Сильбо Гомера и другие - Геннадий Босов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот же вечер Вутье разговаривал с представителем французского консульства на острове. К удивлению, он встретил холодный прием.
— Какой энтузиазм!.. Молодой человек, правительство Франции не уполномачивало меня закупать здесь всякие сомнительные шедевры.
— Но, месье, если бы вы ее видели… если бы я не был так беден… Франция не простит вам подобной потери. Подумайте, Лувр, толпы ценителей прекрасного, газеты всего мира рассказывают об античной богине… И ваше имя, месье, на страницах газет… Вы можете рассчитывать на повышение — Стамбул вместо глухого островка. Я надеюсь на вас, месье! Учтите, нельзя терять ни минуты — весь остров только и говорит о находке. А здесь есть и английское консульство, не забывайте и о турках… Ведь Греция принадлежит им.
Так и не договорившись с равнодушным чиновником, Вутье вернулся к Йоргосу, пообещав ему вот-вот заплатить деньги. А через несколько дней произошло чудо. Рядом с «Эстафетой» бросила якорь другая французская габара, несмотря на свои внушительные размеры носившая имя «Козочка». На борту судна в чине старшего офицера находился тридцатилетний, еще ничем не знаменитый Дюмон-Дюрвиль. Ему не надо было ничего объяснять.
— Потрясающе! — только и смог вымолвить он.
— Увы! У нас берут ее из-под носа. Эконом Милосского монастыря каждый день приходит к Йоргосу и торгуется с ним. Он собирается купить статую для одного знатного турка. Только порядочность Йоргоса и ненависть к туркам оставляет нам последний шанс на надежду. Но так бесконечно продолжаться не может… А мое судно отходит завтра. Попытайтесь что-либо сделать теперь вы.
— Что, если поговорить с нашим послом в Константинополе? Он слывет любителем и знатоком искусства.
«Эстафета» отплыла 21 апреля, «Козочка» последовала за ней. К счастью, в Константинополь. Дюмон-Дюрвиль бросился к послу, маркизу де Ривьеру.
— Великолепное произведение искусства, ваше превосходительство! Но следует поторопиться, — и он подробно рассказал о находке.
— Я сделаю все возможное. Я доложу королю…
К тому времени, когда вопрос о покупке был решен, стало известно, что к Милосу на всех парусах идет английский фрегат. Естественно, не для того, чтобы только осмотреть статую
Всперы… То же самое задание получило командование голландского брига. Кроме того, к острову направилось еще и турецкое судно «Галлаксиди». Что ему здесь делать?
…Когда «Эстафета» бросила якорь у знакомого места, матросы увидели целый кортеж монахов. Они несли на носилках Веперу прямо к берегу. Вероятно, Йоргос потерял терпение, ожидая французов, и уступил скульптуру Милосскому монастырю.
— Капитан! — обратился Вутье к своему командиру. — Маркиз де Ривьер приказал мне взять Венеру на борт, чего бы это ни стоило. Прикажите вашим матросам…
— Одной пушки и двадцати четырех человек будет достаточно? Вутье, вы возглавите десант!
На берегу уже заметили приготовления французов, спускавших па берег шлюпку с вооруженными матросами. На «Галлаксиди» раздались крики: «К оружию! Они хотят перехватить у нас богиню!» Турки стали готовиться к бою — ведь они были в «своих» водах…
— Если раздастся хоть один выстрел, — прокричал капитан. — мы сумеем ответить и разнесем вас в щепки.
А на берегу французам пришлось буквально брать на абордаж носилки с Венерой, пока личный секретарь маркиза де Ривьера вел переговоры с настоятелем местного монастыря.
— Я же заплатил Йоргосу за статую 750 пиастров…
— Но Франция предлагает вам 8 тысяч франков. Это большая сумма, вы знаете. С такими деньгами вы сможете сделать дворец из своего монастыря.
— Мне хотелось угодить туркам, но еще охотнее я сделаю услугу королю Франции. Кроме того, на вашей стороне сила, — кивнул монах в сторону французского судна, приготовившегося к бою. — Венера ваша!
…Вутье поручено было сопровождать сокровище до Тулона. А 7 мая 1821 года знаменитая греческая богиня любви и красоты запяла свое место в Лувре. На первом осмотре был сам король Франции, весь свет Парижа, иностранный дипломатический корпус. В том числе послы Англии, Голландии и Турции, только теперь понявшие, что потеряли их страны. Но по-настоящему проиграла одна лишь Греция, в то время находившаяся под турецким игом. Именно ей принадлежали все вывезенные в это время за рубеж археологические сокровища. Только законом, изданным в 1834 году, она объявляла все найденные на ее территории памятники древности национальным достоянием «всех эллинов». По сути дела, это был первый в истории закон об охране памятников от официальных и неофициальных грабителей могил, всевозможных авантюристов, кладоискателей, скупщиков древностей.
