Огненная река - О Чонхи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Откуда они у тебя?
— Это последний.
Быстро мелькали кадры. Я сел на край подоконника и смотрел на экран телевизора через голову мальчика. Я только мог догадываться, что индеец с воткнутым в волосы пером и белокожий мальчишка борются, но не мог следить за быстрым движением камеры. Ребёнок то тяжело вздыхал, забыв про персик, то бросался непонятными ругательствами, то издавал радостные возгласы.
В комнате стало совсем темно, виден был только его силуэт, синеватый от экрана телевизора.
По-прежнему было слышно, как в кухне капает вода из крана.
«Эй, сходи-ка на кухню и закрой кран», — сказал я ребёнку.
— Я хочу досмотреть.
Мальчик уставился на экран и даже не сдвинулся с места.
Когда мультфильм закончился, ребёнок начал щёлкать пультом по разным каналам. Видимо, мультфильмов больше нигде не было. Мальчик выключил телевизор и подошёл ко мне; кажется, он испугался темноты. Ещё громче стало слышно, как капает вода из крана.
— Кому я говорю, закрой кран!
— Включите, пожалуйста, свет, дедушка.
— Смотри, как светло ещё.
— Мне ничего не видно. Мне страшно, когда я не вижу вашего лица.
— Что ты несёшь?
Я поцокал языком. Ребёнок встал.
— Мне пора идти.
— Подожди немножко, скоро будет шоу-программа. Посмотришь её и уйдешь.
— Если будет слишком темно, то я могу заблудиться.
Я положил руку ему на плечо.
— Хочешь соку?
Ребёнок опустился на пол.
Я налил воду до краёв в два стакана и насыпал в них апельсиновый порошок.
Потом я повернулся к нему спиной и достал пакет со снотворным из-под свёрнутого одеяла, лежащего в углу. У меня сильно дрожали руки, надо было очень осторожно открыть одной рукой капсулу, чтобы не рассыпать лекарство. Я высыпал в стакан содержимое одной капсулы и взглянул на мальчика… Он ничего не заметил.
Я высыпал снотворное из второй и третьей капсул в его сок. А потом наблюдал, как мальчик с жадностью пьёт напиток, на поверхности которого плавал белый порошок, смотрел, как его ещё неразвитое горло поднималось и опускалось при глотках.
— Ну, теперь мне действительно пора идти.
Его глаза заволокло сном.
— Мне хочется спать.
«Можешь уходить», — холодно ответил я. — «Куда ты собираешься идти?»
— Сегодня люди убили мою собаку. В сильный дождь в сосновом лесу она родила щенков. Я воровал продукты и кормил её щенков было всего пять, и когда я их увидел, два из них были уже мертвыми. Остальные даже глаза ещё не открыли. Но люди насильно забрали собаку, а мне дали персики. Они мне сказали: «Если она станет бездомной, то заболеет бешенством и кого-нибудь покусает».
Слушая ребёнка, я вспомнил, что видел днем синий дым от горящих свежесрубленных веток в сосновом лесу.
— Да, я тоже видел.
Ребёнок ненадолго замолчал.
— А дальше что люди сделали с этой собакой?
— Они надели ей на шею верёвку и повесили на дерево. Собака барахталась, и глаза отливали синим светом, потом её тело бессильно повисло. Люди положили в кипящую воду щенка, который ещё даже не успел открыть глаза. А мне дали три персика и сказали, чтобы я уходил. Поэтому я их…
Ребёнок так и не успел договорить. «Тук», песик выпал из рук.
— Ко сну тянет, дедушка, мне хочется где-нибудь лечь.
Он с трудом поднял тяжёлые веки, посмотрел на меня и повалился на бок.
Я выключил телевизор и зажёг лампу дневного света.
Ребёнок, не чувствуя, что его щёки облепили мухи, спал, приоткрыв рот и дышал неровно. Иногда он что-то лепетал, вздрагивал руками и ногами, будто ему снилось что-то тяжёлое.
Ярко-розовый персик увял, и мякоть в том месте, где он надкусил, стала сухой и тёмной. Потом и его облепили мухи.
Я смотрел в тёмное окно. Заря, разгорающаяся на низком холме за сосновым лесом, как пожар, стала зловеще-синей, болото бурлило лягушачьим кваканьем.
Февраль 1976 г.Магнолия
За окном опускались сумерки. Я протёрла мутное стекло, посмотрела в окно и подумала, что на улице ветрено. Это было видно по еле заметным, как пыль, снежинкам.
— Рисуешь магнолию? Или мандалу[9]?
