Буря Жнеца - Стивен Эриксон

Наконец он встал, достигнув цели путешествия. Перед ним стена имения. Принадлежавшего никому иному, как покойному Геруну Эберикту. Особняк заброшен, права собственности завязли, словно посреди болота, в клубке судебных исков, которым не видно конца. Герун, кажется, унес все богатства в могилу – загадка, не перестававшая занимать Странника.

Подошва массивного главного здания установлена поперек давно стершихся линий более старой структуры, некогда лежавшей посреди трех водных артерий: двух искусственных проток и ручья, исходящего из глубоких артезианских скважин, которые, в свою очередь, берут холодную, темную воду из-под слоев ила и лежащей под ними толстой известняковой плиты.

Эти каналы имеют особое назначение, как и то, что на четвертой стороне под улицей (проходившей здесь семь тысяч лет назад) лежит тоннель из обожженной глины. По нему, отдельно от прочих потоков, протекала вода из глубин реки. На все четыре стороны – драгоценная животворящая кровь Старшего Бога, которому поклонялись в простиравшемся на этом месте храме.

Эберикту следовало бы знать об этом факте. Здесь любой наемный провидец легко предсказал бы его гибель в руках великана – полукровки. Вовсе не случайно, что существа тартенальской крови тянутся к Маэлу, даже сейчас – они слышат едва различимый шепот инстинкта, говорящий, что именно у воды был выкован первый союз Имассов и Тартеналов – а точнее, Тоблакаев. После заключения союза те из великанов, что пожелали сохранить чистую кровь, пересекли океаны и совершили Великие Высадки на берега этого и других материков. Первопроходцы, что приплыли сюда, стали впоследствии злобными, алчными богами Тартеналов.

Но не только Герун Эберикт и бесчисленные жители Летераса не помнят – или, может быть, постарались забыть – об изначальной важности того, что скрылось с поверхности земли.

Странник двинулся дальше. Сквозь ограду имения. Потом – вниз, сквозь плиты двора, призраком скользя в слоях мусора и песка, в застоявшийся, дурно пахнущий воздух глиняного тоннеля. Он оказался по колено в густой от осадков воде. Поглядел на внутреннюю, наклонную стенку тоннеля, оценивая свое положение относительно остатков древнего храма. И прошел сквозь стенку.

Осколки камня, плотно стиснувшие друг дружку; залившая все промежутки черная, плотная глина. На строительных блоках сеть трещин – следы бушевавшего огня. Кое-где на кусках штукатурки пятна минеральных красок. Повсюду черепки, бесформенные обрывки медных листов, почерневшие слитки серебра и вызывающе-яркие слитки золота – все, что осталось от запутанной жизни смертных. Напоминание о руках, которые некогда касались, придавали форму, забивали гвозди и шлифовали края, смешивали краски и сметали пыль; о руках, от которых остались лишь предметы, навевающие горькую мысль насчет тщетности всего сущего.

Раздраженный и недовольный бог пробивал дорогу сквозь кучи всяческих остатков, расчищал путь. Угловатые объемы обвалившихся стен. Синяя смальта, изображавшая покой моря – большинство фрагментов отвалилось, обнажив серую штукатурку со следами надсечек, оставленных укладывавшими плитку мастерами. Странник, задыхаясь, скорчился в узком пространстве. Время не рассказывает красивых историй. Нет, время передает немое послание, повествующее о распаде и безотрадной монотонности.

«Ради Бездны, что за неподъемная тяжесть!»

Странник глубоко вдохнул спертый, мертвый воздух. Еще раз…

И ощутил – не так уж далеко – слабый шепоток силы. Остаточной, почти бесполезной… но сердце бога тяжело забилось в груди. Святость сохранилась. Тут не было осквернения – значит, задача стала много проще. Почувствовав облегчение от мысли, что ему вскоре удастся покинуть мрачное место, Странник направился к источнику силы.

Алтарь был скрыт грудой обломков – упавших с потолка, плотно спрессованных известняковых глыб. Вся эта тяжесть обрушилась с силой, достаточной, чтобы расшатать плиты пола под святым местом. Еще лучше. И… да, полная сухость. Он мог бы загнать в утробу храма тысячи «толчков». Десятки тысяч!

Странник подошел еще ближе, присел, положил руку на алтарь. Ему неприятно было ощущать потоки, плоскость источенного водой базальта, глубокие канавки, по которым когда-то живая кровь стекала в соленые воды.«Ах, в те дни мы были голодны. Не так ли?»

Он пробудил свою силу – всю, что она пожелала выделить ему. Для такой работы более чем достаточно.

Странник начал сплетать ритуал.

Адвокат Слям был человеком тощим и высоким. Весь его лоб и большая часть левой щеки, до линии подбородка, были покрыты пятном кожной болезни, напоминавшим морщинистое брюшко только что вылупившегося аллигатора. Существуют мази против этой болезни; но было очевидным, что легендарный на весь Летер законник лелеет свой рептилоидный дерматоз – он так соответствует и его репутации, и его безжизненно – холодному взгляду.

Сейчас он стоит в конторе Багга, ссутулившись и оттого став еще более худым. Высокий воротник темно-зеленой мантии высоко выступает над удлиненной, лишенной волос головой с крошечными ушами, напоминая капюшон кобры. Он взирает на Багга тусклыми, действительно лишенными жизни глазами.

– Я правильно вас расслышал? – спросил адвокат голосом, который должен был прозвучать как шипение, но вышел скорее похожим на неровное дребезжание. В результате, как понял вздрогнувший Багг, он весьма напоминает змею, пытающуюся говорить раздвоенным жалом. «Хотя», – добавил Багг про себя, – «вряд ли кто-нибудь ожидает от змеи речей. Змеи не нуждаются в аргументах.

Не так ли?»

– У вас весьма странное выражение лица, – заявил миг спустя Слям. – Моя неспособность понять вас вызывает смущение, господин Багг?

– Вы действительно не поняли?

– Иначе не потребовал бы повторения.

– А. Ну, так что же вы услышали?

Глаза мигнули. – Мы действительно произнесли так много слов, чтобы вернуться к самому началу разговора?

– Предлагаю произнести новые слова, Слям.

– Лучше будет, если вы просто повторитесь.

– Ненавижу повторение.

Багг знал, что адвокат Слям презирает дискомбобуляцию. Хотя вряд ли такое слово существует.

– Господин Багг, вы наверняка знаете: я презираю дискомбобуляцию.

– О! печально слышать.

– Неудивительно, ведь тут происходит именно дискомбобуляция.

– С обеих сторон или только с вашей?

– Не думаете, что спрашивать уже слишком поздно? – Скрытые рукавами ладони Сляма делали странные жесты. Вероятно, он оплакивал репутацию Багга. – Вы дали указания, если я правильно понял – поправьте меня, если я совершил ошибку – вы дали мне указания пойти к вашему кредитору и попросить новый заем с целью (откровенно изложенной вами) выплатить часть процентов по предыдущему займу. Я не ошибся? При этом предыдущий заем был взят с целью выплатить часть процентов по еще более давнему займу, не так ли? Это заставило меня гадать – ведь я адвокат не только ваш – сколько же займов вы взяли с исключительной целью оплаты процентов по другим займам?

– Ну, вы разбрасываетесь словами.

– Господин Багг! Когда я нервничаю, я становлюсь многоречивым.

– Когда вы нервничаете, вы берете дороже? Вот это, Слям, весьма умно.

– Да. Так вы ответите на вопрос?

– Если настаиваете… Кажется, у меня сорок займов, предназначенных исключительно для выплаты процентов по другим займам.

Адвокат облизал губы, пересохшие в полном соответствии с ситуацией. – Исходя из норм вежливости и выказывая уважение к вам, господин Багг – увы, теперь я вижу, что несколько переоценил вашу платежеспособность – я не решился просить полной предоплаты моих услуг, кои, нет сомнения, были весьма полезными для вас. Хотя не такими полезными, как я ошибочно предполагал.

– Не припоминаю, будто пытался ввести вас в заблуждение, Слям.

– Разумеется, не пытались. Я только предполагал.

– А я ожидал от вас, как от адвоката, привычки предполагать как можно меньше. В любом деле.

– Позвольте сказать прямо, господин Багг. Где в вашей финансовой схеме те деньги, что вы задолжали лично мне?

– Пока что нигде, Слям. Надеюсь, вы оформите мне очередной заем.

– Это просто ужасно.

– Я вас понимаю. Но представьте, каково мне!

– Я стараюсь не представлять, ибо боюсь, что ответ прозвучит примерно так: «А он и в ус не дует». А сейчас я готов признаться, что искренне верю в правомочность тех предположений, о которых мы говорили недавно, и потому вынужден настаивать, чтобы следующий ваш заем был направлен исключительно на погашение вашей задолженности передо мной. И плевать, какую ложь я должен буду выдать вашему финансисту. Увы, это возвращает нас к первой моей претензии, которая уже была высказана тоном полнейшего отчаяния. Видите ли, ваш кредитор впал в состояние паники столь великой, что – именно это и привело меня к вам сегодня – осмелился недопустимо грубо покуситься на меня как вашего официального представителя, господин Багг. Говоря проще, мне пришлось нанять телохранителей. Разумеется, за ваш счет. Смею ли спросить: сколько денег есть у вас сейчас?