Боги, гробницы, ученые - Курт Церам

Разве не похоже на сказку то, что крупнейший коммерсант, которому сопутствует в делах необыкновенная удача, находясь на вершине своих успехов, внезапно бросает все, сжигает за собой все корабли лишь для того, чтобы пойти дорогой мечты своего детства? Что этот человек, опираясь только на поэмы Гомера – здесь начинается новая глава его удивительной жизни, – посмел бросить вызов всему ученому миру и, открыто сделав Гомера своим знаменем, отвергнув все прежние труды филологов, с лопатой в руках отправился распутывать то, что до этого было запутано и перезапутано сотней трактатов?

Во времена Шлимана Гомера считали певцом давно исчезнувшего мира. Сомнения в реальном существовании Гомера переносились и на сообщаемые им сведения. Ученые того времени были далеки от смелых утверждений своих позднейших коллег, называвших Гомера первым военным корреспондентом. В достоверность его сведений о той борьбе, которая разыгралась за город Приама, верили ничуть не больше, чем в правдивость утверждений, содержащихся в древних сказаниях о героях. Некоторые вообще относили их к области мифов.

Разве «Илиада» не начинается с того, что Аполлон насылает смертельную болезнь на ахейцев? Разве Зевс не вмешивается прямо в борьбу, точно так же как и «лилейнорукая» Гера? Разве там боги не превращаются в людей, подверженных ранениям? Ведь даже богиня Афродита почувствовала железо копья.

Мифы, сказки, легенды, полные божественного огня, – создание одного из величайших сказителей, но всего лишь сказителя.

К этому надо добавить еще следующее: согласно «Илиаде», Греция того периода была страной высокой культуры. Между тем во времена, когда греки попали в поле зрения современных историков, их край ничем особенно не выделялся среди других земель – ни роскошью дворцов, ни могуществом царей, ни большим флотом.

Приписать содержащиеся в поэмах Гомера сведения фантазии поэта было, несомненно, гораздо проще, чем согласиться с тем, что за эпохой высокой цивилизации последовала эпоха упадка с его варварством, а затем новый подъем эллинской культуры.

Но подобные взгляды не могли сбить с пути Шлимана. Он жил в мире Гомера, и для него все, что сообщал Гомер, было подлинной реальностью. В этом он, в свои сорок шесть лет, недалеко ушел от того мальчика, который когда-то рассматривал рисунок, изображающий бегство Энея. Когда он перечитывал описание щита Агамемнона или те места, где во всех деталях описывались боевые колесницы, оружие, утварь, он нисколько не сомневался, что перед ним реально существовавший греческий мир.

Все эти герои, Ахилл и Патрокл, Гектор и Эней, все их деяния, их дружба, ненависть и любовь – все это лишь плод фантазии? Нет. Он верил в их существование, и он знал: его веру разделяли великие историки древности Геродот и Фукидид, которые везде говорили о Троянской войне как об истинном происшествии, а о ее героях – как о реально существовавших людях.

С этой верой миллионер Генрих Шлиман и отправился на сорок шестом году жизни в свое путешествие в царство ахейцев. Можно себе представить, насколько возрос его энтузиазм, когда он узнал, что жену кузнеца – первого из местных жителей, с которым он познакомился на Итаке, – звали Пенелопа, а ее сыновей – Одиссей и Телемах!

Это звучит неправдоподобно, но тем не менее так было: вечером на деревенской площади сидел богатый чудаковатый иностранец и читал потомкам тех, кто умер три тысячи лет назад, XXIII песнь «Одиссеи». При этом его охватило такое волнение, что он заплакал. А вместе с ним плакали местные жители – и мужчины, и женщины.

Все, что произошло затем, похоже на чудо. Где и когда в истории один лишь энтузиазм приводил к успеху? Расхожее мнение, что успех решают знания, в данном случае не вполне справедливо. Хотя бы потому, что утверждение, будто Шлиман уже в первые годы своей научной деятельности был знатоком в области археологии, по меньшей мере, спорно. И все-таки удача сопутствовала ему, как никому.

В те времена большинство ученых считали, что Троя могла находиться (если она действительно когда-либо существовала) на том месте, где стояла теперь маленькая деревушка Бунарбаши, примечательная и по сегодняшний день лишь тем, что на крышах ее домов красуется чуть ли не по дюжине гнезд аистов. Здесь протекали два ручья – это обстоятельство и навело наиболее смелых археологов на мысль, что именно тут и была расположена древняя Троя.

До родников добежали, прекрасно струящихся.

Два их Бьет здесь ключа, образуя истоки пучинного Ксанфа.

Первый источник струится горячей водой. Постоянно

Паром густым он окутан, как будто бы дымом пожарным.

Что до второго, то даже и летом вода его схожа

Или со льдом водяным, иль со снегом холодным, иль с градом…[5]

Так говорится в XXII песни «Илиады» Гомера.

Наняв за 45 пиастров проводника с неоседланной лошадью, Шлиман вскоре очутился в стране своих мальчишеских грез.

Сознаюсь, я с трудом справился с охватившим меня волнением, когда увидел прямо перед собой огромную Троянскую равнину, какой она часто являлась мне в грезах и сновидениях.

Но уже с первого взгляда Шлиману стало ясно, что Троя не могла быть расположена здесь, в трех часах езды от моря. Ведь герои Гомера по нескольку раз в день сходили с кораблей в город. И потом, неужели город Приама со своими 62 зданиями, с циклопическими стенами и воротами, через которые в город был внесен деревянный конь хитроумного Одиссея, мог разместиться на этом холме?

Шлиман осмотрел источники и покачал головой. На площади всего лишь в 500 квадратных метров он насчитал не 2, как об этом говорил Гомер, а 34 источника. Более того, проводник еще принялся уверять его, что он обсчитался: их не 34, а 40, недаром эта местность называется Кыркгёз, то есть «сорок глаз».

Но разве Гомер не говорил об одном теплом и одном холодном источнике? Шлиман, который так же свято верил каждому слову Гомера, как теологи прежних времен – Библии, вытащил термометр и измерил температуру во всех 34 источниках. Она везде была одинаковой: 17,5 градуса.

Но и на этом он не успокоился. Он открыл «Илиаду» и перечитал то место, где Гомер рассказывает об ужасном поединке Ахилла и Гектора, о том, как Гектор бежал от «грозного бойца», и они «трижды кругом на проворных ногах обежали город великий владыки Приама», и «все боги смотрели» на это.

Он решил проделать тот же путь. В одном месте он натолкнулся на такой крутой спуск, что вынужден был преодолевать