Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

Я же приказал его приодеть и пригласил за наш стол — к нам на ужин. Нас было трое, — я, он и Маргит.

Будущая жена чуть не рухнула в обморок, когда я представил ей нашего сотрапезника. Она в первый миг не могла осознать, — зачем я сделал сие?

Она даже вскрикнула:

— Так это… Это был — ПРОВОКАТОР?!

Несчастный аж поперхнулся от таких слов. Я же жестом предлагая ему приступить к ужину, пояснил:

— Вот именно это и будут теперь про вас говорить… Нет, Маргит, это — не провокатор. Это — великий Ученый, а еще вернее — Учитель. Он умеет разжевать иным ученым все так, что они сами понимают свои результаты…

Ежли бы я казнил Вас, я б пошел против Господа… Я мечтаю о Развитьи Культуры в этой стране и убивать Учителя за его Убеждения… Нет, — за сие меня покарал бы Господь!

"Ученый" удивился. Поднял бровь, а потом, чуть махнув рукой, разломил хлеб и набросился на еду. По всему было видно, что его сейчас мучит голод, а обо всем остальном он решил поразмыслить как-нибудь в иной раз.

Когда он немного насытился, я сказал:

— Я хочу объяснить вам — вашу позицию. Ваши товарищи умерли страшною смертью и пред тем были мучительно пытаны. Я нарочно приказал перед казнью раздеть вас всех догола, — через много лет кто-нибудь да припомнит, насколько были заметны раны с ожогами на телах прочих, а ваша кожа — не пострадала.

Возвращенье в Европу для вас отныне заказано. Сами решайте, как теперь быть — но помните: я знаю, что Соловьи не Поют в стальных клетках. Ежели вы согласитесь с моим предложением, я предоставлю вам Свободу неограниченную и даже — положу известное жалованье.

За это вы… Будете просто учить. Учить детей и студентов всему тому, что вы Знаете и во что вы Веруете…

В этот миг Маргит ахнула, а визави прервал меня, подняв руку и отчаянно замотав головой:

— Я не Верю Вам! Вы знаете — во что Верю я и я не смогу Учить чему-то иному… Но Вы же убиваете нас, якобинцев, за то, — во что мы Веруем!

Мне тяжко было ответить на сей вопрос, но…:

— Нет. Я убиваю Вас не за это… Я сам Верю в Свободу, Равенство, Братство ибо — Родина моя Несвободна, жители ее Неравны — пока у нас в быту Рабство, и… я — Еврей и не считаю, что мой народ хоть чем-нибудь лучше, иль дерьмовее прочих…

Я — Верю в Свободу. Когда-нибудь моя страна получит Свободу. Я Верю в Равенство. Когда-нибудь мой народ Изберет своим Предводителем моего внука, иль правнука не за то, что он — Бенкендорф, иль — Природный Хозяин, но за то, что он — просто лучше других… И я Верю в Братство. Я Верю, что наступит тот день, когда мои латыши, эстонцы и финны примирятся с литовцами и поляками и ежели и будут против кого, — так против Империи, коя всех их в равной степени угнетает.

Но в то же время я — против Гильотины на площади. Я против того, что невинных баб и детей казнят лишь за то, что они — богаче и родовитей, чем прочие. Я — против бунтовщика Дантона, упыря Робеспьера и даже — Наполеона — дар полководца не основание для пресечений десятков династий в крохотных княжествах… Я — против Хама, затеявшего погромы по всей Германии, якобы "против жидов", а на деле — чтобы всласть пограбить, да — понасиловать…

И я Хочу, чтобы настал тот День, когда со словом "Свобода" не связывали бы слово "Террор", "Равенство" не означало бы — "Детоубийство", а за "Братством" не стояла бы — "Гильотина"…

И пока сей день не настал, я готов пытать и убивать того самого Хама, ибо он не сумеет ничего понять — кроме Стали и Пытки. Ибо даже маленького ребенка надо Пороть, чтоб он стал нормальным членом нашего Общества. А вот ежели не Пороть, то и вырастают Мараты с Дантонами…

"Ученый" долго сидел и смотрел на меня. А еще на меня смотрела моя Маргит и я знал, что мы будем жить с нею — долго и счастливо, ибо Счастье, когда жена тебя понимает…

Затем "почти что казненный" медленно встал из-за стола и, чуток запинаясь, спросил:

— Куда вы пошлете меня? Где я Должен Учить?

— Сначала — в Тобольск. Осмотритесь там, оглядитесь… Народ там простой и хороший.

Аристократов-помещиков почти что и нет… Поэтому Ваша Проповедь падет на добрую почву…

Осмотритесь, а там — может быть лучше начать и где-нибудь в ином городе — подальше от тамошнего генерал-губернатора. Чтоб не писали доносов, да всяких кляуз…

Каждый месяц к вам приедут мои егеря. Привезут жалованье, деньги для тех, кого вы примете на работу, учебники, прочее… Не стесняйтесь, требуйте у меня, чем смогу — помогу.

