Боги, гробницы, ученые - Курт Церам

Но, самое главное, он нашел золотые маски и нагрудные дощечки, которые, как утверждала традиция, употреблялись для защиты венценосных усопших от какого-либо постороннего воздействия.

Ползая на коленях, он соскребал слой глины (ему и на этот раз помогала жена), под которым были скрыты останки пяти человек из четвертой могилы. Уже через несколько часов головы усопших превратились в пыль. Но золотые, мягко поблескивающие маски сохранили форму лиц. Черты этих лиц были совершенно индивидуальны. «Вне всякого сомнения, каждая из масок должна была являться портретом усопшего».

Ему удалось обнаружить перстни с печатями и великолепными камеями, браслеты, тиары и пояса, 110 золотых цветов, 68 золотых пуговиц без орнамента и 118 золотых пуговиц с резным орнаментом – нет, на следующей же странице он упоминает еще о 130 золотых пуговицах, а далее о золотой модели храма, о золотом осьминоге…

Но, пожалуй, достаточно. Мы не будем продолжать: описание находок Шлимана занимает 206 страниц большого формата. И все это золото, золото, золото…

Вечером того дня, когда ночные тени опустились на микенский акрополь, Шлиман – «впервые после перерыва в 2344 года» – приказал зажечь здесь костры, напоминающие о тех, что в свое время известили Клитемнестру и ее любовника о грядущем прибытии Агамемнона. На этот раз, однако, костры должны были отпугивать воров от одного из самых богатых кладов, когда-либо изъятых из гробниц умерших царей.

Глава 6

Шлиман и наука

Третьи большие раскопки Шлимана не дали золота, но в результате их он открыл поселение в Тиринфе. Благодаря им и предыдущим открытиям Шлимана в Микенах, а также тем, которые сделал на Крите 10 лет спустя английский археолог Эванс, постепенно начали вырисовываться очертания древней цивилизации, некогда господствовавшей во всем Средиземноморье.

Но прежде чем поведать об этом, мы позволим себе сказать несколько слов о месте Шлимана в науке его времени. Этот вопрос не потерял своей актуальности. Ведь и сегодня еще каждому исследователю приходится работать под перекрестным огнем критики, исходящей как от широкой публики, так и от ученого мира.

Сообщения Шлимана воспринимались совершенно иной аудиторией, чем «Донесения» Винкельмана. Светский человек восемнадцатого столетия, Винкельман писал для людей образованных, для небольшого круга посвященных, для владельцев музеев или, по крайней мере, тех, кто благодаря принадлежности к высшему обществу имел доступ к памятникам искусства древности.

Этот узкий мирок был потрясен раскопками Помпеи. Известие о каждой новой находке приводило его в восторг, но интересы этого мирка никогда не шли дальше эстетического любования. Влияние Винкельмана было весьма действенным, однако он нуждался в посредниках, в медиумах – поэтах и писателях, которые помогли вынести его идеи за пределы узкого круга просвещенных людей.

Шлиман действовал без посредников. Он сам сообщал обо всех своих находках и сам был их первым почитателем. Его письма распространялись по всему свету, его статьи печатались во всех газетах. Если бы в те времена существовали радио, кино, телевидение, Шлиман бы первым воспользовался ими.

Его открытия в Трое вызвали бурю не в узком кругу образованных людей, но в душе каждого человека. Винкельмановские описания статуй были близки сердцу эстетов, приводили в восхищение знатоков. Шлимановские золотые клады потрясли умы людей, живших во времена экономического подъема, ценивших так называемых selfmademen и обладавших здравым смыслом, людей, которые стали на сторону Шлимана, когда «чистая наука» отвернулась от «профана и дилетанта».

Через два-три года после шлимановских газетных сообщений 1873 года некий директор музея вспоминал:

Когда появились эти сообщения, волнение охватило и публику, и ученых. Повсюду: в домах, на улице, в почтовых каретах и железнодорожных вагонах – только и было разговоров что о Трое. Удивление и любопытство охватило всех.

Если Винкельман показал нам, по выражению Гердера, «тайну греков лишь издали», то Шлиману принадлежит честь открытия всего мира Античности. С удивительной смелостью он вывел археологию из освещенных тусклым светом керосиновых ламп кабинетов ученых под залитый солнцем свод эллинских небес и с помощью заступа решил проблему Трои. Он совершил прыжок из сферы классической филологии в живую предысторию и превратил ее в классическую науку.

Темпы, которыми осуществлялась эта революция, неизменный успех Шлимана, сам он, не то купец, не то ученый, достигший, однако, поразительных успехов и на том и на другом поприще, «рекламный характер» его публикаций – все это шокировало ученый мир, и в первую очередь – немцев.

Чтобы представить себе размах вспыхнувшего против него мятежа, достаточно вспомнить, что в годы, когда Шлиман уже развернул свою деятельность, вышло в свет 90 посвященных Трое и Гомеру работ, принадлежавших перу кабинетных ученых.

Основной огонь своих филиппик противники Шлимана обрушили на его дилетантизм. (Нам и в дальнейшем, на протяжении всей истории археологии, будет встречаться мрачная фигура археолога-профессионала, который с тупой цеховой ограниченностью преследует тех, кто отваживается помыслить о новом прыжке в неизведанное.) Нападки на Шлимана носили весьма серьезный характер. Именно поэтому здесь следует привести некоторые выдержки и цитаты. Первое слово предоставляем одному весьма озлобленному философу – Артуру Шопенгауэру:

«Дилетанты», «дилетанты» – так пренебрежительно называют тех, кто занимается какой-либо наукой или искусством из любви – per il loro diletto – и испытывает от этого радость, те, кто превратил эти занятия в средство для заработка. Это пренебрежение основывается на присущем им низком, гнусном убеждении, что ни один человек никогда серьезно не возьмется за то или иное дело, если к этому его не побуждает голод, нужда или еще что-нибудь в этом роде. Публика воспитана в том же духе и поэтому придерживается того же мнения. Она обычно с почтением относится к «специалистам» и с недоверием – к дилетантам. В действительности же, наоборот, для дилетанта его дело – цель, а для специалиста оно всего лишь средство, и лишь тот с полной серьезностью отдается делу, кто интересуется им, кто занимается им с любовью, con amore. Именно такие люди, а не поденщики совершили все великое.

Профессор Вильгельм Дёрпфельд, сотрудник Шлимана, его советчик и друг, один из немногих специалистов, которых Германия дала ему в помощь, писал в 1932 году:

Он [Шлиман] так и не понял и никогда не мог бы понять, почему некоторые ученые, и в частности немецкие филологи, встретили его работы о Трое и Итаке насмешками и издевательствами. Я также всегда сожалел о том, что некоторые крупные ученые впоследствии встретили насмешками и мои сообщения о раскопках в гомеровских местах, ибо считаю