Спи со мной. Грёзы - Натали Стердам

– Ли, нам очень повезло увидеть его близко – орлы редко поднимаются на такую высоту.

– Да, нам очень повезло…

Я думаю не об орле. Я думаю о том, какие красивые у Яна Свенссена губы. Мне хочется поцеловать его и одновременно оттянуть удовольствие, последовать за своим желанием и повысить градус напряжения.

От этих мыслей отвлекают необычные зеленовато-розовые блики, неожиданно возникшие там, где минуту назад пролетела птица. Они мерцают, переливаясь подобно перламутру, и я не сразу понимаю, что вижу сверкающее в солнечных лучах северное сияние. Отправляясь в паломничество за Авророй с камерой наперевес, я неоднократно ловила его недалеко от Осло, но и представить не могла в полдень над фьордами.

Всполохи полярного сияния танцуют на фоне ясного голубого неба, разгораясь все ярче. Полжизни отдала бы за то, чтобы сделать такой кадр. Дух захватывает от того, как это красиво. Ян обнимает меня, зарываясь носом в волосы, и шепчет:

– В легендах говорится, что северное сияние – это мост, по которому на землю спускаются боги. Ты в это веришь?

Чувствую его дыхание, и по коже бегут мурашки. Закрываю глаза, чтобы ничего вокруг не мешало ощущать то, что рождается внутри, и прижимаюсь к нему сильнее.

– Я верю в то, мы сами сочиняем легенды, и это значит, что возможно абсолютно все. А ты?

Внезапно на плато начинает звучать музыка. Сначала мелодия едва различима, но с каждой секундой становится громче. Улыбаюсь. Чего я ждала, придя в сон к музыканту? Другой вопрос, что выбор немного странный, хоть весь мир и пел эту песню четверть века назад – Селин Дион и ее My Heart Will Go On, саундтрек к легендарному «Титанику»… Стоп, что? Ян Свенссен и «Титаник»? Да я быстрее поверю в то, что в этом году Ди Каприо получит второй Оскар.

– Ян?

Он по-прежнему молчит, и я резко открываю глаза и поворачиваюсь. Похожий на восковую куклу, музыкант, не моргая, стоит в неестественной позе. В остекленевших глазах отражается орел, который висит в небе, словно подвешенный на невидимую леску. Полярное сияние, еще недавно рисующее блики на воде, теперь напоминает дешевую декорацию для американского ситкома. Проклятая песня заканчивается и начинается снова, будто кто-то поставил ее на повтор. Кто-то… Ну конечно.

Зейн сидит на скале, наряженный в длинный кожаный плащ и страусиное боа сиреневого цвета. По его щекам текут слезы, и на мгновение я теряюсь, но потом замечаю за спиной джинна желтое ведро с попкорном.

– Иншаллах, все одинокие сердца в этом мире найдут свою половину, как Джек и Роза, как Ромео и Джульетта, как Лаура и Петрарка, как Рихард Мозер и комиссар Рекс…

– Какой еще, мать его, Рихард Мозер?

Руки машинально сжимаются в кулаки, и я двигаюсь в сторону Зейна, который вытирает покрасневшие глаза шелковым носовым платком с вышитой на нем буквой «З».

– Ты не смотрела сериал? – Он всхлипывает и разражается новыми рыданиями. – Это первый хозяин Рекса, с которым они вместе ловили преступников целых четыре года, пока Мозер не погиб, спасая возлюбленную от маньяка. Какая это была трагедия для фанатов!

– Я тебя убью.

Стремительно приближаюсь к джинну, желая лишь одного – придушить и скинуть вниз, в воду. Лучше всего, если перед этим он приземлится на айсберг. В тот момент, когда между нами остается не больше полуметра и я замахиваюсь, чтобы столкнуть его с плато, он вдруг перехватывает мое запястье. Прежде чем я успеваю понять, что произошло, оказываюсь на земле со связанными над головой руками. Пытаюсь высвободить кисти. Бесполезно. Они умело связаны сиреневым боа, которое украшало шею Зейна. Сам Зейн лежит на мне сверху, и под тяжестью его тела я не могу двинуться.

– Расслабься, девочка-джинн. Разве ты не соскучилась?

Голос джинна звучит тихо и очень соблазнительно. В глазах – ни слез, ни намека на комедию, которую он устроил. Из мелькнувшей в зрачках искры разгорается пламя. Чувствую, как рука скользит по моему телу, и оно предательски отзывается на ласку, а изгибы бедер будто заново возникают под подушечками его пальцев.

– Не успела. Недавно виделись. – Огрызаюсь, безуспешно пробуя скинуть его с себя и избавиться от наваждения.

– А я-то думал, что ты не закрыла свой сон, отправляясь на свидание, потому что рассчитывала на горячий тройничок… – Он облизывает мочку моего уха, а затем легко прикусывает. – Я, знаешь ли, всегда готов…

Меня словно ушатом ледяной воды окатывает. На мгновение я даже забываю о том, что джинн подмял меня под себя, по-хозяйски трогая почти везде, где хочет.

– Погоди, что ты сказал?

Язык касается моей шеи, будто пробуя на вкус участившийся пульс.

– Передумала насчет тройничка? Я догадывался, что ты любишь пошалить…

– Я про закрытый сон. – Закатываю глаза, собирая последние крупицы терпения. – Можно заблокировать его от вторжения извне?

Зейн внимательно смотрит на меня, а когда понимает, что я спрашиваю серьезно, перекатывается на спину и начинает смеяться так, словно в жизни ничего забавнее не слышал. Раскаты хохота сотрясают мощную грудь и под воздействием исходящих от него вибраций реальность сна рябит, как изображение на сломанном телевизоре. Спустя несколько минут он успокаивается, все еще широко улыбаясь, и картинка вновь обретает четкость.

– Неужели ты использовала данные тебе силы только для того, чтобы заниматься во сне сексом, – джинн небрежно кивает в сторону застывшего Яна, – а ничему толковому так и не научилась?

– Необходимости не было, – холодно отвечаю, сбрасывая дурацкое боа и надеясь на то, что Зейн поймет – до его появления в моей жизни все было нормально.

– А теперь есть? – Он с интересом наблюдает за мной, больше не пытаясь коснуться.

– Научи меня. – Ненавижу о чем-то просить, но джинн единственный, кто может помочь лучше узнать себя и свои сны. Следующее слово дается мне с большим трудом, но я все же добавляю: – Пожалуйста.

Он прищуривается, оценивающе глядя на меня.

– А что я за это получу?

Усмехаюсь. А чего ты ждала, Ли? Альтруизм – это явно не про него. Зейн не упускает возможности. Он их создает.

– Спать я с тобой не буду.

– А я и не предлагаю, ты сама придешь ко мне, – непринужденно заявляет он, и от такой наглости я теряю дар речи, а он продолжает как ни в чем не бывало: – Я покажу тебе, как защищать свои сны и подсознание, а ты обещаешь мне одно желание.

– Я… умею исполнять желания? Как джинны? – осторожно уточняю, тщательно подбирая выражения.

– Да. Ровно три желания, ни больше ни меньше, – говорит Зейн скучающим голосом, будто объясняя очевидные вещи неразумному ребенку. – Но, во-первых, тебе придется обзавестись лампой, в которой ты будешь жить. Во-вторых, понадобится превращаться в эфемерного синего мужика каждый раз, когда кто-то будет эту лампу тереть…

Я осознаю, что он опять издевается надо