Полихромный ноктюрн - Ислав Доре

В сдерживающей перегородке образовалась брешь. Из неё высунулось рыло, оно своими размерами давало фору домашней печи. Этот бурдюк обнажил зубы, оскалился, после чего перетёк и показался во весь рост. Все увидели наглядный пример обладателя многовекового запаса жира со сферической мозолью с рубцом-впадиной, оставшейся после отпадения пуповины. Кожа то воздымалась, то опускалась. Наполнение его желудка рвалось наружу. Бурдюк задрожал, зашатался, а далее разорвал лапищами своё брюхо.

Каждый солдат из сопротивления внезапно ощутил присутствие безнадёжности, что превратилось в незримую фигуру. Само отчаяние встало по левое плечо от них, когда наблюдали за тем, как вываливаются обезображенные тела из утробы. Развёрстый антропоморфный студень, извергая рвоту, ударил останки — вытащил дубину, состоящую из трупов тех, кто когда-то жил в Оренктоне. На оружие живо колыхались конечности, а крошечные пальчики играли симфонию безжалостности, разбавляя её хныканьем.

«Ширококостный» застучал дубиной как малолетний герой, сражающийся в неравном бою с крапивой. Заверещал и неловко поковылял к живым. В этот момент его глаза засверкали углями голода.

— Встретим жирдяя со всем гостеприимством. Будет знать, как заблёвывать Огонь! — Приказал Бургомистр.

Вермунды засыпали смесь угля, селитры и серы в пушки из кованых железных полос; осталось всего пара орудий. Синхронно погрузили ядра в стволы, откуда тянулось лязгающее эхо. Констебль схватил палку с просмолённой паклей, спешно зажёг её и побежал, но споткнулся об сломанный пальник. Вермунд в тёмной накидке сумел поймать факел, что взмыл как стрела.

— Подпорки! — выкрикнул он, проверяя их наличие на своих местах, и поджёг пропитанные горючим веществом шнурки.

Грохот. Пушки выплюнули ядра, попали прямо в цель, вырвали шмотки плоти из тела бурдюка. Он завизжал, а затем, волоча дубину, скрылся через проделанный им же проход в жаркой ограде.

— Пусто! Больше нечем стрелять, — отчитался Хидунг. — Держим тварей, которые успели пробраться за этим стройняшкой.

— Нужно закрыть брешь! Готовьте склянки с «посшаном», — приказал Рэмтор и кинулся в бой.

Из одного из домов выбежали люди: спасались от глазочеев. Защитники поторопились на помощь. Шестипалый, сжимая свой Орден, рванул быстрее всех, с разбега снёс плечом одну из угроз и добил несколькими тяжёлыми ударами приклада. Помог подняться упавшей девице с чепцом на голове. Взял её за руку, повёл к остальным в чуть более безопасное место. Через несколько метров, впала в ступор, отказывалась куда-либо идти. Страх обездвижил её. Спаситель потянул на себя — та ни в какую. Нужно торопиться, задержки равны самоубийству. Слегка приобнял и с небольшими усилиями для скорости повёл дальше. В грудь и чуть ниже что-то кольнуло. «Ничего серьёзного», — подумалось ему. Тут девица застучала зубами, стан затрепыхался раненой птицей. Сжав руками плечи, удерживая её, намеривался образумить или вообще вырубить, чтобы быстрее добраться до лагеря. С утопающими так иногда делают — никакого хамства. Однако решающая деталь оборвала все намерения. Кривозубый отросток втягивался в живот через окровавленные дыры на платье. Так и смотрел пока не провёл по себе ладонью. Персты тут же намокли. Кровь, много крови. Вот она, боль толкнула его, раненый пошатнулся — не упал. Превозмогая внезапно нагрянувшую слабость, наставил оружие — не стрелял.

