Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

Антип невольно сжал в руке пистолет. Знакомые голоса взбунтовали его остывающую кровь. Вот сейчас пальнуть бы по ним. Рука тряслась от холода, палец нащупывал спусковой крючок.

Но палить сейчас было бы глупо. Антип очень ценил пули и свою жизнь. Разбойники ушли.

Издалека долетели голоса:

– Ну што, не нашли?

– Да нет!

– Камыши осмотрели?

– Токо што из них выбрались!

«Растяпы», – подумал Антип. За такую беспечность их стоило бы крепко наказать. Но сегодня их беспечность была ему на руку.

Наступил полдень. Он осторожно поднялся на ноги и не торопясь пошел. Антип уже больше не мог отсиживаться в камыше. Будь что будет. Еле волоча ноги, он уходил все дальше от своего убежища.

Наконец, заросли кончились, и он вошел в густой лес. Узкая звериная тропа вывела его на поляну. Похоже, все живое вымерло вокруг, а он один остался…

Забравшись в кусты, пригретый солнцем Антип провалился в глубокий сон. Он проспал весь остаток дня.

Очнулся от сильного гула, словно рядом обрушился горный поток. Уже наступили сумерки. Теперь он явственно различал топот конских копыт и говор людей. И хотя в этот момент все существо Антипа было пронизано предательским страхом, он подумал о себе с каким-то посторонним безразличием: «Знать, долго я дрыхнул под энтим кустом!»

Осторожно раздвинув кусты, Антип увидел своих бывших соратников. Он подтянул к себе ружье и взвел курок.

Никто из разбойников даже не взглянул на куст, за которым он прятался. И у Антипа очередной раз появилась надежда на спасение.

Конский топот удалялся, стихал. Антип расслабился и осторожно отпустил курок. Его жизнь, видимо, еще охранялась Богом. Желая пожить еще, чтобы достичь поставленной перед собой цели, Антип посмотрел долгим взглядом в ту сторону, в которую умчались разбойники, и, тяжело вздохнув, углубился в лес.

15

– Дайте мне вина, сукины дети. – Обессилев от ярости и безрезультатных поисков Антипа, Егорка сел на поваленный бурей ствол дерева.

– Все, все пропало! Все мои надежды рухнули, а месть, ах моя месть!

– Оставь, слава богу, жив, а остальное наживется, – как мог успокаивал его разбойник Данила Пирогов по прозвищу Клык.

– Наживется? Чево наживется? Ты думашь о барахле, серебре, золоте? Да на што они мне? Моя честь, мои надежды – все пошло прахом!

– Брось, атаман! Давай лучше выпьем, развеселимся немного, робят ужо тоска от энтих поисков берет. Антип завсегда хитер был, зараза. Ево щас ужо семи собаками не сыщешь.

Егорка вскочил, лицо его пылало, а глаза горели недобрым огнем.

– Никогда не простим Антипу тово, што он сотворил!

– Никогда! – заволновались разбойники.

– Найдем ево и шкуру зараз сдерем с живово, – продолжал Егорка. – Степь стала для нас чужой, небо померкло, удача нас покинула! Так начнем все сызнова, браты, все как один, единым духом, единым сердцем!

– Сызнова начнем! – загремели разбойники.

– Поклянитесь завсегда быть со мной.

– Клянемся, атаман!

– Поклянитесь кровью Христа, што завсегда будете стоять за мя и друг за друга, как брат за брата!

– Клянемся!

– Поклянитесь не щадить врагов наших, убивать всех без сожаленья и кыргызов, и казаков!

– Клянемся! – единодушно воскликнули разбойники, подняв руки.

В это мгновение послышался продолжительный свист. Все вскочили. Из леса вышел дозорный с ружьем наперевес. Перед ним шагали два незнакомых человека, которые вели с собой лошадей.

* * *

В лесу бывает тише, но холоднее, чем в степи. Особенно в такие ясные весенние ночи. Лицо сильно щиплет легкий морозец, даже порою глаза открыть не дает. У казаков, привыкших с детства к таким условиям, кожа закалилась, привыкла к любой стуже, а кулугур не знал, куда спрятать свое лицо. Крыгин снял с себя платок и обмотал Тимохе шею и подбородок.

Углубившись в лес, всадники выехали на ровную местность и подхлестнули лошадей.

Иногда у них на пути встречались глубокие лужи, мелкие озерца и широкие ручьи, вытекающие из шапок талого снега. Лошади напружинивались, чувствуя натянутые поводья, под легкими ударами, посылающими их вперед, и прыгали…

Тимоха покосился на Крыгина. Гаврила, который всегда ходил, гордо подняв голову, весь сжался. Тимоха снова, как и в погребе, увидел его ничтожным и слабым.

А Крыгин смотрел на освещенные луной деревья, на далекие звезды и ничего не видел.

– Што, святоша, непривышно? – неожиданно спросил он, повернувшись к Тимохе, как будто всю дорогу говорил с ним, а не думал о своем.

– Непривышно.

Всадники свернули с поляны на тропинку. Примерно в версте от них сверкнули воды небольшой речки.

– Поедем вдоль реки, – сказал Гаврила. – Так будет быстрее.

– А куды нам спешить-то? – ухмыльнулся Тимоха.

До берега ехали молча. Кулугур думал, как хорошо было бы без нудного казака. Знать бы, куда ехать, можно было бы придушить его и освободиться раз и навсегда от жуткого влияния Гаврилы. А потом он развел бы большой костер и, когда пламя поднялось бы до верхушки деревьев, швырнул бы в огонь тело этой погани, чтобы оно превратилось в пепел.

Крыгин думал, что, как только они уберутся подальше от казаков, он просто пристрелит своего трусливого попутчика, чтобы тот не доставлял ему больше хлопот. Он сам устроит ему похороны. После этого махнет на Волгу или на Дон. Может, еще куда – там видно будет.

Стало светать. Луна присела, спряталась за верхушками деревьев. Поредели звезды.

– Отдохнуть надо, – сказал Гаврила. – Щас, сразу за поляной, перекусим и отдохнем! А заодно и обмозгуем, куды добираться будем.

Чем ближе подъезжали к намеченному для отдыха месту, тем тверже становился в горле Тимохи комок, мешая дышать. Глаза наполнились слезами: его охватила дрожь, он почувствовал, как сердце сжимается от страха или плохого предчувствия. Сила уходила из рук и ног, и, чтобы не свалиться с лошади, он крепко ухватился за луку седла.

– Тпру-у-у. – Крыгин спрыгнул с коня и помог Тимохе выбраться из седла. – Ты чево энто, святоша? Ни в жисть не зрил, штоб здоровенный мужик в обморок с коня валился.

Разводить костер они не решились. Стреножив коней, беглецы подъели остатки пищи, после чего расположились ко сну.

– Ужо пятый день катаемся, – вздохнул Крыгин, – аж не верится.

– А я устал ужо. Аж с коня валюсь, – посетовал Тимоха. – Скоко мы ешо по лесу плутать будем?

– Скоко надо, стоко и будем, – огрызнулся Гаврила, которому в общем-то больше нечего было ответить.

Куда идти – он и сам не знал. Можно было бы попробовать уйти на Волгу, да разлившаяся Сакмара представляла собою пока еще непреодолимую преграду на пути. Волей-неволей приходилось ждать лета.

– Ты же посулил…

– Ниче я те не сулил, – перебил