Иду в неизвестность - Игорь Чесноков

— Павлу Григорьевичу, — Седов поглядел на Кушакова, — придётся принять на себя заведование хозяйством, разобраться в продовольственных припасах и, сосчитав всё, выработать нормы питания для людей и собак на дна года.

Кушаков кивнул, громко и деловито кашлянув.

— Механики займутся установкой печек и консервацией машины, — продолжал Седов, — а вам, учёный мир, необходимо теперь же озаботиться подготовкой всех инструментов и научных пособий к действию.

— Хорошо, Георгий Яковлевич, — блеснул стёклами очков Павлов.

— Остаются штурман и художник. Ну, у Николая Васильевича свои задачи — мольберт и фотоаппарат с кинокамерой у него всегда готовы…

Пинегин с улыбкой поклонился.

— Николай Максимович помогает мне в наблюдениях, капитану — в сохранении судна, а кроме того, вместе с художником открывает охотничий промысел.

— И я! — горячо воскликнул Кушаков, подавшись всей своей массой вперёд. — Я ведь тоже охотник, Георгий Яковлевич!

— А вам сам бог велел. Попробуйте-ка оставить теперь нас, да и собачек, без свежего мяса. Припасы-то надо и на следующую зимовку приберечь. А коли не рассчитаете, — Седов оглядел оценивающе тучную фигуру доктора, — то в вас ведь тоже пудов немало!..

В кают-компании засмеялись, задвигались. Седов, улыбаясь, вышел из двери, направился узким полутёмным коридорчиком к своей каюте. Но тут же вернулся, подозвал выходившего из кают-компании штурмана.

— Прошу вас встать с Пинегиным на лыжи и добраться до матёрого берега, — обратился он к Сахарову, — поищите плавник.

— Понимаю.

— Да не забудьте ружья, — добавил Седов, уходя.

В течение всего времени, пока Георгий Яковлевич писал приказы о подготовке к зимовке, о распорядке дня на стоянке, о — плане научных работ, до него непрестанно доносились звуки большой работы — визг лебёдки, скрип блоков, крики от трюма матросов, принимающих груз па палубе. Потом раздались сильные удары и треск дерева, будто кто-то принялся ломать шхуну. Седов выглянул в коридор. Оказалось, расшивали вход в кают-компанию, ибо иначе не входило пианино. Едва оно было установлено, раздался новый страшный треск. На сей раз тащили в кают-компанию круглую чугунную печь. Для неё пришлось расширять и дверь в надстройку. Потом, громко топоча, понесли в кают-компанию пианолу, патефон, ящики с книгами, пластинками, шахматами, картинками.

Седов удручённо вздохнул. Судно не было приспособлено к зимовкам. Стенки надстройки, обшитые изнутри и снаружи тонкой доской, посредине были пустыми. Дом, в котором намеревались зимовать на Земле Франца-Иосифа, пришлось выбросить на дрейфующий лёд, когда пытались сняться с мели в проливе у Панкратьева полуострова. Баню, правда, сохранили. Её брусья уложены пока у правого борта. Топлива осталось совсем немного. Котёл придётся потушить, вся надежда на печи и плавник. Плавника у берегов Новой Земли обычно немало. Но плавник — далеко, придётся по брёвнышку возить с материка: ближний берег полуострова крут и плавник к нему не прибивает. Зима с её полярной ночью надвигается. О питании подумать надо, о свежем мясе, чтобы цинга, не дай бог, не одолела…

Необычное оживление в коридоре вновь отвлекло Седова, заставило выйти из каюты. У кают-компании громко спорили о чём-то Кушаков, повар и три матроса.

— Люрики? — удивился Седов, увидев в руках у Кушакова и Пустошного по две чёрные морские птицы с белыми грудками. Он шагнул к замолкшим при появлении начальника спорщикам. — Откуда здесь люрики?

— Да вот матросы изловили, — сказал доктор, показывая птиц.

— Сами пришли к судну, — пояснил Пустошный. — И в руки дались, почитай, не удирали. Летать не могут.

— Видно, с водой на юг уйти не успели, бедняжки, — предположил Георгий Яковлевич. — Погибнут.

— А я из них чучела думаю сделать, — объявил Кушаков, — для зоологической коллекции. А внутренности исследую, паразитологический анализ…

Пустошный возмущённо сверкнул на доктора глазами, остальные вопросительно поглядели на начальника.

— Да как-то неудобно, Павел Григорьевич, — заметил Седов, поняв, о чём спорили здесь. — Птицы-то ведь сами пришли, вроде как за помощью, а?

— Надо б отогреть да выпустить! — подхватил просительно Шура.

— Так ведь погибнут, — не сдавался Кушаков, — всё равно погибнут!

— А мы полынью сыщем да и снесём туда, — не унимался Пустошный.

— Верно, — заметил Седов и, встретив удивлённый взгляд доктора, добавил: — ну а для науки и одного пока будет достаточно, а, Павел Григорьевич?

