Президент от мафии - Стивен Кэннелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он устремил на нее пристальный взгляд. Они сидели здесь, возле искусственного прудика с цветущими лилиями и белыми лебедями; где-то совсем рядом раскинулся огромный, объятый волнениями город — они вдыхали его смог и рассуждали о психопатических наклонностях Райана.
— Ты выйдешь за меня замуж? — спросил он словно бы в шутку.
— Спроси ты меня об этом, когда мне было семь лет, я ответила бы да.
С минуту они молчали.
— Ты когда-нибудь вспоминал о Рексе? — спросила Люсинда; лицо ее неожиданно приобрело странно безучастное выражение.
Райан на мгновение смешался: он не понимал, почему она вдруг вспомнила об этом.
— Да, время от времени.
— В тот день я увидела тебя, — задумчиво проронила она.
Глава 11
Бегство
«Лир» уже выгнали из ангара, когда на поле через ворота, у которых стоял охранник, въехал автомобиль Элизабет.
— Я все же думаю, что тебе следует остаться, — выговаривала она ему. — То обстоятельство, что Марти Ланье не любит, когда на него повышают голос, еще не означает, что ты теперь не сможешь получить заказ. Что прикажешь сказать Фредди Фредриксону, когда он позвонит?
Фредриксон был президентом телевизионного подразделения «Юниверсал». Они были союзниками до тех пор, пока карьера Райана не дала трещину. Теперь Фредди зыркал на него как на старую мебель, выбросить которую недосуг.
— Никто не позвонит. Элизабет, я покойник. Они просто еще не успели положить надгробную плиту на моей могиле. Ты это знаешь — я это знаю.
Она поставила машину на самом солнцепеке возле ангара.
— Послушай, Райан, я получила предложение от Мела Томаса. Он снимает новый сериал про Джеда Гирша. Они хотят, чтобы я приступила к работе со следующего месяца. Я сказала, что не могу так просто уйти от тебя, но…
— Лиз, соглашайся, — посоветовал Райан. — Тебе больше не следует светиться со мной.
— Но я чувствую себя дезертиром.
— Дезертир — это я сам. Ты должна заботиться прежде всего о себе.
Она приблизилась к нему и поцеловала его в щеку.
— Ты же знаешь, что ты мне небезразличен.
— И ты мне тоже. Соглашайся, Лиз. Так мне будет легче.
Когда Райан поднялся на борт, Люсинда сидела в задней части салона в кресле, подобрав под себя ноги.
— Привет, — поздоровался он с Мило и прошел в салон.
Люсинда была в джинсах и простой рубашке; на соседнем сиденье лежал синий пиджак. Райан убрал его и сел рядом.
— А где же Мики? — спросил он.
— Он задержится здесь еще на пару дней. — Люсинда стала рыться в своей сумочке. — У меня для тебя кое-что есть, — сказала она и извлекла оттуда книгу.
«Встречи с тенью», — прочитал он на обложке.
— Значит, ты не забыла.
— Нет, конечно.
— Послушай, я хотел сказать тебе по поводу вчерашнего… Боюсь, у тебя сложилось впечатление, что я законченный психопат. Мне очень жаль. Я не хочу, чтобы ты думала, что я совершенно не в состоянии держать себя в руках.
— Человек ранимый это лучше, чем когда перед тобой каменная стена.
— В самом деле?
— По крайней мере, для меня. Тот, кто не боится выказать собственную слабость, кажется мне более интересным, чем какой-нибудь чванливый тип, у которого готов ответ на любой вопрос.
Вскоре самолет поднялся в воздух и взял курс на восток. Под ними был горный массив Сан-Габриел; позади оставался кошмар Лос-Анджелеса.
Райан посмотрел на Люсинду; его поражали ее самообладание и красота. Он пытался увидеть в ней черты Мики, но не нашел решительно никакого сходства. Тишина висела между ними, словно бархатный занавес.
— Значит, ты пишешь докторскую? — нарушил молчание Райан. — О чем?
— Об утратах. Думаю, тебе это знакомо.
— Пожалуй, больше, чем надо.
Внезапно он почувствовал себя смертельно усталым, а присутствие рядом Люсинды странным образом расслабляло. Вскоре он уже спал.
Проснувшись, Райан увидел, что она смотрит на него. Он смущенно отвел взгляд. «Боже, неужели мне наконец-то повезет?» — подумал он.
Ответ ждал его в Нью-Хейвене.
