Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

Перебросив оружие и провизию через частокол, Тимоха приготовился перепрыгнуть укрепление, но в это время услышал тихий свист и невольно обернулся.

Увидев прятавшегося за кучей хвороста Крыгина, Тимоха удивился. Гаврила должен был ожидать его с лошадьми в лесу. Но почему, рискуя жизнью, он вернулся? Значит, для этого нашлась какая-то веская причина. Иначе Крыгин вряд ли решился на подобный отчаянный шаг.

Быстро осмотревшись и не увидев ничего подозрительного, Тимоха подбежал к Гавриле и лег на живот. Затем он проворно перевернулся на спину и спросил:

– Ты чево здеся? Ты же…

– Дело тута у мя ешо осталось, – перебил его Крыгин. – Степанида-краса!

– Ты што, с собою ее взять собрался? – ужаснулся Тимоха.

– Што ты, што ты, – злобно ухмыльнулся Гаврила. – Я хочу ее навеки здеся оставить. Видал я, што казаки с Араповым к вам пожаловали? Да?

– Верно, – подтвердил Тимоха, пытаясь угадать, куда клонит Крыгин.

– А он мне должон, – обнажил в злобном оскале зубы Гаврила. – Вот рассчитаюся с ним сполна, тады и уйдем!

– Ты што, напасть на казаков вознамерился? – еще больше ужаснулся кулугур. – Да их же…

– Я што, обезумел, по-твоему? – Крыгин вдруг сделался серьезным. – Ты лучше обскажи, в которой землянке Степанида хоронится?

– Да на што те она сдалась? – рассердился Тимоха. – Тута ноги уносить надо!

– Землянку укажи, – упрямо настаивал Гаврила. – Покудова казаки тама с кулугурами твоими братаются, мы землянку-то обложим хворостом и подпалим. Покудова все скумекают, што куды, Степанидушка и сгорит!

– Ты што? – запротестовал Тимоха, но под тяжелым взглядом казака сжался и замолчал.

– Пущай все сгорит к чертям собачьим, бляшечки, – злобно прохрипел Крыгин.

Он схватил кучу хвороста и понес его к землянке, на которую ему молча указал Тимоха. Негодяю тоже пришлось помочь Гавриле. Когда злобный казак подкладывал под двери и стены хворост, Тимоха сказал:

– Казаки с собою коня привели. Хорошево! Ево девка молодая за собою вела!

– Видал ево я, – прохрипел Крыгин.

– Мож, я ево тож оседлаю?

– Оставь сею глупость.

– Пошто?

– Да потому, што вдруг с конем не справишся и казаки тя увидят? Тады я те не позавидую, ежели угодишь в лапища атамана!

– Чево ж тады дееть? – шепотом прокричал Тимоха.

– Заруби ево топором.

– Што? Красавца тово?

Гаврила только пожал плечами:

– Хорош коняга, но Арапов Васька могет оседлать ево и за нами в погоню. У них ешо два коня я видал, но те хужее. Под ними токо подпруги порежем!

– Хорошо, – стал упрашивать Тимоха, – не возьмем коня с собой. Пущай он останется с теми двоими. Не надо ево убивать, подрежем подпругу – и все. Красив очень.

– Не будь бабой, – грубо оборвал его Крыгин. – Всяко дело надобно завсегда доводить до конца. Щас нам надо о себе позаботиться, а не о коняге, на котором за нами могут учинить погоню!

– Значит, зарубить коня?

Тимоха взял острый топор, неизвестно откуда принесенный Гаврилой, и, тихо ругаясь, быстро пошел под навес. Но, увидев красавца коня, замедлил шаг и, спрятав за спину топор, прислонился к опоре. Он осмотрелся и, убедившись, что не виден собравшимся у сгоревшего молельного дома людям, подошел к животному. Дрожь, охватившая кулугура, все усиливалась.

Конь шарахнулся в сторону, и Тимоха невольно попятился. Конь косился на него черным глазом.

Негодяй осторожно приблизился к коню и посмотрел в его глаза, сверкавшие, как холодные угли. Он поднял топор, и конь, ударив копытом об землю, пугливо метнулся в сторону. Тимоха потянул его за повод, позвав надломленным голосом:

– Иды сюды, красавец, давай с тобою простимся, не боись.

– Кончай ево, святоша, – послышался ворчливый голос Крыгина.

Тимоха напрягся.

– Да руби же скорей!

Сделав шаг назад, Тимоха занес топор высоко над головой вороного и изо всех сил ударил его между глаз. Конь дико заржал.

Бросив топор, Тимоха побежал к частоколу. В это время ему навстречу метнулась женщина, в которой он узнал свою мать. Ужас охватил негодяя, он попятился. Глаза Марьи блестели, и она не шла, а летела.

В этот напряженный момент ее приход не сулил ничего хорошего. В любую минуту сюда могли прибежать привлеченные предсмертным ржанием коня люди, вокруг землянки Тихова – охапки хвороста. Если мать вдруг увидит это…

– Для че ты явилась? – Глаза Тимохи налились кровью.

Марья услышала недоброе в его голосе и остановилась.

– Я к те пришла, сыночек, – сказала она.

– Я знать тя не хочу, убирайся.

Марья ошеломленно посмотрела на сына, подошла поближе и тихонько сняла с головы платок.

– Я пришла к те, – повторила она. – Пришла, штоб остаться с тобой и Гавриилом навсегда.

– Прочь с дороги! – в отчаянии крикнул Тимоха.

– Не могу, – покорно ответила Марья, – хошь – бей меня, хошь – прибей.

– Папашка мой в гробу гниет, так ты, наверное, по нем соскучилась, – хлестнул ее обидными словами Тимоха и сам испугался их, но женщина горестно свела брови.

– Не говори эдак, сыночек. Он же отец твой! Гавря щас далеко. И в жизни у мя ты один остался!

– Об чем ты брешешь, сука старая? А ну убирайся, цела покудова!

– Не гони меня, сыночек, я ж мать твоя.

Тимоха в бешенстве ударил мать по щеке, а затем в грудь. Это было так неожиданно для женщины, что она упала. Негодяй поднял выпавший из ее рук платок и швырнул матери:

– Штоб ты издохла, тварь ползучая!

Марья с трудом поднялась.

– Я хочу помереть на твоих руках, сыночек.

Тимоха в ярости стал хлестать ее по щекам.

– А больше ты ничево не хошь?

Схватив мать за распущенные волосы и намотав их на руку, он потащил ее к частоколу. Она закричала:

– Ой, люди! Мариула! Казаки! Помогите! Он мя щас убьет!

Тимоха ударил ее сапогом в лицо, изо рта и носа Марьи хлынула кровь, и она смолкла.

Возле частокола Тимоху поджидал Крыгин.

– Ай, молодчина святоша, – сказал он с ухмылкой. – Проклятая баба. Давай теперя кончать здеся, да поскорей.

Он вынул из кармана завернутый в тряпочку порох и положил его под кучу хвороста. Чиркнул кремнем. Огонь побежал по сухим веткам, и когда пламя охватило землянку сплошным кольцом, негодяи перемахнули через частокол и побежали с горы вниз. Достигнув леса, Тимоха оглянулся: пламя быстро поднималось, ветер раздувал его. Заметив, что он отстал, Гаврила заторопил:

– Айда скорей, святоша чертов!

Они добежали до кустов, где были привязаны кони, вскочили в седла и, слыша загремевшие сзади выстрелы, пришпорили коней.

* * *

Придя в себя, Марья увидела, что лежит на земле. Она хотела подняться, но в груди