Если бы подобные законы были приняты в то время и неукоснительно соблюдались, скольких бы потерь избежала историческая наука! Сколько памятников осталось бы не разграбленными, сколько темных и неясных страниц истории было бы прочитано! О том, как «исследовались» памятники старины в эпоху колониальных захватов, например, в Египте, рассказывает Э. Церен в книге «Библейские холмы».
Он пишет, что (в то время, когда от берегов Греции «Эстафета» увозила Венеру Милосскую) в долине Нила в поте лица трудился крупный международный вор от археологии — итальянец Бельцони. Он работал на английского консула в Каире Солта, конкурируя со своим «коллегой» Дроветти, в свою очередь грабившим пирамиды Египта по поручению французского консула. За пять лет Бельцони сделал невозможное, собирая древние памятники везде, где только ему удавалось их обнаружить: начиная от маленького амулета-скарабея и кончая знаменитым 25-метровым «обелиском Клеопатры» и гигантской головой поющего «колосса Мемнона», привезенными им в Британский музей. У Бельцони, по словам Э. Церена, напрочь отсутствовало всякое уважение к произведениям древнего искусства и к надгробным памятникам. Например, он, как и ал-Маамун, использовал таран, чтобы крушить в Долине Царей стены древних пирамид. Таким путем ему удалось из гробницы фараона Сети I вытащить прекрасный алебастровый саркофаг, который ныне украшает Британский музей. Бельцони присваивал все уникальные египетские древности, казавшиеся ему интересными и ценными, которые могли бы заинтересовать европейские музеи. Он не останавливался, если их даже приходилось добывать с оружием в руках. Поистине это была жизнь разбойника, возможная на берегах Нила лишь в начале XIX века…
А несколько позже, в 1837 году другой предприимчивый «исследователь» открывал последние неизвестные детали устройства Большой Пирамиды. Это был известный богач, сын английского фельдмаршала Ричард Ховард-Визе. Над «камерой царя», которая так разочаровала в свое время воинов ал-Маамуна, после долгих веков мрака первыми (не считая древних грабителей могил) исследовавшими Великую Пирамиду, он обнаружил три загадочные пустоты и вентиляционный канал, создававший в усыпальнице с саркофагом постоянную температуру. Найденные в пустотах надписи еще раз подтвердили, что пирамида строилась Хеопсом, а назначение самих пустот сводилось к тому, чтобы снять огромную нагрузку на «камеру царя». Все ничего, но нетерпеливый и безответственный кладоискатель исследовал пирамиду с помощью… динамита.
Как не вспомнить здесь слова известного английского археолога Говарда Картера, открывшего гробницу Тутанхамона, о высокой гражданской ответственности исследователя памятников старины перед наукой, историей, всем человечеством. «Любой мало-мальски сознательный археолог чувствует эту ответственность. Вещи, которые он находит, не являются его собственностью, и он не может распоряжаться ими по своему усмотрению. Они — прямое наследие прошлого настоящему, а археолог — лишь облеченный определенными привилегиями посредник, сквозь руки которого это наследство проходит; и если он по неосторожности, небрежности или невежеству утратит часть информации, которую это наследие несет, он виновен в совершении величайшего археологического преступления».
К сожалению, эти слова были сказаны слишком поздно, да и вряд ли они в то жестокое время колониальных захватов смогли оказать какое-либо воздействие на людей типа Бельцони или на английскую солдатню, учинившую кровавую резню в Великом Бенине и разграбившую его бесценные сокровища. Вот эта история, как она прояснилась спустя годы после событий конца XIX века.
…В конце 1897 года в антикварных лавках Парижа, Лондона, Берлина вдруг появились удивительные, необычайной красоты бронзовые головы, литые рельефы, фигурки людей и животных. Несколько голов сразу же приобрел Берлинский музей народоведения, вслед за ним охоту за загадочными произведениями искусства начал Британский музей, Лувр и другие музеи мира. Несмотря на мгновенно взлетевшие цены, удивительное литье в продаже больше не появлялось… Перед искусствоведами встал вопрос: кому принадлежит авторство этих оригинальных произведений искусства? Одни утверждали, что это — творения выдающегося итальянского мастера бронзового литья эпохи Возрождения Бенвенуто Челлини, каким-то образом всплывшие на антикварном рынке. Другие полагали, что это дело рук древних египтян, индийцев, римлян, финикийцев, греков и даже легендарных… атлантов. Но одного взгляда на бронзовые лики было достаточно, чтобы сказать: родина замечательных скульптур — Африка и только Африка. Об этом говорили припухлые губы, широкие, чуть сплюснутые носы, курчавые волосы, большие овальные глаза с четко прорисованными белками. Однако поверить в «африканский гений» тогда еще никто не решался — Черная Африка была не открыта…