Одиннадцатый цикл - Киан Н. Ардалан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Галливакс говорил так спокойно, но, гадала я, вдруг он из гордости не показывает, что душа по-прежнему болит? Или он просто слишком хороший артист и преотлично это скрывает?
– Отец, можно погулять? – попросил Дейл.
– А репетиция? – Он нахмурился. – Как же ты станешь менестрелем, если не репетировать?
– Да я и так уже опытный.
– Ты, сынок, талантливый. Это разные вещи. Ты еще даже не освоил баллады Микриона.
Дейл посмотрел на нас с мольбой.
– Господин Танли, понимаю, упражняться очень важно, но ведь сегодня родилось одиннадцатое Семя. Такое не каждый день случается. – Моя мягкость, я знала наверняка, его покорит.
– Отец, умоляю! – дожимал юный лютнист.
Галливакс сдался и с удрученным вздохом нехотя кивнул. Сын стиснул его в пылких объятиях.
– Спасибо, пап!
– Главное, осторожнее. Не повреди руки! – напутствовал бард.
Дейл закатил глаза.
– Обязательно.
– Да, и вот еще… – Галливакс вернулся в трактир за лютней Дейла. – Порепетируешь на ходу!
– Но, пап!
– Никаких «но»!
Я прыгнула между ними, пока Дейл не наломал дров.
– Обещаю проследить, чтобы он играл.
Галливакс кивнул и ушел. Юный бард неохотно повесил лютню за спину.
– Куда пойдем?
– Может, в Рощу грез? – Я улыбнулась. – Говорят, там являются такие яркие грезы, что любой дар пробудится!
Мы все взглянули на небо, затянутое рябью рыжевато-серых пятен, за которыми проглядывало вечернее солнце.
– Но мне можно только до заката, – прибавила я.
– А это мысль! И домой ты успеешь: все равно живешь у самой Рощи. – Перри ехидно покосился на Дейла. – Вдобавок никто не услышит, как ты ужасно бренчишь.
– Ну-у! – возмутился Дейл.
– Поэтому я и предложила Рощу.
Дейл светился в предвкушении.
В этот миг к нам подступил понурый Бэк. Он потирал шею.
– Прости. Наговорил ерунды.
Дейл кивнул, а Джеремия, лучась улыбкой во все зубы, дружески хлопнул Бэка по спине. Тот рухнул ничком.
Мы расхохотались – и тут наш задор беспощадно срезало леденящим воплем из-за спины.
За мной стояла на коленях исступленного вида женщина и кричала громче полночной банши.
– Что с ней? – Я оцепенела от ужаса.
Опять вопль – острый и неподдельный, из таких глубин нутра, что голосовые связки вот-вот должны лопнуть, как перетянутые струны.
– Сыно-о‑ок! – выла несчастная.
Волосы свалялись сальными клоками, словно она не один месяц прожила в лесу. Под глазами набрякли тяжелые мешки, растрескавшиеся губы дрожали.
– Мой сын! Кто мой сын?! – повторяла она, хватаясь за кого придется.
– Это миссис Джонсон. – За нами стояла трактирщица Розмари с сумрачным выражением. – Уже несколько дней кряду ищет своего сына. Кричит, что он стал забвенным, и обвиняет всех кругом, что не обращали на него внимания.
Джеремия сложил большой и указательный пальцы колечком и с закрытыми глазами приложил ко лбу.
– Да пребудет он узренным, – с придыханием произнес он.
– Миссис Джонсон? – недоумевал Перри. – Но ведь не было у нее никакого сына.
Взгляд Розмари наполнился неизъяснимой скорбью. Мне было жутко от происходящего, но почему, я сообразила не сразу – лишь благодаря тому, что Розмари ничего не ответила Перри. Осознание сначала просачивалось по капле – и затем нахлынуло волной.
Сердце стиснуло хваткой глубокого холодного ужаса. Я оглядела вопящую, ее тонкие руки и надломанные ногти, матово‑серую кожу и гнездо волос на голове – перепутанные пряди рассудка.
Ее сын забыт? Как его звали? Мы дружили? Множились вопросы, на которые не найти ответа, – от этого меня пробирал холодок. Вдруг я правда его знала, а он просто канул в никуда?
Этот тягучий страх не описать словами. А вдруг и меня точно так же забудут?
Розмари посмотрела на нас и сказала, что могла, ободряюще, как сумела:
– Лучше идите себе, ребятки.
Глава восьмая
ДАЛИЛА
Известно, что Роща грез пробуждает вдохновение. Кто-то мнит, что, если там заночевать, обретешь сокровенное высшее знание, однако верится с трудом.
– Предания и легенды Минитрии
Заходящее солнце подмигивало нам через просветы в небе и меж домов, а облака губкой впитывали его брызги. Мы впятером шли по Ньюмонскому тракту.
Сцена с миссис Джонсон выбила всех из седла. Заразила гнетущей тоской, которую никто не смог бы объяснить. Нас одолевало то чутье, которым дети от природы распознают общее уныние и угадывают, когда нужно проявить уважение или скорбь. Мысль, что можно просто взять и исчезнуть, обрушилась на меня и остальных безликим ужасом и стала сродни черному пятну в глазу, которое никак не смыть.
Но вот все дальше оставался Вороний городок. Дейл отрешенно бренчал на лютне, и мрак постепенно рассеивался.
Я шла в хвосте, как будто не замечая, что Перри смещается все ближе ко мне. Моя рука повисла плетью: пальцы расслаблены, ладонь от волнения взмокла. Я не смела ей пошевелить. Впереди Бэк перешучивался с Джеремией и Дейлом.
Я лишь пискнула и сразу сжала губы, ощутив, как пальцы Перри сплетаются с моими. Он, видно, заметил, как я напряглась, и хотел убрать руку, но тут уже я придержала его и взволнованно заглянула в глаза.
Перри этого не ожидал и, краснея, отвел взгляд. Его рука – сильная, уверенная, нежная – сжала мою в ответ.
Я заметила, как Дейл впереди отвернулся от нас. Тронув струны, он запел громче:
– Златая Минитрия прошлых веков,
Нежный лик твой усеян рубцами.
Огради своих чад от жестоких врагов:
Черны тучи сгустились над нами.
Это была Песнь Верука, которую я уже слышала раз-два. Чем явнее с годами вырастала на горизонте акарская угроза, тем больше сочиняли подобных творений.
– Ну как, чувствуете что-нибудь? – поинтересовался Дейл.
Не очень-то. Мы все только развели руками – и вдруг Бэк встал как вкопанный.
– Тихо. – Он согнулся пополам, схватившись за голову, и натужно закряхтел: – Чувствую… чувствую…
Мы все оцепенели. Вдруг Бэк гротескно, по-шутовски взорвался:
– У‑у‑уши вя-я‑ну-ут! – пропел он.
Все покатились со смеху. Даже Дейл. Он замахнулся на Бэка лютней и забегал за ним кругами вокруг хохочущего Джеремии.
Вскоре переполох улегся, и Дейл вернулся к разговору, с растравленной, но безрадостной улыбкой.
– Я, вообще-то, серьезно! Сколько ни пытаюсь хоть что-то наколдовать своей музыкой, ничего не выходит. –