Вермунды истребили Р’одум, что успели проскочить, и меткими бросками восстановили пламенную преграду. Когда увидели раннего предводителя — стаей помчались к нему. Рэмтор стоял неподвижно, смотрел на обладательницу чепца, будто всматривался в прицепленную к нему однолетнюю свежую ромашку. Она рухнула на колени, и заныла: — Вы обещали защищать нас. Обещали! Тогда почему наставили на меня своё оружие? За что, что я вам сделала? — Прогнусавила она и провела мизинцем по торсу, в прокус на котором втянулся безобразный отросток. — А-а, теперь я вижу, ваши слова ничего не значат. Только обманывать можете, чтобы набить своё брюхо. Но ничего, скоро голод фатума дотянется и до выскочек вроде тебя. Справедливость восторжествует, изрубит вас всех, выжмет как грязную тряпку.

Раненый терял сознание, почувствовал запах утренних цветов, а когда моргнул, оказался на зелёном лугу. Над ним проносился тёплый ветер и ласкал лицо, вылепленное неизбывной усталостью; белые семянки взлетали к небу, где закручивались в винтообразный поток. Рэмтор очаровался, заслушался журчанием далёкого ручья. Эхо нашёптывало о кристально чистой прохладной воде. В нарисованную воображением картину пробрался шелест травы. Потерянно обернулся и увидел: навстречу шла особа, протягивая белый цветок. Вдали, за ней, белый круг огибал небо, не притрагивался к горизонту. Вот он — паргелий, который мечтал увидеть, сидя во тьме колодца. Желание сбылось.

— Заткнись, тварь. Ты больше не человек! — выкрикнул Хидунг.

— Неужели? Я… человек… — проблеяла девица и сорвала ромашку со своего головного убора. Исполнитель нажал на спусковой крючок — выстрела не последовало, закончились пули. — Я больше, чем ты можешь представить…

Уродливые слова захлебнулись, на плече вырисовывалась багровая черта. Исзм вышел из ниоткуда, встал перед ней. Она загорелась яростным стремлением проделать с ним то же самое, что и с главой Гной-города. Не вышло, плечевой сустав отпустил верхнюю конечность в свободное падение. Заверещала пуще прежнего. Уст отсёк и другую, мнимой бесконечности руки ни к чему. Схватил за лицо, резко, кроваво-беспощадно вытащил внутриутробного ездока. Сшиб пустую оболочку ударом ноги, разорвал, растерзал ту тварь. Швырнул останки на уродливую морду и со всей силы впечатал сапогом. Топтал и топтал безликую рвоту людоеда, поддался шёпоту ярости.

Бургомистра подхватили, потащили с собой к баррикадам, там положили на ткань, натянутую на металлические трубки. Белпер осматривает рану, безнадёжно выдыхает и молчит. Многое рассказывает выражение его лица.

— Теперь-то могу рассказать вам, как я выбрался из Колодца, — прерывисто сказал Рэмтор. — Вальдер переоделся в женское, чтобы пробраться туда, а потом скинул мне ложку вместо ключа. Лорд ошибся, представляете? Даже как-то не по себе. Но тогда удача оказалась за его спиной, и всё сложилось так, как сложилось. Это если вкратце. Теперь знаете, откуда взялась не самая правдоподобная женщина и обычная ложка.

— Мы догадывались о нечто подобном, господин Рэмтор, — произнёс Хидунг, с трудом натягивая улыбку.

— Где мой орден? Где Эво? — говорит Бургомистр и начинает водить рукой, пытается найти его, будто в нём хранится ключ от двери, что ведёт на тот зелёный луг.

— Он здесь, — произносит вермунд в накидке и вкладывает ружьё в руки. Пальцы тут же сжимают необычное оружие.

— Да…это была долгая ночь. Дух Государя… — прохрипел он.

— … Бежит по венам моим, — продолжили мундиры. Хидунг хотел отдать прощальный салют, поднять оружие в его честь.

Уст медленно подступал к одру. Никто его не останавливал.

— Ты достойно сражался. Твои действия, их вклад сложно переоценить,

— проговорил он и продолжил, но уже громче, чтобы все услышали. —