Боги, гробницы, ученые - Курт Церам

До сих пор мне еще не встретился слой мусора толщиной более чем в 26 футов, да и тот только около самой стены – здесь целый утес, но далее слой мусора не превышает 13–20 футов.

Игра стоила свеч.

Шестым декабря 1876 года датирована запись Шлимана об открытии первой могилы. Далее следовало действовать с величайшей осторожностью.

В течение 25 дней его жена Софья, верная и неутомимая помощница, работала буквально не разгибая спины. Она просеивала руками землю, рыхлила ее ножом.

Вместе они нашли еще пять могил, а в могилах – останки 15 человек. Королю Греции была отправлена телеграмма:

С величайшей радостью сообщаю Вашему Величеству, что мне удалось найти погребения, в которых были похоронены Агамемнон, Кассандра, Эвримедон и их друзья, умерщвленные во время трапезы Клитемнестрой и ее любовником Эгисфом.

Можно себе представить, какое потрясение испытывал Шлиман, когда он отрывал останки тех, кто, как ему казалось, жил в страстях и ненависти более двух тысяч лет тому назад.

Шлиман не сомневался в своей правоте. И в самом деле, разве мало было оснований придерживаться подобной точки зрения? Разве не казалось, что факты полностью подтверждают его выводы?

«Тела усопших были буквально осыпаны драгоценностями и золотом… Неужели обыкновенным смертным положили бы в могилу такие сокровища?» – спрашивал Шлиман. Было найдено дорогое оружие, призванное служить умершему защитой от всяких случайностей в царстве теней.

В то же время Шлиман указывал на совершенно явные следы того, что огненное погребение совершалось с поспешностью. Те, кто его совершал, даже не дали себе труда дождаться, пока огонь полностью сделает свое дело. Они забросали полусожженные трупы землей и галькой с торопливостью убийц, которые хотят замести следы преступления.

И хотя драгоценные украшения указывали на попытки соблюсти, хотя бы отчасти, обычаи того времени, сами могилы, не говоря уже об усопших, имели такой откровенно неприличный вид, который мог уготовить жертве только изощренный в ненависти убийца. Разве покойные не были, «словно падаль, брошены в жалкие ямы»?

Шлиман призвал на помощь авторитетных для него древних писателей. Он цитировал «Агамемнона» Эсхила, «Электру» Софокла и «Орестею» Еврипида. У него не было ни малейшего сомнения в своей правоте.

И все же – сегодня мы это знаем совершенно точно – он ошибался. Да, он нашел под агорой царские погребения, но не Агамемнона и его спутников, а людей совершенно другой эпохи – погребения, которые были по меньшей мере лет на 400 старше погребения Агамемнона.

Но это, в общем, несущественно. Важно то, что он сделал еще один гигантский шаг по пути, ведущему к открытию Древнего мира, вновь подтвердил правдивость сведений Гомера и обнаружил сокровища – не только в научном смысле слова, – которым мы обязаны сведениями о культуре, лежащей в основе всей европейской цивилизации.

«Я открыл для археологии совершенно новый мир, о котором никто даже и не подозревал».

И этот непостижимый человек, оказавшийся – в какой уже раз – на вершине успеха, телеграфирующий министрам и королям, человек, необычайно гордый, но отнюдь не высокомерный, в тот момент, когда весь мир ожидает от него новых известий, помнит о самых незначительных делах и способен до глубины души возмутиться малейшим проявлением несправедливости.

Однажды в числе многих других раскопки посетил император Бразилии. Осмотрев Микены, он, уезжая, дал полицейскому Леонардосу 40 франков (поистине царские чаевые!). Леонардос всегда дружелюбно и лояльно относился к Шлиману, и тот пришел в негодование, узнав о распространяемых завистливыми чиновниками слухах: на самом деле Леонардос будто бы получил не 40, а 1000 франков и скрыл это. Когда Леонардоса отстранили от должности, Шлиман начал действовать.

Всемирно известный ученый готов ради безвестного полицейского прибегнуть к самым важным из своих связей. Он телеграфирует прямо министру:

В награду за те многие сотни миллионов, на которые я сделал Грецию богаче, прошу оказать мне любезность – простить моего друга-полицейского Леонардоса из Нафплиона и оставить его на своем посту. Сделайте это для меня.

Но ответ задерживается, и Шлиман посылает вторую телеграмму:

Клянусь, полицейский Леонардос честный и порядочный человек. Все только клевета. Даю гарантию, он получил только 40 франков. Требую справедливости.

Более того, Шлиман идет на самый невероятный шаг: отправляет телеграмму императору Бразилии, который тем временем уже успел прибыть в Каир:

Покидая Нафплион, Вы, Ваше Величество, дали полицейскому Леониду Леонардосу 40 франков для раздачи всем полицейским. Бургомистр, стремясь оклеветать этого честного малого, утверждает, будто он получил от Вас 1000 франков. Леонардоса отстранили от должности, и только с величайшим трудом мне удалось спасти его от тюрьмы. Поскольку я уже много лет знаю его как честнейшего на свете человека, прошу Вас, Ваше Величество, во имя святой правды и человечности протелеграфировать мне: сколько получил Леонардос – 40 франков или более?

И ученый Генрих Шлиман, действуя во имя справедливости, заставляет императора Бразилии перед лицом всего мира признаться в своей скупости. Полицейский Леонардос спасен. Так действует Шлиман, фантазер и мечтатель, когда речь идет о древних мирах; холодный, рассудительный детектив, когда охотится за кладами; Михаэль Кольхаас[10], когда сражается за правое дело.

Клад, найденный Шлиманом, был огромен. Лишь много позже, уже в двадцатом столетии, его превзошла знаменитая находка Карнарвона и Картера в Египте. «Все музеи мира, вместе взятые, не обладают и одной пятой частью этих богатств», – писал Шлиман.

В первой могиле Шлиман насчитал 15 золотых диадем – по пять на каждом из усопших. Кроме того, там обнаружились золотые лавровые венки и украшения в виде свастик.

В другой могиле – в ней лежали останки трех женщин – он собрал более 700 тонких золотых пластинок с великолепным орнаментом из изображений животных, медуз, осьминогов. Золотые украшения с изображением львов и других зверей, сражающихся воинов; украшения в форме львов и грифов, лежащих оленей и женщин с голубями…

На одном из скелетов была золотая корона с 36 золотыми листками. Она украшала голову, уже почти обратившуюся в прах. Рядом лежала еще одна великолепная диадема с приставшими к ней фрагментами черепа.

Достойные царских пиров золотые сосуды из Микен.

Он нашел еще пять золотых диадем с золотой проволокой, при помощи которой они закреплялись на голове, бесчисленное множество золотых украшений со свастиками, розетками и спиралями, головные булавки, украшения из горного хрусталя и обломки изделий из агата, миндалевидные геммы из сардоникса и аметиста.

Он нашел секиры из позолоченного серебра