянии отца вырисовывалась лишь крайне смутная картина. К тому же его тревога за родителя могла оказаться преувеличенной, а потому попытка Топлэди получить более точную информацию представлялась как чрезвычайно уместной. Тимми медлил с ответом, и Уинтер, ожидавший его, быть может, с излишним нетерпением, почувствовал всю неловкость ситуации, что, видимо, и заставило его на секунду отвлечься. Он поднялся, снова выглянул в коридор и осмотрелся.

И заметил глаз. Достаточно далеко. Позади даже того купе, в котором ехал Буссеншут, из углубления, где располагалась дверь туалета, осторожно показался чей-то глаз. А вместе с ним мелькнула часть лица человека, которому он принадлежал, – мелькнула ровно на секунду, чтобы оглядеть коридор. Причем движение это произвело до крайности нереальное впечатление. Уинтеру оно показалось скорее похожим на какую-то странную журнальную иллюстрацию, когда художник тщится передать эффект настороженного подглядывания из-за угла. Впрочем, через мгновение глаз показался снова, а за ним появились нос, половина коротких седых усов и соответствующая часть рта. А затем стала видна и вся фигура мужчины: уже немолодого и одетого с дорогой и небрежной элегантностью. Он поспешно вышел в коридор. Достигнув окрестностей купе миссис Бердвайр и леди Пайк, он, словно под воздействием какого-то странного порыва, припал на четвереньки и так миновал их дверь. Но тут же поднялся и проследовал дальше уже уверенной и исполненной достоинства походкой, быстро заглядывая в другие купе и непрерывно что-то бормоча. Подойдя ближе, он дождался, чтобы Уинтер убрал голову, потом вошел к ним в купе, не прекращая бормотания, и, усевшись на свободное место, рассеянно огляделся по сторонам. Его взгляд упал сначала на Тимми, потом на Топлэди и наконец на Уинтера. Затем он снова посмотрел на Тимми, и его лицо расплылось в теплой улыбке узнавания.