Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

одолеть нехристям и не сломить! Мы должны молиться за единение наше. Но молитвы в такех случаях должны быть краткими! Наш Бог щас – энто сила и единство. Мы должны строить крепость прямо здеся, хде щас стоим, и держать ее завсегда в боевой готовности. Велик наш долг перед Хосподом и Россеей! Наша крепость будет оплотом Россеи!

И атаман удивил всех своей дальновидностью. Он ознакомил слушателей с выгодным положением их будущей крепости – о ее близости с караванными путями. Намекнул и о возможном мире с кочевниками-соседями, если они сами того пожелают.

– Будем трудиться на строительстве твердыни и днем и ночью, будем жить с надеждой! – за всех ответил Фома Сибиряков.

– Любо! Любо! – заволновались казаки и кулугуры. – Будем трудиться, все терпеть и ждать!

– Ты наш атаман, батько! – заорал Кочегуров.

– Ты наш атаман, – дружно повторили присутствующие вслед за ним.

После недолгого молчания весь народ словно выдохнул:

– Любо, атаман! А теперя за дело!

Тут же, не распуская собравшихся, Арапов рассказал о своей поездке в Москву. Он огласил решение Сената о строительстве крепости на берегу Сакмары. Он разъяснил людям их задачи. Здесь же создали управление будущего Сакмарского городка. Для ведения канцелярии назначили писаря. Им оказался бывший каторжник Макей Жиров, который был более-менее сносно обучен грамоте. Также избрали трех приказных. Одним из них был выбран Аким Карягин. Ему были поручены организация и ведение сельскохозяйственных работ. Другому приказному – Семену Тихову – доверили заготовку строевого леса. Ну а третьему, Ивану Сыромятину, было поручено строительство крепости и жилья. По окончании строительства он же назначался старшим артиллеристом.

Так было положено начало строительства Сакмарской крепости – русского форпостa на границе с Азией.

Как только избранные приказные принялись отбирать людей для выполнения поставленных задач, Арапов отвел Кочегурова в сторону и сказал:

– Седлай коня и скачи на гору!

– На какую? – не понял есаул.

– Не валяй дурака, – нахмурился атаман.

– Назовем ее Араповой, штоб не путаться, – улыбнулся Кочегуров.

– Не морочь голову, а за людьми ежжай. Оне тама поди обеспокоены нашим долгим отсутствием. Все жданки переждали!

– Щас сделаю, батько!

Есаул развернулся, чтобы идти седлать коня, но Арапов остановил его на полпути и спросил:

– Постой, Петро. Ты пошто не обсказал мне о погоне?

– Не сыскали мы злыдней, Евдокимыч, – вздохнул Кочегуров. – У нех кони в лесу наготове были. Оне сотворили здеся все, што хотели, и айда себе.

– Правду люди нынче сказывали, што энто поп ихний кулугурский Тимофей сотворил?

– А хто ево знат, – ответил есаул. – В землянке сгоревшей мертвяков не сыскали. Знать, он энто был!

– Вот сволочь-то, – усмехнулся Арапов. – За утро я ужо стоко про нево наслухался, аж оторопь берет, ей-богу! И носит же мать-земля такех вота вурдалаков-грешников.

– Я тож от Сыромятина про энтова черта в рясе много чево наслухался, – сказал Кочегуров. – Люди думат, што Тимофей энтот отца свово сгубил. А Марью, мать свою, давеча так излупил, што аж с ума спятила сердешная.

– А с ним хто был? – спросил атаман.

– Сыромятин второго Гаврилой называл, – нахмурился есаул. – Фамилию он вот токо запамятовал.

– Не Крыгин наш, «бляшечка», сюды приблудился? – предположил атаман.

– Точно он, – просиял Кочегуров. – Кулугуры фамилию-то запамятовали, а вот што он слово «бляшечки» часто говорил, запомнили!

