Страстное тысячелетие - Вадим Жмудь

Я был похож на одного из них, когда добрался до города: лохмотья, борода, обветренное лицо, загорелое тело...

Я увидел её и перестал видеть других, ибо она была красавица даже по нашим меркам. Генетически все люди очень близки. Это я знал не только из теории, но и по собственному опыту, ведь я - космолетчик, разведчик первой линии, открывший планеты Q-12 и Ахой-ахой. Эта планета была третья, а эта женщина была первой красавицей среди всех, кого я видел, а видел я много. Я улыбнулся ей, постарался сделать это как можно ласковей. Она ответила улыбкой - первый контакт с этой цивилизацией. Я улыбнулся ещё ласковей - она что-то сказала. Я погладил её волосы и поцеловал руки. Она поначалу отпрянула, но потом прильнула ко мне на короткий миг. Затем схватила меня за руку и увлекла за собой. Я не помню, куда и сколько времени я шел, помню только, что, очутившись в какой-то хижине или сарае, она замкнула ветхие двери и подперла изнутри доской. Когда она стала раздеваться и целовать меня, я вдруг понял, что я могу сохранить свое "Я", продлить жизнь своей душе так же, как мы делаем это дома. Никто и никогда не делал этого с представителями другой цивилизации, но у меня появился шанс. Ампула со снадобьем встраивается в зуб, её можно прокусить, но делать это надо тогда, когда слияние уже началось... Я так и сделал. Она оказалась девственницей, но я не успел удивиться, поскольку сознание начало уходить из моей старой оболочки и заполнять будущую новую... Моё "Я" сладко засыпало, и в самый острый и сладостный момент слияния я на время перестал себя ощущать, как будто погрузился в сон. В этот миг тело космолетчика перестало быть моим, перестало ощущать что бы то ни было.

* * *

Я родился в шестой раз. На этот раз я был сын человеческий. Я помню себя ребенком, помню тех людей, которые считали меня своим сыном. Отец был плотником. Он не был ни плотником, и ни отцом мне. Просто он чинил мебель, пришедшую в негодность, за это соседи угощали его наливкой, я для меня давали сушеных фруктов. Я не называл его отцом, люди не называли его плотником, но мою мать люди считали его женой, так как жили они под одной крышей.

Я помню всё о своём детстве. Теперь я пишу дневник. Пожалуй, его следовало бы озаглавить "Гадкий утенок", или, быть может "Маугли". И хотя я в совершенстве изучил литературу своей второй родины, я с сожалением осознаю, что мой дневник никогда не станет достоянием этой культуры. Это невозможно. Потому что если бы они осознали истоки того, что мной описано, поняли кто я, по сути, и кто я для них, они протестовали бы всей душой против правды. Потому что самое подходящее название для моего дневника - "Евангелие от Иисуса".

* * *

Я хотел понять их. Когда мне это удалось, я ужаснулся.

* * *

Я осознал, что не были они ниже меня, но страшным было то, что они были такими же, как я. Изучая их, я познал самого себя. Я почувствовал себя частью этого народа, и во мне было то же зло, что и в них. Но я раньше этого не замечал, ибо я жил по другим законам, и легко мне было быть справедливым и добрым. В их жизни это было нелегко, или даже вовсе невозможно.

Мы не пишем дневников. Трудно писать о себе плохое, а если не писать этого, а только хорошее - то это не дневник. Создавать ложный образ о себе стыдно даже перед самим собой. Поэтому мы не любим читать о себе не только то, что пишут о нас другие, но и то, что написали когда-то сами. С возрастом приходит это понимание, мои соотечественники все понимают это. Лучше быть лучше, чем кажешься, чем казаться лучше, чем быть. Поэтому дневники не пишет никто. Но я решился. Наверное, потому, что я уже не вполне житель Лазурита. Я уже и сам не вполне осознаю, кто же я такой.

* * *

Я наблюдал за ним достаточно долго, чтобы понять, что он делает. Этот человек мне был симпатичен. Он стоял по пояс в воде и обращался к людям. Он убеждал их омываться, смывать с себя грязь мирскую, а с ней очищаться от греховных мыслей. Он призывал их думать о вечном, отрешившись от сиюминутного. Он призывал оттолкнуть от себя зло и повернуться навстречу добру. И хотя он несколько смутно толковал разницу между добром и злом, всё же это был акт оздоровления морального, совмещенного с физическим действием, это помогало, его последователи испытывали облегчение. Поскольку дикое состояние, в котором они находились, требовало какого-то действия наряду с духовным очищением, его метод был очень хорош для них. Я узнал его, но мне захотелось познакомиться с ним поближе. Я подошел и обратился к нему:

- Я хочу выслушать твое слово и омыться у тебя.