Я рисовала контуры цветов и фанатов, экономно используя короткое дневное время, и грела под мышками постоянно мёрзнущие руки, когда по спине вдруг прошёл озноб от голоса, неожиданно прозвучавшего в пустой комнате. Я обернулась. Хансу закрыл входную дверь и стал, прислонившись к ней, лицо его было красным от пьянства. Он, видимо, до сих пор помнил о магнолии, которую я так и не смогла нарисовать, хоть и очень старалась.
Нарисовать магнолию… Ах, какая это мечта! Только лишь мечта, не более.
Магнолия, пурпурная магнолия или белая. Это цветы-заклинания, и они необходимы, когда мы призываем духов умерших. Раньше магнолию не сажали даже в саду перед домом. Дух, что расцвёл на белых костях моей матери. Цветы, с надёжностью гармонии отражающие белый свет, с яркостью горящей в ночи электрической лампы. Беззвучно лопающиеся бутоны, превращающиеся в дух чистой Девы.
Это бесчисленные рты. Они цветут всю ночь, как будто соблазняя людей, льнут к ним и, как пиявки, высасывают душу ночи.
— Нет, сейчас нет магнолии.
Я ответила неудачно. Это было всего лишь жалким оправданием. На самом деле, причина не в том, что магнолия сейчас не цветёт. Просто у меня никак не получается нарисовать её.
Белые цветы магнолии распускались на грешных костях матери, которые так и не побелели, до того как покрывавшие её кости травы отцвели и высохли в пыль. Цветы, распускающиеся по ночам, летали высоко-высоко в бесконечном небе и закрывали его, но кости матери так и не побелели.
Однажды, когда я пыталась изобразить магнолию, Хансу сказал, что я рисую мандалу. Он коснулся моего больного места, и я, почувствовав холод в сердце, молча вышла из художественной мастерской, повернув холст, где на синем фоне были рассыпаны бесчисленные белые пятна. Хансу убрал со стола блюдо с фруктами и вазу с цветами. Потом взял в руки гранат, с силой разломил его, протянул мне половину, а сам стал грызть вторую.
— Кисло, правда, кисло? Именно в этом и заключена суть. Да, гранат кислый.
— Я не поняла, о чём ты?
— Если ты не понимаешь, значит, этот разговор не имеет смысла.
Хансу, скривившись от вкуса граната, слегка ударил пальцами по своим губам.
— Иди-ка домой и займись ребёнком. У тебя не получится рисунок, как бы ты не старалась.
Он мог бы не говорить этого, я и так собиралась уходить.
Действительно, у меня не получится нарисовать магнолию. Если постараться, я как можно точней и красивей нарисую фрукты и вазу, но я никогда не смогу нарисовать цветущую магнолию. У меня как будто ядовитая двухголовая змея свернулась в груди. Я повернула незаконченную картину с вазой и гранатами так, чтобы не было видно изображения, и накинула пальто. Потом некоторое время постояла в нерешительности: и дальше выслушивать колкости Хансу, стоящего в дверях, или пройти мимо, попрощавшись лишь глазами?
— Извини, если я помешал тебе.
Как только его рука коснулась моего плеча, я тут же почувствовала, как во мне с треском порвалась туго натянутая струна. У меня потемнело в глазах. Я подумала, что Хансу хочет меня обнять. Вдохнув запах алкоголя, я вышла из комнаты. Он высунул голову в коридор, удивлённо посмотрел на меня, сказал «до свидания» и хлопнул дверью.
Я ещё немного постояла.
— Ты чуть не прищемил мне нос!
Повернувшись, я медленно пошла по бетонному коридору. Даже при свете дня старая лестница этого ветхого здания была темна и опасна. Стараясь не оступиться, я осторожно делала каждый шаг.
«Иди домой и займись ребёнком»? Мой муж довольно часто так говорил. Услышав это, я бледнела и отвечала довольно резко, но без дрожи на сердце от гнева и оскорбления: «Конечно! Если бы мне было о ком заботиться, я бы так и сделала!» Но теперь рядом со мной больше нет людей, кто так относился ко мне. Все знакомые считают, что при мне говорить о муже и ребёнке — большая бестактность. Все касаются этой темы с большой осторожностью. Впрочем, такая реакция лишь показывает, что они не хотят вреда, и прежде всего, себе.
Сонхи, которая так мило пела «Бабочка, бабочка, давай полетим на гору Чхонсан», наверное, уже ходит в детский сад. Теперь она будет петь вместо «Бабочка, бабочка, давай полетим на Чхонсан» — «Бабочка, бабочка, прилетай сюда».
Бабочка, бабочка, давай полетим на гору ЧхонсанБабочка-парусник, ты тоже полетишь с намиКленовые листья опали из-за сильного инея в октябре…
Когда я спросила мать, где находится Чхонсан, она мне, маленькой, совершенно спокойно ответила, что это то место, куда отправляются после смерти, сунула в рот сигарету и прикурила её от спички.