Доктор вздохнул, передал Пустошному одного люрика.

— А я-то думал, дичью побалую, — протянул разочарованно повар, направляясь к камбузу. — В уксусе б вымочил…

— Они ж сами пришли! — выкрикнул возмущённо Пустошный, в сопровождении товарищей унося трёх птиц в кубрик.

В коридоре снова всё стихло.

Покончив с приказами, Седов надел ушанку, вышел на палубу. Навстречу бросилось несколько собак. Они просительно заглядывали в глаза, но, убедившись, что в руках вышедшего ничего съестного нет, разбрелись. Вся палуба вокруг трюма была заставлена кучами мешков, грудами ящиков и напоминала неряшливый двор склада. За бортом на льду Визе с Лебедевым копошились у двух ящиков, собирали метеорологическую будку. Из-за кучи ящиков, где перекуривали матросы, доносились голоса, смех. Седов по голосам уже узнавал говоривших — за месяц он неплохо изучил команду «Фоки».

— Ишь в тузы вылез! — посмеиваясь, говорил Линник. — А сам небось прежде по Двине полагуньи возил с молоком на карбаске, мореход!..

— Дак ведь чему быть, тому и статься, — так же насмешливо отвечал голос боцмана. — Я-то хотя в карбаске, да мореходил, а ты вот, собачье ухо, небось до сей самой поры псов имал на мыло с фурою по сёлам. А туда же — в странство полюсное подался! Каюр! Хе-хе!

— Да ты, моржеед, небось и не слыхивал о краях, в каких я побывал, а что повидал — тебе, серому, и во снах не снилось! — загорячился Линник. — Дальше Архангельска-то и свету не видал небось!

— Повидали и мы… — посасывая папироску, спокойно отвечает боцман.

Смеются матросы.

— Э-эх, а в Архангельском-то ярмарка Маргаритинская счас в самый раз! — пропел мечтательно молодой Шестаков.

— На боровую охота уж началась, — подхватил Коршунов, кочегар, — а тут — мороз да снег.

— Ничо-о, — протянул рассудительный соломбалец Коноплев, — стужа — зато без мух.

— Сколь лодья ни рыщет, а на якоре будет, — подытожил Инютин. — Ярмонки нам туто не обещают, а вот по льдам да по снегам покружить с нартами, видно, придётся.

— Это с чего ты взял? — насторожился Шестаков. — На полюс отседа наладились, что ль?

— На полюс не на полюс, а все берега облазишь на пузе по сугробам. Визе сказывал, в научные путешествия, мол, разойдёмся все вскорости.

— Дак а ежели я матросом нанимался, а не энтим… не путешественником, тогда как? — не соглашался Шестаков.

— Чучело ты гороховое ещё, а не матрос! — убеждённо проговорил боцман. — Ты думал небось: встанет шхуна в лёд — и лежи на боку, гляди на реку? Нет, брат, это тебе не сено по речке сплавлять, тут, вишь, испидиция.

— Да, в экспедицья так, — подал гулкий голос Томисаар. — На один место не сидеть. Я знаю, я с Седов уже пыл на Новая Земля. Матрос не матрос — рапотай в экспедицья.

— А и ладно, — сощурился от дыма своей папироски Коноплев. — Все одно жалованье-то идёт, что на шхуне, что на льду. Не впервой и нам в снегах пути торить.

— Я вот чего думаю, — проговорил боцман серьёзнее, — одежду, обувку да вареги готовить надо б. В снегах-то небось не у матки родной — на себя одна надежда да на одёжку.

Из трюма доносились звуки передвигаемых ящиков, вскрываемых бочек — там орудовал Кушаков, переписы-ван запасы продовольствия. Седов полез в трюм.

Кушаков, увидев начальника экспедиции, растерянно всплеснул руками:

— Да что же это такое, Георгий Яковлевич! Три бочки солонины вскрыл, четыре бочки трески солёной, и всё, извините, пахучее. Масло тоже несвежее…

В трюм, закончив перекур, спускались Коноплёв с Томисааром.

Седов пробрался к бочкам, нагнулся над солониной, потом перешёл к треске.

— Юхан! — позвал он Томисаара. — А ну понюхай. И ты, Коноплёв, подойди!

Матросы приблизились к бочкам, принюхались.

— Пфу! — сморщился Юхан.

Коноплёв, поведя над бочками носом, покачал головой.

— На худой товар, да слепой купец, — изрёк он глубокомысленно.

— Кто принимал это от подрядчиков? — нахмурился Седов.

Кушаков развёл руками.

— Привезли от Демидова в последний день, и суматохе некому было и проверить, — проговорил он виновато. А именно он, врач экспедиции, должен был проверять качество продовольствия.

— Ох, мерзавцы! — проговорил с тихой злостью Седов. — Под суд таких подрядчиков, под суд! Ну, погодите, вернусь я в Архангельск, ужо отблагодарю!