Любовь дикая и прекрасная - Бертрис Смолл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, не Латифу, — терпеливо объяснил евнух, — а новую, вторую жену визиря, Инчили.
— А откуда мне что-то может быть известно об этом? — надменно спросил банкир. — Я даже не знал эту даму.
— Возможно, и не знали, — согласился Ага. — Но готов спорить, что знала ваша бабушка. Госпожа Инчили была в нашей стране чужой. Единственное лицо за пределами дворца, с кем она общалась, Эстер Кира, а чтобы бежать, даме требовалась помощь извне.
— По-моему, вы говорили, что ее похитили, — невозмутимо заметил Эли. — Но разве чужестранка не могла подкупить евнухов, и те помогли ей? Почему же вы полагаете, что если моя бабушка была слегка знакома с этой дамой, то она и возглавила заговор? Где доказательства? Вы ведете себя оскорбительно, господин Ага, и я лично пожалуюсь султану на ваши действия!
Нарочито медленным жестом Ага извлек из рукава своего халата пергамент, свернутый в трубочку, и протянул банкиру.
— Если вы соблаговолите взглянуть на сей документ, то обнаружите, что это указ от султана, который дает мне право предпринимать всякие шаги, какие сочту нужными в данном расследовании. Султан не желает, чтобы печалился его друг и ценный слуга Чикалазаде-паша. А поверьте мне, Эли Кира, визирь испытает очень большую печаль, когда увидит, что его любимица исчезла.
Эли Кира посмотрел прямо в глаза Кизляру, а затем перевел свой взгляд на Хаммида.
— Я ничего не знаю об этом деле, — твердо сказал банкир, — и если у вас нет более веских доказательств, а есть только недостойные подозрения, то я вынужден просить вас покинуть мой дом.
— Не торопитесь, Эли Кира. Я намерен допросить остальных членов вашего семейства. В этот самый миг, согласно моему приказу, янычары вошли в женскую половину дома.
— Как вы смеете? — закричал банкир, побагровев от ярости. Он тотчас побежал на другой конец здания, а за ним неожиданно скорым шагом двинулись оба толстяка евнуха.
Из гарема уже доносились вопли ужаса и возмущения, и сцена, которая открылась глазам Аги, доставила ему немалое удовольствие. Именно такой животный страх ему и хотелось внушить женщинам Кира. Теперь, окидывая комнату своим взглядом рептилии, он понял, как тут надо себя вести.
Побелевшая как полотно Мариам Кира стояла, испуганно прижимая к себе своих младших дочерей, Ребекку и Сару. Старшая, Дебра, замерла подле, такая же бледная. Живая реликвия семейства, Эстер Кира сидела в огромном кресле, хрупкая, но грозная, словно сокол.
По зале слонялась толпа здоровенных молодых янычаров, и к молодым служанкам явно уже приставали.
Весь красный от гнева, Эли мигом похолодел. Тем не менее он набросился на Агу:
— Вот уж хуже оскорбления и быть не может, Али Зия! Я немедленно посылаю вестника к султану! Вы обвиняете нас в каком-то заговоре, но не предъявляете никаких доказательств! Врываетесь в мой дом со своими солдатами, пристаете к моим служанкам, пугаете моих женщин! Подтвердите ваши обвинения или убирайтесь!
— Замолчите все!
Эстер Кира умела заставлять себя слушать.
— В чем дело, Али Зия? Султан-валиде Сафийе не обрадуется, если я расскажу ей об этом вторжении.
Ага Кизляр оглядел старушку. Вот она — настоящая сила, скрывающаяся за вывеской банковского дома. Эта крошечная, внешне хрупкая старушка с ее всезнающими глазками-смородинками. Встретив их немигающий взгляд, Ага поежился. И улыбнулся.
— Что вы сделали со второй женой Чикалазаде-паши, Эстер Кира?
— А что с ней случилось?
— Я не знаю, но думаю, вам известно.
— Чепуха! Не понимаю даже, о чем вы говорите.
Ага снова улыбнулся.
— Это вся ваша семья, Эли Кира? — спросил он.
— Нет. Еще есть мои сыновья.
— Приведите их сюда.
Банкир кивнул девушке-служанке, и несколько минут спустя она вернулась с четырьмя мальчиками.
— Это все?
— Еще есть Ашер и наш кузен Джон, — беспечно отозвалась Дебра.
Ага коршуном набросился на эту добычу.
— Где ваш сын Ашер и кто этот кузен?
— Они уехали по делам банка, и их не будет еще некоторое время.
— Куда уехали? И кто этот Джон Кира?
— Я отослал их в Дамаск, а наш кузен приехал из Северной Европы.
— От кузена Бенджамена из Шотландии, — снова встряла Дебра.
Эли Кира метнул на дочь разъяренный взгляд.
— Помолчи, Дебра. Не следует заговаривать, если к тебе не обращаются. Ты ведешь себя слишком развязно.
— Али Зия!
Все глаза повернулись к Хаммиду.
— Али Зия! — Высокий голос евнуха дрожал от волнения. — Эта женщина Инчили родом из Шотландии! Я помню, она мне сказала, когда мы приняли ее в первый раз.
Ага сощурился. Вот и недостающее звено. Евнух резко повернулся и окинул взглядом сыновей Эли.
— Эти двое! — Он указал на младших. — Сколько им лет?
— Тринадцать и шестнадцать, — отвечал банкир.
— Славный возраст. — А следующие слова прозвучали ударами молота:
— Я окажу честь твоему дому, Эли Кира. Возьму сих достойных молодых людей в гвардию янычаров.
— Нет! — завопила Мариам. Сердце банкира забилось часто-часто, но голос его был тверд:
— Вы не можете этого сделать, Али Зия. Я плачу налог. Они не подлежат такой повинности.
— А я оказываю вам честь, Эли Кира. Ваши сыновья поступят в отборное войско, которое состоит под началом у самого султана. И вы не сможете отвергнуть мое великодушие, не оскорбив моего повелителя. И… я даже окажу вашей верноподданной семье еще большую честь. — Его взгляд переметнулся на юную Дебру. — Я беру вашу старшую дочь в гарем моего господина. Никогда не видел таких красивых глаз. Их фиолетовый цвет — такая редкость. Уверен, что после должной подготовки она очарует Мохаммеда.
— Нет! — теперь уже кричал Эли Кира. — Девушка обручена! Через два дня у нее свадьба!
— Ошибаетесь, друг мой, — улыбнулся Ага. — Через три ночи я представлю ее султану, и она войдет к нему в постель как свежая забава. Возможно даже, ваша дочь завоюет его сердце. Если нет, то доживет жизнь во Дворце забытых женщин.
Мариам Кира бросилась к ногам евнуха и пала ниц.
— Что вы ищете? — взмолилась она. — Я помогу, если только сумею. Но не берите моих детей, заклинаю вас!
— Мариам. — Банкир поднял жену с пола.
— Эли! Эли! — Она обратила к нему свое зареванное, искаженное ужасом лицо. — Какое дело ты сотворил? Что есть такого важного, что ты готов пожертвовать Давидом и Львом? Что есть такого, что ты соглашаешься приговорить Дебру к жизни в одиночестве и позоре? И если ты тут замешан, то скажи ему! Во имя Яхве, скажи, умоляю тебя!
Эли Кира в отчаянии оглянулся на свою бабку, Привычка, воспитанная годами, теперь яростно боролась в нем с отцовскими чувствами. Он просто не знал, что делать. Эстер вздохнула: