Отравители змей - Андрей Печенежский

поводу пыток в домашних условиях?..- м-м-м... страшнее страшного... м-м-м...- опять он вмешивается! Аниста, обуздай его! подсказка же, нарушение правил, результат аннулируется! - что вы, что вы, я сражалась столь самозабвенно, столько всяких жутиков припомнила, пережила как впервые, да я скорее с балкона выкинусь...- понял, Курицын? ты, брат, вникни и не кукай, не будешь кукать - избежишь неприятностей, будешь кукать - не избежишь, так что выбирай, что тебе ближе: доморощенная твоя посказочка - или Аниста собственной персоной, над пропастью... кстати, о доморощенном, я тут про пытки не договорил, набегут мерзавцы, руки-ноги опутают и пускают в ход утюги с паяльниками, что попало, такие вот мероприятия - разве не боязно? -... а я, Постулат Антрекотович, скажу последнее: страшно так-таки и не узнать, что оно такое - настоящее светлое счастье, большое, человеческое, неразменное... жизнь промелькнет, как ласточка за окнами, только и заметишь, что хвостик у нее раздвоен - ага, значит, ласточка была, не воробей, не коршун, ласточка так ласточка, и больше ничего - ни что у нее под перышками, ни кому она песнь свою понесла... вот что мне страшно, страшнее даже, чем лезвие в кошельке, только-только за деньгами полезешь - а тебе по пальцам, по фалангам, по маникюру... я победила, Постулат Антрекотович, и сообщите, что положено, Валентину, пусть, в конце-то концов, знает...

Отстоякин (бросает хлопать резинками, поднимает руки). Победила, Анестезийка, победила! Все, Курицын, продулся ты до винтика! Твои страхи оказались самыми жеванными, тебе вон всего лишь повестка припорхнула, фитюлька на оберточной, а ты и раскис! Проиграл - имей мужество признаться, выбрасывай белое полотнище, тащи контрибуцию!..

Курицын. М-м-м... страшнее страшного - измена...

Отстоякин. Hе смеши людей, Валентин, после драки не машут, озаботься контрибуцией по полной программе: с огурчиком, селедочкой, сальца копчененького не забудь, в тонких ломтиках, чтоб аж светилось! Я люблю - чтоб аж светилось, и чашек не бери, из чашек свинье хорошо хлебать, а человека хрусталь благородит. Давай, Вельямин, по-благородному возлакаем, из хрустальных!

Анестезия. (очень серьезно). Никогда и ни с кем не было мне так беззаботно, Постулатик. И это сущая правда...

Отстоякин. Ты чего это, Владлен? Ты это брось... побалагурили, повеселились на сон грядущий...

Анестезия (очень-очень серьезно). Сущая правда - никогда, ни с кем...

Курицын (набычившись, с леденящим огоньком в глазах). Слишком долго, желая убедиться, до каких границ простирается наглость и наплевательство... проклятая любознательность - едва не погребла меня под обломками... но всему приходит конец! Теперь я говорю: довольно! Довольно же, говорю я и знаю, что меня поддержали бы и Лев Николаевич, и Алексей Максимович, сам Юрий Васильевич стоял бы сейчас на моей стороне: довольно, сказали бы мы дуэтом,- довольно хлопать резинками и делать вид, что ничего не происходит!

Отстоякин (с ноткой нервозности в голосе актера Ефремова-старшего). Экий ты впечатлительный, Владленчик, предупредил бы что ли, дураков тут нет, все подобрались понятливые... сама по себе впечатлительность - грех не великий, в чистом, так сказать, выражении... но применительно к конкретным обстоятельствам... Прости, брат, за конкретику и послушайся дядю Отстоякина: нельзя, понимаешь ли, подключаться в сеть напрямую! Без трансформатора-стабилизатора, напряжение прыгает, предохранители слабенькие, схема на соплях...

Курицын (привыкая к новому вкусовому ощущению - словно пожевал он дубовой коры, вкусил неразбавленной терпкости). Довольно! Я вам не брат, а вы мне не дядя! И что это за манера - "тыкать" взрослому человеку на каждом слове? Я с вами коров не пас и девок не портил! Прошу оставить в покое мой дом - мою крепость, меня и мою супругу!

Отстоякин (поворачивается к Анестезийке, ищет в ней поддержку, и непредсказуемая, с отсутствующим выражением лица, вдруг извлекает из-под подушки маленькую губную гармонику, пробует звучание; похоже, что в репертуаре своенравной наличествует вальс "Амурские волны"). Обожди, Владлен! Дай музыкой насладиться!.. (Hо Курицын подскакивает к жене, выхватывает у нее из рук гармонику и швыряет в угол, за телевизор, что никак не влияет на качество демонстрируемой помехи). Вон ты какой!.. Я ему - семьями дружить, хлеб делить, про вертолеты рассказывать... Я, может вертолетами сызмальства интересуюсь, болен ими, Валериаша...

Курицын (жестко). Hе надо ничего делить, гражданин Отстоякин, и кончайте перевирать мое имя. Меня зовут: Курицын Владлен Купидонович. И убирайтесь к чертям собачьим. Более того - уж теперь-то я дозвонюсь Васьпану...

Отстоякин (недоверчиво). Безвестного человека тревожить...

Курицын (наслаждается). Трудно говорить, во рту немеет, но я скажу: шестьдесят семь, шестьдесят семь, шестьдесят семь...

Отстоякин. Нет, Курицын, нет!

Курицын. Да, Постулат Антрекотович. Что да - то да...

- Нет и еще раз нет,- отрицает Отстоякин, но вдруг тяжело переваливается на бок, сползает с ложа, пробует ступнями коврик на полу, трудно пытается стать на ноги и распрямить себя. При этом взгляд его блуждает, то находя, то теряя Курицына, который со своей стороны никак не может решить, чего же в глазах Отстоякина больше: заискивания или праведной требовательности, смущения или притворства, немого укора или готовности разразиться подзаборной бранью; помимо этого, в глазах Постулата Антрекотовича мерцали в совокупности: желание понять, осознать и предотвратить нечто совершенно неприемлемое, тоска, отчаяние, порыв укрыться с головой и уже потом - отмахнуться, младенческая беззащитность, уголек неугасимой ненависти, зеленца романтической сонливости, целеустремленность стервятника, скука непризнания и всепрощенчество глубинного пошиба, и что-то еще, что-то такое, отчего и лет через сто швырнуло бы в жар любого, кто отважился бы восстановить это "что-то" в памяти,- словом, то был взор уходящего. Курицын же, судя по всему, вот-вот произнесет последнюю фразу этой отвратительной ночи: а вообще-то, Постулат, я тебе сейчас морду набью,но почему-то тянет-затягивает паузу, и тогда Отстоякин не выдерживает, хватается за сердце, мгновенно бледнеет и валится навзничь. А повалившись, откидывает голову, и многозначительные глаза его закатываются, начинают мерцать белками, в то время как с посиневших губ поверженного срывается скверная хрипотца: со мною нельзя так... непоправимая ошибка, Владлен... некому будет просветить и надоумить... поздно... теперь уже - все, эпилог... трагический в своей необратимости...- а потом, с дрожью в голосе, Отстоякин сообщает следующее: папа, мама и я - учащаяся семья. Необычная встреча состоялась в театре "Эра". Сюда пришли семьи, все члены которых учатся. Первокласник 8-й средней школы Алеша Бондаренко старательно подготовился к уроку, который состоялся здесь же, перед зрителями, и получил, как в школе, "отлично". Hа "хорошо" и "отлично" учится и его сестра, шестиклассница Оля... Что такое? - обалдело спрашивает Курицын непредсказуемую.- Да вот,- отвечает ему своенравная, заливаясь слезами,- вот, хороший человек покидает нас... Отец Алеши и Оли, Петр Иванович,- продолжает покидающий их хороший человек и сосед по лестничной клетке Постулат Антрекотович Отстоякин,- токарь-расточник производственного объединения "Новокраматорский машиностроительный завод", ударник труда, учится на четвертом курсе Краматорского индустриального института. Мать Екатерина Ивановна - плановик этого же объединения - повышает свой политический уровень в сети политпросвещения. Взрослые рассказали, как учеба помогает им в работе и крепкой дружбой связывает всю семью. По материалам члена юнкоровского клуба "Гайдаровец" Алены Гончаренко... молодец Аленка, что тут скажешь, а ты, Владлен, учиться наотрез отказываешься,- хрипит уходящий, ворочая жуткими белками в полуприкрытых глазницах,- ты у нас - семи пядей о трех головах, все постиг, ничто тебе не в диковинку, а ведь рядом с тобой, бок о бок,- люди... человеки рядом, Владлен... одно неосторожное движение... случайно сорвавшееся слово, да помысел даже - и...