Спи со мной. Грёзы - Натали Стердам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сон долго не приходит. Когда наконец забываюсь, чтобы через мгновение очнуться в точке входа, первым, что я чувствую, становятся холодные капли дождя. Они падают на лицо сквозь открытое настежь окно. Поднимаюсь с мягких подушек и подхожу к нему. Странно. Здесь все было неизменно с того момента, как я придумала и эту комнату, и пасмурное небо, и графические рисунки гор под потолком. Провожу пальцами по деревянным ставням, задумчиво глядя на лес, который простирается до самого горизонта. Здесь не бывает солнца. Мне слишком нравится запах дождя.
Отец был другим. Он до последнего не мог привыкнуть к Скандинавии, мечтая вернуться в пустыню. Ребенком слушая его рассказы о том, как ярко сияют звезды над Сахарой, я представляла торговые караваны и затерянные оазисы, песчаные барханы и навьюченных тканями и специями двугорбых верблюдов.
Ногти впиваются в кожу ладоней. Как же мне не хватает отца… Я неоднократно пыталась попасть в его сон, но меня всегда останавливала одна серьезная проблема – то, что ждало меня за дверью, было чем угодно, но только не сном. Я очень отчетливо понимала это, глядя в густой, белый, как молоко, тягучий туман, и безуспешно пытаясь разглядеть в нем хоть какие-то очертания. Никто мне этого не говорил, но я знала – шагну туда, и уже не смогу вернуться обратно, заблудившись в давящей пустоте, в лабиринте, которому не нужны стены.
Многие годы я думала, что это посмертие, лимб, в который попадают после жизни. Но слова Зейна заставили меня усомниться в том, что отец мертв. Так ли легко убить джинна, если принять на веру то, что духи пребывают на земле тысячелетиями? Но где же он тогда, и что с ним случилось?
Возможно, я ошибаюсь, но что-то подсказывает – следящий за мной незнакомец знает ответ на этот вопрос. Гипотетически я могла бы пробраться в его сон, но ситуация с Зейном заставила меня выучить пару уроков. Во-первых, я не единственная способна контролировать сны. Во-вторых, внезапно начавшие чудить камеры наблюдения нельзя объяснить иначе как магией. Ну или тем, что я сошла с ума – но эта теория нравится мне еще меньше. Лезть в логово ко льву, ничего о нем не зная – самоубийство.
Впрочем, ничего ведь не произойдет, если я просто посмотрю на то, что творится в голове у моего преследователя. Только один взгляд изнутри. Вдруг он даст мне какой-то намек или пищу для размышлений? Подумав об этом, решительно подхожу к двери и распахиваю ее. И тут же меня выворачивает выпитой в реальности водкой: всего в метре лежит окровавленный карлик с вывороченными кишками, которые он заботливо держит в руках – так, словно самостоятельно вскрыл себе живот и вытащил внутренние органы, чтобы полюбоваться ими при свете дня и радостно мерцающей вверху тройной радуги. На сморщенном лице застыла безумная улыбка, струйка слюны вытекла из уголка рта и собралась в небольшую лужицу на земле. Что это вообще за нахрен? Этот псих устраивает в своих снах сафари на лилипутов, заставляя их убивать себя самым жутким образом?
Тошнота снова подкатывает к горлу, и я резко захлопываю дверь. От того, что меня рвет во сне, а не в реальном мире, ощущения не становятся приятнее.
Вдыхаю влажный воздух, пытаясь успокоиться и перестать воспроизводить перед глазами обезображенный труп. В каком состоянии должна быть психика, чтобы воссоздать такое? Другая мысль заставляет меня замереть на месте. Кажется, я даже забываю, как дышать. А что, если он действительно умеет управлять снами? Кем надо быть, чтобы сотворить такое специально?
«Тебе не удастся ничего скрыть, маленькая дрянь!»
Мне страшно. Я опять чувствую себя шестилетней девочкой, которая сжимается от ужаса на заднем сиденье чужой машины. Ли Хансен, которая гоняет на мотоцикле и легко посылает в ад любого, уступает место обнимающей плюшевого зайца малышке Лелии. Смрад. Повсюду смрад. Обжигающая кожу пощечина. Зловонный запах из чужого рта. Кричу, закрыв лицо ладонями, и иллюзия рассеивается. Хватит. Я не могу позволить панике лишить меня рассудка. Достаточно кошмаров на сегодня.
Тянусь к ручке двери, на мгновение испугавшись, что на той стороне по-прежнему лежит разлагающееся тело, но страхи оказываются беспочвенными: никаких карликов и крови, лишь ровная крыша небоскреба, с которой видно раскинувшийся внизу огромный город. Мой личный Нью-Йорк, большое яблоко, которое я жадно надкусываю, когда хочется почувствовать вкус мегаполиса. Сажусь на край, свесив ноги в пустоту. Смотрю на кеды, кажущиеся гигантскими по сравнению с одноэтажными домами, и ощущаю себя подростком – свободным, немного пьяным и на сто процентов уверенным в том, что весь мир помещается в ладони.
– Наслаждаешься видом?
Нет нужды оглядываться, чтобы понять, кому принадлежит голос.
– Ты когда-нибудь слышал про личные границы? – Прищуриваюсь, глядя на мелькнувший в облаках солнечный луч. – Могу порекомендовать пару книжек.
Зейн игнорирует вопрос и садится рядом. Джинну абсолютно все равно, что он явился в мой сон без приглашения, и его самоуверенность обескураживает.
– Однажды в Индии, в трущобах Мумбаи, я встретил гуру. – Он достает бумагу для самокруток из кармана надетого на голое тело темно-синего пиджака. Замечаю закрепленную на лацкане бутоньерку из ландышей, и вновь задумываюсь о том, какие все-таки странные у него вкусы в одежде. – Знаешь, какую мудрость он мне открыл?
Болтаю ногами и без особого энтузиазма спрашиваю:
– Живи здесь и сейчас, и, возможно, однажды тебе удастся выскочить из колеса Сансары и бла-бла-бла?
Быстрыми и точными движениями Зейн засыпает на тонкую бумагу марихуану и кладет фильтр.
– Нихрена он мне не открыл, только попросил сотню рупий. – Язык скользит по краю самокрутки. – В тот же день я пошел на пляж, и там познал истину, которую искал.
Стараюсь делать вид, что мне совсем не интересно, но его рассказ увлекает. Джинн вертит косяк в руке, оценивающе разглядывая результат своих трудов, затем щелкает пальцами, как ни в чем не бывало прикуривает от вспыхнувшего между ними огня и продолжает:
– Молодой американский хиппи подошел ко мне, когда я сидел на песке, любуясь закатом. Он предложил разделить с ним джойнт9. – Держа самокрутку двумя пальцами, Зейн глубоко вдыхает траву, и я вдруг отчетливо представляю его на берегу Аравийского моря. – Не знаю, сколько прошло времени, но в какой-то момент он повернулся ко мне и сказал: «Мужик, запомни – в жизни нет ничего по-настоящему важного, поэтому кайфуй, не заморачивайся, просто кайфуй…» Это был лучший
