Иду в неизвестность - Игорь Чесноков

ВЕХИ ПУТИ

«Фока» во льдах. Огромные льдины, бледно-зелёные на беспорядочных изломах, цепко стиснули шхуну. Этими льдами, нанесёнными с севера, забило бухту, посреди которой застыл корабль, обложило все видимые острова, затянуло открытое море. Льдины, ещё вчера с грохотом теснившиеся друг на дружку, таранью долбившие корпус засевшего на мели «Фоки», сегодня безмолвно застыли во всей округе, притиснутые мощными полями и схваченные морозом, спустившимся ночью из подоблачных высот, со снежно-ледяных вершин огромных гор. Эти величественные в своей громадности седые дикие горы громоздились вдали почти по всему протяжению берега, отгородив попавших в бухту мореплавателей от восточных пределов земли. От западных, южных и северных отгородило их необозримое море, забитое клыкастыми наторошенными льдами. Всё побережье и ближайшие скалистые земли полуострова и острова Панкратьева с востока и с севера и дальних островов — Крестовых и Горбовых на западе — упрятались под снежным покровом. И хотя на календаре было начало октября, всё вокруг безмолвно свидетельствовало о том, что зима, внезапно накатившись на эти берега, царственно и враз подчинила себе здесь всё.

Не шелохнувшись стоял во льдах «Фока». С не убранными ещё парусами, не зачехлённой трубой — во всём своём мореходном виде, будто замерла шхуна, ожидая, что вот-вот зашевелятся и разойдутся льды и, растолкав их своими круглыми боками, вновь выйдет она на вольную воду, поплывёт дальше.

Однако ни тёмное низкое небо с белесым отсветом от бесконечных льдов, ни замершая стрелка барометра, закреплённого на переборке кают-компании, ни сама застывшая на морозе тишина, нарушаемая лишь нетерпеливым взлаиванием истомившихся в клетках собак, — ничто не давало надежды на отступление тяжёлых, сомкнутых морозом льдов, на уступку самого мороза, этого безраздельного могущественного владыки здешних мест. Октябрь для северного острова Новой Земли — зимы начало.

Всё это понимал Седов. Не было сомнений на этот счёт и у опытного морехода штурмана Сахарова, не раз ходившего прежде к Новой Земле на промысловых судах. Гористая земля, у которой оказался «Фока», значилась на адмиралтейской карте, составленной ещё Фёдором Петровичем Литке, островом Панкратьева. Но на поверку земля оказалась обширным полуостровом с примыкавшим к нему с севера островом. Эта ошибка Литке, быть может, и стала роковой для экспедиции. Надеясь пройти между указанным па карте островом и берегом, Седов внезапно обнаружил, что Южный Панкратьев — не остров, и вынужден был развернуть «Фоку» на обратный курс, чтобы обойти неожиданное препятствие с запада. Тут-то и обнаружилась не означенная ни на одной карте каменистая банка, на которую сел «Фока». Сел плотно, хотя шли медленно, с промерами, и глубины не предвещали опасности.

На банке «Фока» просидел несколько дней. И никакие усилия уже отчаявшейся команды не смогли освободить шхуну — настолько прочно засела она.

Тем временем стали подходить льды. Они всё больше сплачивались вокруг. Но вот начался сильный шторм. Льды пришли в движение. Огромная толстая льдина-бродяга, надвинувшаяся откуда-то с севера, начала яростно колотить на волнении в борт «Фоки». Ситуация становилась критической, и Седов готов уже был в любую минуту отдать команду оставить судно. Корпус «Фоки» выдержал, но льдиной, к большой радости мореходов, сдвинуло шхуну с мели.

Однако пытаться выбраться из льдов было уже поздно. Шхуна оказалась в ледовой западне.

Тем же штормом многострадального «Фоку» придвинуло вместе со льдом почти к самому берегу Панкратьева полуострова. Там и сковал его мороз своими ледовыми цепями.

«Но быть может, не ошибка Литке, а другие, свои ошибки привели в конце концов и так-то припозднившегося «Фоку» к этой вынужденной зимовке?» — невесело размышлял Седов, сидя за столом в своей каюте и перебирая описи карт Новой Земли.

На память явились слова старого капитана Лоушкина: «Верь моему слову неложному: ледовитый нынче год. Недалеко уйдёте».

Он сказал это Седову после лекции о намечавшемся походе, с которой Георгий Яковлевич выступил в июне в актовом зале Архангельского общества изучения Русского Севера. Седов вслух не стал подвергать сомнению слова многоопытного северянина-капитана.