- Кто ты?

- Мое имя тебе ничего не скажет. Я пришел издалека.

- Мне кажется, я знаю тебя. Ты - Иисус, сын Марии. Мы состоим в родстве.

- Да, Иоанн, и всё же я пришел издалека.

- Я знаю. Расскажи, что тебя тревожит?

- Меня тревожит, что люди живут не так хорошо, как могли бы при том достатке, что посылают им плоды их трудов. Многие из них жестокосердны, думают о наживе и не помогают друг другу.

- Что же тебе до этих людей?

- Чужая боль иногда сильней собственной. Люди живут в дикости, они доставляют друг другу мучения и тем тешатся, спасаясь от собственных невзгод. Я много наблюдал и изучал людей. Чем больше изучал, тем меньше мне нравилось то, что я вижу. Я видел людей, кого веселило чужое несчастье, поскольку позволяло чувствовать себя счастливыми, хотя это было далеко не так. Жизнь человеческая ценится повсюду низко, здоровье не ценится вовсе, а любовь считается товаром.

- Только девки торгуют любовью!

- Девки делают это открыто, остальные поступают также, но называется это иначе. Такую любовь, которую нельзя продать, не замечают, а если и заметят, так растопчут. Любовью торгуют все - правители и стражники, священники и нищие, купцы и землепашцы, хозяева и рабы. Каждый старается либо урвать побольше за любовь или дружбу, или за услугу словцом или поступком, либо купить всё это у других. Покупающих себе услады уважают все, продающих большей части презирают, тех же, кто не продает и не покупает, ненавидят.

- Даже если ты прав - тебе-то что до этого?

- Люди живут так, как нельзя жить людям. Я их не смею осуждать, ведь это мой народ.

- Только царь называет людей своим народом.

- Неужели?.. Я не могу презирать их - я могу лишь любить их, любить даже сильнее, чем тех, кого оставил ...

- Ты оставил кого-то?

- Да. Я же сказал, что пришел издалека. Как мать любит несчастное дитя сильнее, чем счастливое, как человек бережет ушибленный палец с большей заботой, чем здоровые пальцы, так я полюбил новую родину сильнее, чем прежнюю. Я не могу смеяться над людьми - я могу лишь скорбеть об их несчастьях. Если бы я мог, я бы исцелил их, и я пытался помочь тем, кого ещё можно было спасти без лекарств. Но не так люди нуждаются во враче, как в духовном оздоровлении. Словом тоже можно излечить от некоторых физических болезней, но важнее излечить от черствости души. Если бы люди слушали самих себя, свою совесть, им бы не зачем было слушать других. Но они не стремятся иметь здоровую душу никто из них, хотя все хотят силы и здоровья тела.

- Людей надо учить. Я пытаюсь учить их добру.

- Сказал ты: "В пустыне приготовьте путь господу нашему!" Почему так говоришь?

- Надо иметь сердце чистое, не отягощенное помыслами к худому, жаждой мирского, чистую душу, готовую к принятию Господа, который грядёт. Пустой должна быть мошна помыслов и желаний - и наполнится она дополна благодатным ученьем Божиим.

- Разве пустая душа лучше воспримет добро, чем душа подготовленная? Неужто почва пустая лучше родит, чем добрая? А если Господь, которого ты ждешь, не придет?

- Он придет, или пришел уже. Иначе - беда.

- Нельзя ждать веления свыше, прежде, чем творить добро. Надо самому себе велеть. Человек должен высший суд иметь внутри себя, а не ждать его снаружи.

- Что же хочешь ты от людей? Чтобы внутри себя растили бога?

- Чтобы любили друг друга и помогали в трудное время. Каждый человек частица бога, если он живет и поступает с людьми так, как хотел бы, чтобы жили и поступали с ним все остальные.

- Да, ты прав. Люди должны воздавать добром за добро и лишь за зло платить злом, иначе ведь зло не уничтожишь. Но, к сожалению, люди перестали быть справедливыми.

- Я не соглашусь с тобой. Если за зло платить злом - зло будет шириться. Если добром отвечать лишь на добро - добро будет убывать. Мало быть справедливым - надо быть добрым к другим вплоть до несправедливости к себе самому. Если тебя обидели - прости. Не осуждай, а пойми и прости того, кто нанес тебе обиду, и тогда тебя простят за те обиды, которые ты нанес, сам того не ведая. Если тебя ударили по одной щеке - подставь другую.

- Это мне не понятно.

- Надо, чтобы за добро не воздавали злом, чтобы малое зло прощали с легким сердцем, а не позволяли ему родить большее зло.

- Почему надо прощать зло? Можно ли победить его так?

- Случается ли, что молния поражает чей-нибудь дом, и чтобы он сгорел дотла?