Боги, гробницы, ученые - Курт Церам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этим он и начал свои занятия. Он так громко декламировал выученного им наизусть «Телемаха», а голос его так звонко раздавался в пустых стенах комнаты, что это вызывало недовольство соседей: дважды ему пришлось переезжать на новую квартиру.
Наконец он решил, что ему будет полезен слушатель, и нанял за четыре франка в неделю одного бедного еврея, который должен был терпеливо сидеть и слушать «Телемаха», не понимая ни единого слова из того, что Шлиман ему декламировал.
После шести недель напряженнейших занятий Шлиман бегло объяснялся с русскими купцами, которые прибыли в Амстердам для закупок индиго, на их родном языке.
Его успехам в учебе сопутствовали успехи в делах. Бесспорно, ему везло. Следует, правда, отметить, что он принадлежал к числу людей, которые, как говорится, своего не упустят и умеют ковать железо, пока оно горячо. Сын бедняка-пастора, ученик в лавке, служащий в конторе (но одновременно и полиглот, владеющий восьмью языками), он стал торговцем, а затем в головокружительном взлете достиг должности королевского купца. В деньгах и богатстве он видел кратчайший путь к успеху.
В 1846 году двадцатичетырехлетний Шлиман едет в качестве агента своей фирмы в Петербург. Годом позже он основывает собственный торговый дом. Все это отнимает у него немало времени и стоит немалого труда. «Только в 1854 году мне удалось изучить шведский и польский языки».
Он много ездил. В 1850 году побывал в Северной Америке. Присоединение калифорнийского побережья к Соединенным Штатам давало ему право на американское гражданство. Не миновала его, как и многих других, золотая лихорадка: он основал банк для операций с золотом. Его удостаивает приемом президент.
В семь часов я отправился к президенту Соединенных Штатов; я сказал ему, что желание увидеть эту великолепную страну и познакомиться с ее великими руководителями побудило меня предпринять эту далекую поездку из России и что я считаю своим первейшим долгом засвидетельствовать ему свое почтение. Он принял меня очень сердечно, представил жене и дочери. Я беседовал с ним полтора часа.
Однако вскоре Шлиман заболел малярией. К тому же он давно тяготился своей буйной клиентурой. Все это снова привело его в Петербург.
Да, в эти годы он был настоящим золотоискателем. Во всяком случае, именно таким его описывает один из биографов (Людвиг). Но его письма, относящиеся к этому периоду, и обе автобиографии свидетельствуют в то же время о том, что и в эти годы, как, впрочем, и всегда, его не покидает юношеская мечта – посетить когда-нибудь те далекие места, где жили и совершали свои великие подвиги герои Гомера, заняться изучением и исследованием этих мест.
Его увлечение настолько серьезно, что он, этот, наверное, самый способный к языкам человек своего времени, испытывает своеобразный страх перед греческим языком и не приступает к его изучению, так как боится, что оставит ради него свои дела раньше, чем сможет обеспечить себе необходимую базу для свободных занятий наукой. Только в 1856 году он взялся за изучение новогреческого языка и, верный своей привычке, овладел им всё в те же шесть недель.
В последующие три месяца он успешно справляется со всеми трудностями гомеровского гекзаметра, что требует от него колоссальной траты сил. «Я штудирую Платона с таким расчетом, что, если бы в течение ближайших шести недель он смог бы получить от меня письмо, он должен был бы его понять».
В последующие годы он дважды чуть было не попал в те места, где жили герои Гомера. Только случайная болезнь помешала ему во время путешествия ко второму нильскому порогу – через Палестину, Сирию и Грецию – съездить на остров Итака. (Кстати говоря, во время этого путешествия он изучил латинский и арабский языки. Его дневники способен прочесть только полиглот: он всегда писал на языке той страны, в которой в это время находился.)
В 1864 году он уже было совсем собрался посетить Троянскую равнину, но, изменив своему решению, отправился в двухлетнее путешествие вокруг света, плодом которого явилась его первая книга, написанная на французском языке.
К этому времени он уже был свободным человеком. Пасторский сынок из Мекленбурга обладал великолепным деловым чутьем и принадлежал к той же породе людей, что и американские selfmademen. Вспоминая в одном из писем о том, как воспользовался в торговых операциях Крымской войной 1853–1856 годов, как нажился во время Гражданской войны в США и годом позже на торговле чаем, он сам говорит о себе как о человеке с «жестоким сердцем».
Ему всегда чертовски везло. Во время Крымской войны он однажды отправил в Мемель большой груз. Случилось так, что на мемельских складах вспыхнул пожар. Все товары были уничтожены, за исключением груза, принадлежавшего Генриху Шлиману: по чистой случайности груз разместили не в общем складском помещении, а в сарайчике, который находился несколько в стороне.
Изображение троянского коня на горлышке большой амфоры с Миконоса. Миф о падении Трои рано нашел отражение в греческом искусстве. В росписи на сосуде, созданном в IV в. до н. э., некоторые завоеватели еще смотрят наружу из оконных проемов, а другие греческие воины уже оставили деревянного коня, поставленногона колеса. (Утраты и повреждения оригинала на рисунке не показаны.)
Тогда он мог записать (какая гордость скрывается за этими словами!): «Небо чудесным образом благословило мои торговые дела, и к концу 1863 года я увидел себя владельцем такого состояния, о котором не отваживался мечтать в самых честолюбивых своих замыслах».
И непосредственно после этих строк следует прелестная в своей непосредственности фраза – констатация поступка, казалось бы абсолютно неправдоподобного, но для Генриха Шлимана совершенно закономерного. «В силу этого я отошел от торговли, – скромно замечает он, – решив целиком посвятить себя научным занятиям, которые всегда меня чрезвычайно привлекали».
В 1868 году он совершил через Пелопоннес и Трою поездку на остров Итака. Предисловие к его книге «Итака» датировано 31 декабря 1868 года. Подзаголовок книги гласит: «Археологические изыскания Генриха Шлимана».
Сохранилась его фотография петербургских времен: перед нами представительный господин в тяжелой меховой шубе. Эту фотографию он подарил жене одного лесничего, которую знал еще маленькой девочкой. На обратной стороне гордая подпись: «Фотография Генриха Шлимана, ранее ученика у господина Хюкштедта в Фюрстенберге, ныне оптового купца первой гильдии, русского потомственного почетного гражданина, судьи в Санкт-Петербургском торговом суде