Глава 12
Тень возвращается
Сначала было лишь ощущение абсолютной, всепоглощающей пустоты, а затем в темноте мимо него скользнула тень — она была больше, чем прежде, от нее исходила смертельная злоба, и в хвосте у нее мелькали предметы одежды Мэтта. Тенниска с надписью «Морской мир Флориды», которую они привезли прошлым летом. Рубашка извивалась в тенетах мрака, раздувалась, увлекаемая пустотой. Затем возникли за что-то зацепившиеся теннисные тапочки. Тень промелькнула беззвучно, а затем возник рев — это шумела в висках кровь. Мимо пронесся глаз, похожий на обезьяний, и этот глаз видел его насквозь, видел все его мелкие желания и страсти. Ему казалось, что очередного явления, очередного испепеляющего взгляда он не выдержит, но тень вернулась.
— Папочка, ты готов? Вот и мы.
Райан почти физическим напряжением воли сбросил с себя оковы сна. Сердце его бешено колотилось. Он не сразу сообразил, где находится. Домик с бильярдом. Комната для гостей. Он был в поместье Джозефа Ало в Нью-Джерси. Половина двенадцатого вечера.
Он встал, неверными шагами проследовал в ванную и уставился в зеркало, из которого на него взирала знакомая маска — запавшие глаза, стиснутые зубы, выражение отчаяния во взгляде.
Райан оделся и вышел из дома. Было холодно, но холод давал ему почувствовать себя живым. Полная луна посеребрила окрестный пейзаж. И вдруг он увидел ее — возле сада. Словно что-то подсказало ей, что она встретит его здесь.
— Никак не могу уснуть, — сказал он.
— Я тоже.
Они помолчали.
— Рекс похоронен где-то здесь?
— Да, вот там. — Она указала рукой куда-то направо.
— Тебе не холодно? — спросил он.
— Я никогда не мерзну. Это у нас семейное. Хорошее кровообращение или что-то в этом роде.
— Что ты здесь делаешь?
— Я… я разговаривала с Богом.
Ему и в голову не приходило, что она может быть человеком глубоко верующим. Сам он не исповедовал никакой конкретной религии. Конечно, он верил, что есть нечто, что управляет миром, но церковью для него скорее было поле диких цветов или усеянный звездами ночной небосклон. Формальные церемонии не доставляли ему чувства близости к Божественному.
— Что же ты Ему говорила?
— Не твое дело. — Люсинда улыбнулась. — Пойдем в дом. Ты, похоже, совсем замерз.
Через выходившие во внутренний дворик балконные двери они прошли в гостиную. Люсинда включила лампу, и они сели на диван перед потухшим камином. Она взяла подушку и положила ее себе на колени. Рядом с ней Райан чувствовал себя на удивление спокойно. Не нужно было играть и притворяться. В обществе Линды ему всегда приходилось работать на публику — помогать творить образ идеальной пары. И только изредка они становились сами собой — как в тот день, когда к ним в дом залетела птица.
— Тебе грустно? — спросила она, словно прочитав его мысли.
— Пожалуй.
— О чем ты думаешь?
— Да так, ничего особенного.
И вдруг он почувствовал непреодолимое желание рассказать ей — излить ей душу, — пусть это было глупо, бессмысленно…
— Это может показаться странным…
— Как я могу судить, пока не услышу?
Он чуть заметно улыбнулся и погрузился в молчание, словно ему требовалось время, чтобы внятно сформулировать мысль, которая не давала ему покоя.
— Это было в нашем доме в Бэль-Эйр… — неуверенно начал он. — Мы с Линдой собирались ложиться, как вдруг услышали какое-то щебетание. Я вышел в холл — там на люстре сидел дрозд. Мы чувствовали, что должны выпустить птицу на волю, что должны спасти ее. Это вдруг стало делом всей нашей жизни. Мы открыли двери, окна и попытались выгнать ее… Линда размахивала полотенцем, я орудовал веником. Наконец птица вспорхнула, ударилась в стену и свалилась на пол. Но едва мы хотели взять ее, она перелетела в другую комнату.
— И что было потом?
— Так продолжалось битый час. Наконец Линде удалось схватить ее. К тому времени несчастная птица так измучилась, что даже не сопротивлялась. Линда вынесла ее во двор и посадила на землю. Целый час мы наблюдали за ней, но она так и не взлетела. Мы легли спать, а наутро ее уже не было.
— Это случилось до гибели Мэтта?
— Это было в тот самый день, когда он уехал. На другой день мы отправились в Санта-Барбару. Там мы узнали, что он утонул… А откуда тебе это известно?
— Я поняла это по тому, как ты рассказывал…
— Это было все равно что знамение, — промолвил он. — Он был с нами. Мы выпустили его на волю, и его не стало.
— Все наладится, Райан. Все меняется, становится чем-то другим. Страдание делает нас взрослее.
Люсинда взяла его руку в свою.
— Увидимся утром, — сказал он, поднимаясь вслед за нею. А потом он поцеловал ее. Беглым поцелуем… не в губы.