Полихромный ноктюрн - Ислав Доре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У этой твари почти получилось закончить задуманное, но покосилось, поскользнулось, упало на брюхо и завыло ещё громче. Начало зачёрпывать массивной челюстью гротескной головы, как казалось, спасительную для неё жидкость.
Вороны своей кожей унюхали отсутствия шансов на победу, с такой напастью им не справится. Да ещё и Р’одум хищниками выглядывали из тьмы вокруг, выбирали слабейшего. «Кто же, кто же?» — отскакивали овации нетерпения от их клыков. Идущим к спасению оставалось только выжидать подходящего окна и бежать из гной-города. Ведь если завяжется битва, выжидающие выходцы из мрака не побрезгуют воспользоваться моментом. В тот же миг задрожало всё, больше чем тяжёлая поступь загромыхала совсем близко — её источника не видно, совсем ничего не видно. Вот он — обратный рассвет надежды.
Р’одум застыли на своих местах, даже лоскуты их одежд сделали то же самое. Рвотный плавун взвился строптивым конём, в боку образовалась свежая рана. Внутри точно лопнул орган, если таковой вообще имел место быть там. Желейные клочки отлетели к сапогам, в кровоглоте появилось ещё несколько отверстий. Чудовище свалилось заполненным редисом мешком из-за пробоин в своей шкуре.
Грегор с опаской подступил, нужно убедиться в дохлости. Поднял фонарь чуть выше и провел им. Туша тут же как-то странно задёргалась, а увиденное породило рой вопросов. Из рваных ран показалась человеческая перчатка. Кто-то выбирался, прорывая мясной барьер тела монстра. Из невообразимой темницы освободился Жевешу, крылья — гагатово чёрные, мокрые от крови, она так и стекает с них.
Внутренний попутчик распрямил плечи, круговыми движениями размял их. Неужели затекли от неудобного положения внутри такого дилижанса? Высвободившийся отбросил мушкетон и произнёс: — Каково узнать, что не только вы можете прогрызать стены? — далее выхватывает топор и медленно подшагивает к голове. — С размаха вонзает его в гротеск, продавливает в ожиданиизаветного хруста. Хруст прозвучал, плавун открыл наполненные ужасом глаза. Убийца пристально смотрит прямо в них и успокаивает: — Ш-ш-ш-ш. Всё прошло. Голод больше не властен над тобой. А теперь я заберу кое-что. — Вырвав зрительную сферу, закидывает в рот, с отвращением пережёвывает. — Вкус как всегда незабываемый, — выкашливает шутка, а на указательном пальце потихоньку загорается желтоватый огонёк.
Вороны осторожно переставляют ноги, ставят удобнее, каждый мускул напряжён, готов к грядущему рывку на говорящего Р’одум. Они готовы, но не Полущёкая, что наблюдала за появившейся угрозой. Кана, кажется, узнала голос, только никогда не слышала его таким. Ей оставалось только каким-то образом проверить свою догадку, пока существа поодаль всё ещё изображали статуи, вылепленные гибридом любопытства и страха. Неужели глубокий инстинкт держал их на привязи?
Попутчик, закончив пережёвывать, выбрасывает раскрытую ладонь, жестом останавливает «пернатых». Лицо свежевателя маской соскальзывает, тем самым показывает правду.
— Рамдверт! — выкрикивает Кана. Она изо всех сил стареется приглушить желание подойти к нему. Через секунду, как и остальные, почувствовала на языке горьковатый вкус. Тело потяжелело, а после подул жаркий, сухой ветер. Сливающийся шум устроил плавный танец трёхдольного ритм. Из тьмы вокруг пробирались мокрые шушуканья: «Хор», — повторяли они одно и то же имя.
— Не двигайтесь, — приказал Рамдверт. Он вышел вперёд, в противоположенную сторону от Воронов. Под сапогами продавливался камень, трескался, а рвота людоеда разбегалась. Настолько велика была сила его поступи. Оставленные им следы источали едва уловимые потрескивания, крики холодного огня. — Семьдесят восьмая ночь пришла. Она уже здесь. Признаюсь, не ожидал увидеть тебя в таком виде. Скажи, тебе не страшно смотреть вниз? — спрашивает он в пустоту. — Впрочем, неважно. Ты стал ниже и больше не смеёшься, когда стоишь возле своего творения.
Рамдверт изобразил руками прямой угол и тут же хлопнул ладонями. Вуаль неведения унизили, сорвали, та оказалась не более чем осязаемой тряпкой. Вот он — полусогнутый Исполин, что обзавёлся дополнением. Из его ключицы торчала стоногая башня из мяса, усеянная грушевидными наростами с длинными мицелиальными тяжами у основания. Слизь обволакивает чудовищное архитектурное сооружение и тут же затвердевает, образует, на вид, прочную корку.
— Это необычное совпадение. Судьба и обстоятельства вновь плетут закономерности. Бывал на поле Кодулеж, говорил с твоим предшественником. Просил меня не отмахиваться от сострадания, быть милосердным. Все мы…игрушки вечно растущего Мундуса. — Квинтэссенции вылились из ничего, «Первые Вороны» выстроились в коридор, части левой и правой стены торжественно подняли оружие. — Они ждут твоих мучений. Хотят разорвать тебя на части. Ты слышишь их? Я слышу каждое мгновенье, каждый предсмертный хрип. Ненависть, ярость — всё со мной. Но… всё же, попробую, — Рамдверт похлопал в ладоши несколько раз, секунда в вечном так ничтожна, но не сейчас; пространство горестно засопело, хмыкнуло девичьим носом; из ран в воздухе вынырнули колоссальные лапы с когтями-фламбергами. Вцепились в живую башню, потянули на себя, чтобы погрузить в бездонную глотку-тоннель. Слишком сильно сопротивление. Тянущие достигли предела своих возможностей, а потому отступили, разлились чёрной водой. — Я пытался. Не вышло. Не повезло. Что ж… привет тебе от Предтечей. А теперь…. давай, повтори своё: ДЕ! — Выкрикнул Рамдверт, подняв руку. Перстень на указательном пальце горит всё ярче, насыщается, мерцает. И тут гаснет. Затишье. Откуда ни возьмись проносится сфера желтоватого цвета с чёрной сердцевиной, или же узкая полоса света. Вспышка, вышибая необъятный шматок, проделывает дыру в глашатом Саккумбиевой ночи. Только спустя какой-то промежуток времени — грохот, какой можно услышать при ударе молнии в столетний дуб.
«ДЕ» рухнул вниз, поднялись волны багровой слякоти. Рамдверт подходит к вершине, которая теперь стала подножием. Мелодично насвистывая, отрывает бескожного кадавра от инструмента с семью трубками. — Не этого я хотел для всех нас. Ты сделал всё что мог, Шылдман. Спасибо тебе, — поблагодарил он и зарубил агонизирующего старика, слившегося со своей супругой в едино целое. Сделал это с некоторой долей наслаждения. Во всяком случае, именно такое складывалось впечатление. — Теперь придётся ждать, — посмотрел Рамдверт на свой перстень. — Я попробовал примерить лицо шутки и, как выяснилось — помогало. А, точно. Меня всё равно съели…
Вся троица была готова проглотить свои язык,