И всё же изо всех сил стремился ускорить выход в море.

Но всё ли от него зависящее для организации хорошо подготовленной экспедиции сделал сам он, не новичок в полярных плаваниях, один из лучших среди своих коллег, морских гидрографов, сделавшийся известным в чине всего лишь штабс-капитана даже царю? Не поторопился ли он и здесь, как торопился (и пока вполне успешно) в иных своих значительных предприятиях? Ведь скорым оказалось и само восхождение Седова по служебной лестнице, по лестнице своей судьбы, уготованной себе самим.

Вслед за тем, как молодым поручиком Седов был зачислен в Главное гидрографическое управление, он попал в гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана, под начало Александра Ивановича Варнека. Экспедиция на пароходе «Пахтусов» в 1902 году обследовала берега и прибрежные воды Белого и Баренцева морей, Новую Землю, Вайгач. Седов самозабвенно отдавал всего себя работам по инструментальной съёмке берегов, промерам глубин, по завозу материалов и строительству навигационных знаков. Группа, которой руководил Седов, все задания выполняла неизменно быстрее, качественнее, точнее других. Седов умел заинтересовать своих людей работой, зажечь, поднять их дух где шуткой и смехом, а где примером. Не гнушаясь тяжёлого труда, Седов всегда сам брался и за весло, и за бревно, и за топор, первым выскакивал из шлюпки в прибойную волну, первым шёл по зыбким льдинам и во всём оказывался впереди своих людей, неизменно увлекая их за собой.

Руководитель экспедиции, опытный гидрограф Варнек в конце концов на самые трудные и ответственные дела, особенно сопряжённые с немалыми опасностями, неизменно стал посылать энергичного, бесстрашного, но и при необходимости осторожного, умелого поручика Седова.

Познакомившись с полярными морями, с Арктикой, Седов пришёл в восторг от этого края. Он с огромной радостью направился в Северный Ледовитый океан и во второй раз, в 1903 году, на том же «Пахтусове», уже заместителем начальника экспедиции генерала Фёдора Кирилловича Дриженко, «крёстного отца» своего. «Вот дело, достойное настоящего гидрографа, — отмечал Седов в своём дневнике, — вот край изумительный, беспощадно суровый, но и невыразимо живописный, чарующе таинственный, магически притягательный. Это край, где проверяются характеры, где куются бойцы. Слабому здесь места нет».

Полюбив этот край, Седов понял, что может и должен сделать для него больше, чем он делает по долгу своей службы. Он принялся за изучение трудов по Арктике, по истории исследования и поразился тому, как мало, мизерно мало сделано для оживления колоссального края, необозримых земель, прилегающих к Северному Ледовитому океану. Его взволновали и захватили идеи Ломоносова, Менделеева, Макарова, Кропоткина о необходимости освоения этого грандиозного национального водного пути, способного оживить жизнь всей Сибири, богатейшего и обширнейшего на земном шаре края, всё ещё дремавшего в забытьи, края, к которому уже приглядывались иностранные промышленники-хищники.

Но вот пришло известие о разгроме японцами русской эскадры Рожественского на Дальнем Востоке, о начале русско-японской войны. Седова поразила трусость командования эскадрой, позорная капитуляция перед вероломным врагом. Поручик по адмиралтейству подаёт рапорт о зачислении его во флот и просит направить на театр военных действий. Он попадает в Амурскую военную флотилию, защищавшую вход в великую реку. По окончании войны некоторое время пришлось ему служить по гидрографии на Тихоокеанском флоте.

Но и на Дальнем Востоке Седову но даёт покоя Северный Ледовитый океан.

Георгий Яковлевич внимательно следит за всеми событиями, связанными с его изучением, освоением морских путей в Арктике. Свои мысли по этому вопросу излагает в печати. Наиболее яркими стали его статьи «Северный океанский путь» и «Значение Северного океанского пути для России». Они были напечатаны во Владивостокской газете «Уссурийская жизнь» в конце 1900 и в начале 1907 года.

За что ратовал в них русский гидрограф? Не просто за изучение, но за скорейшее освоение Северного морского пути в хозяйственных и военно-стратегических целях и ещё «ради отечественного долга перед Родиной и национальной гордости».

Вначале необходимо организовать небольшую экспедицию в составе двух отрядов для обследования восточной части пути от устья Енисея и от Берингова пролива одновременно, считал Седов. Там же, в статьях, он намечал и программу обследований. Нетрудно будет соединить западный участок — от Белого моря до Енисея, по которому уже совершаются единичные плавания, — с восточным, указывал Седов.