– Вот прохиндей чертов! – Арапов в сердцах сжал кулаки и, не зная, куда выплеснуть закипевшую внутри злость, крепко выругался.

– Во, бляха муха, вспомнил! – воскликнул Кочегуров. – Кулугуры ешо сказывали, что Гаврила с бабой какой-то к ним заявился и жил вота до конца зимы в землянке Тимофея треклятова!

– Ну и што с тово? – не понял атаман. – Кады я ево прогнал, он ведь с жоною ушел?

– Может, и с жоною. – Есаул на секунду напрягся, как будто что-то вспоминая. Но счастливая улыбка, засветившаяся на его лице, вперед слов подсказала, что он вспомнил. – Кулугуры сказывали ешо, што Гавря энтот с Тимофеем разлаялся и сбег! А Тимофей тот землянку сжег, не ведая, што Гаври тама нету! А бабу, штоб не тащить за собой, «бляшечка» пристрелил на хрен. Вот и все, значится!

– Ее схоронили? – спросил Арапов.

– Для че. Живеханька! Ты ж знашь, Евдокимыч, што бабу оглоблей не перешибешь и колуном не прибьешь. Живучи, язви им в души!

– А што ж ты мне сразу об том не обсказал, дурья башка? – оживился от неожиданной новости атаман.

– Дык запамятовал спросонья, – ответил Кочегуров. – Мы ж с Ивашкой Сыромятиным под утро возвернулись.

– Ладно, хде она? – перебил нетерпеливо Арапов, не желая выслушивать оправдания есаула.

– Кажись, в землянке Сыромятина, ежели не путаю.

– Седлай коня – и на гору за остальными, – сказал атаман, заканчивая разговор.

– На Арапову? – озорно сверкнув глазами, улыбнулся Кочегуров.

– Бес с тобой, варнак, на Арапову так на Арапову.

* * *

Атаман быстро нашел землянку Сыромятина и вошел без стука. На постели лежала женщина, в руках у нее было маленькое распятие, на лбу – цветастый платок. В углу, скорчившись, сидела старуха и в полудреме перебирала четки.

Лицо спящей женщины красиво, спокойно. Осторожно, чтобы не разбудить ее, Арапов подошел и склонился над ней.

И тут случилось невероятное. Грозный атаман вздрогнул, отшатнулся от спящей и сорванным от сильного волнения голосом прохрипел:

– Хосподи! Не могет тово быть?!

Набожно перекрестившись и словно не веря своим глазам, он снова склонился над лицом спящей и не сказал, а выдохнул:

– Хосподи! Степанида!

Он произнес имя любимой, жадно глядя на ее бледное лицо и запавшие глаза, которые в полумраке землянки казались почти черными. Степанида была изумительно хороша в своем сне. Как зачарованный, глядел на нее Арапов. Он не находил слов, только бормотал: «Степанидушка моя, дорогая моя!»

Не удержавшись, атаман схватил обеими руками голову любимой, то целовал ей лицо и волосы, то немного отстранял ее от себя, смотрел на нее и снова целовал.

– Ты ли энто? Ты? Моя любовь, мое счастье, моя жизнь! – Суровый воин глядел на Степаниду и не мог наглядеться.

А она смотрела на него, пытаясь понять, что происходит. Женщина была слаба от потери крови. Большую часть времени она проводила во сне. И на этот раз думала, что спит и видит сон. Сон красивый, сказочный. И ей хотелось, чтобы он никогда не заканчивался.

– Слышишь, милая! Ты будешь моей, моей! – ласково говорил Арапов. – Как токо построим здеся крепостицу, так ты станешь хозяйкой не токо мово сердца, но и дома!

– Хоть бы это совершилось, Вася, хоть бы совершилось! – стыдливо прошептала Степанида. – Как жалко, што энто токо сон!

– О чем ты говоришь? Какой сон? – горячо зашептал атаман. – Явь