От Вас же требуется — вывести "паству" из политического, да экономического младенчества в коем она счастливо пребывает. Чем быстрее "Русь" откроет глаза, тем раньше получит Свободу и моя Родина. Да, и еще…

Вас я нигде не задерживаю. Но помните, — ежели вы заедете западней Екатеринбурга — вас могут узнать и тогда по гроб жизни не отмоетесь от звания "Провокатор"…

Прошло много лет. Мой "Ученый" изменил свои имя и внешность и стал одним из "Отцов Основателей" Горного Училища в Томске. Потом на него "повалили" доносы и я принужден был открыто выказать ему мое покровительство. Недруги мои стали копать и — вдруг выяснилось…

Скандал был, конечно же, страшный. Единственное, что меня тут спасло, было поведение Николая. Государь, как обычно, не стал вникать в науки "противоестественные", а лишь спросил:

— Хорошо ли он учит? Что дельного из того?!

Ему отвечали, что от "Ученого" выходят прекраснейшие инженеры и "горных дел мастера". Государь только хмыкнул и решительно повелел:

— Пока сей якобинец несет пользу Империи — не смейте тронуть его хоть бы пальцем! А всяческие новомодные завихрения… Это встречается у молодых. Навроде триппера. Повзрослеют и само — отойдет!

После этого он повернулся ко мне и, полушутливо погрозив пальцем, предупредил:

— Тебя, кстати, сие тоже касается. Спасти от казни вражеского шпиона… У меня нету слов. Скажи спасибо, что он — несет пользу нашей Империи!

Кто-то из слушателей только охнул от таких слов. Но… Государь думает, что у молодых инженеров "сие пройдет". Разве я сторож брату моему?

Но вернусь к моему рассказу. Самой странной историей из всех тех, что приключились этой зимой в Дерптском Университете стал день рождения Маргит. Но — по порядку…

Все, что мы сделали в Университете стало продолжением наших работ. Оптические прицелы — закономерное развитие работ группы Гадолина, тугоплавкие сплавы — работа, начатая Вольфрамом, хлорные пороха — тоже наши методики…

Самым же "неочевидным" открытием стало получение "сухого капсюля-детонатора". Объясню.

Бертолле создал "гремучую ртуть". При малейшем ударе по сей диковине происходит маленький взрыв. Этот взрыв поджигает порцию пороха — гремит выстрел. Все отлично, кроме одного "но"…

Гремучая ртуть боится воды. Малейшая сырость в воздухе и "ртуть" "плывет", насыщаясь водой, а патрон "сыреет" от этого.

Не будь сего феномена, "унитарный патрон" возник бы много раньше во Франции, но…

Как можно предохранить "гремучую ртуть" от воды? На ум приходит два способа: "наклепать" металл, иль — покрасить. Но "ртуть" "вытягивает" на себя влагу из масел и сыреет только от этого! И потом — ртуть боится ударов, и любой металл дает "основной окисел" при взаимодействии с кислородом. Окисел вступает в реакцию с ртутью, и та — химически разлагается…

Французы долгие годы ломали голову надо всем этим, ничего не придумали и создали "разборный патрон". Основу его составляла картонная гильза со вкладывающимся в нее листком меди с гремучею ртутью. Во все это засыпали пороховой заряд и зажимали фузейную пулю…

Возникшая фузея била на восемьсот шагов и сие стало верхом технической мысли всего якобинства. Но…

Использовались такие фузеи только в пустынной, да высокогорной Испании, где "составной капсюль" мог выдержать, не отсырев, чуть ли не — месяц! Но вообразите сей капсюль в болотистой, да дождливой Ливонии. Опытный образец сохранял способности к взрыву не более трех часов! Вот что такое промозглая слякоть. Такой капсюль был нам не нужен.

Мы повторили весь тот путь неудачных проб и ошибок, коий до нас проделали якобинцы. Ноль. Ничего. И вот тогда…

В моем ведении была секретная группа. Как я уже доложил, в свое время выяснилось, что некие окислы фосфора в условиях малого окисления обращаются в страшный яд. Дело сие не "кануло в Лету", но после долгих проб и ошибок пришли к выводу, что фосфор — слишком летуч и не успевает создать "летальную концентрацию" отравляющего вещества. (Не берем случай — узких ущелий, да — подземелия крепостей.)

Поэтому мы перешли к аналогу фосфора — мышьяку.

В отличие он гидрида фосфора, иль — фосфина, гидрид мышьяка, иль арсин, медленней окислялся природным воздухом и дольше сохранял "отравляющий потенциал". В отличие от фосфора, коий при нормальных условиях образует окисел "пять" (коий не обнаруживает отравляющих свойств), мышьяк преимущественно дает окисел "три", коий и поражает жертву. (Потом уже в организме происходит "доокисление" мышьяка, кое и приносит летальный эффект, а фосфору некуда — "доокисливаться" он и так уже целиком весь "окисленный"!)