Тяжелые времена - Хиллари Клинтон

Крупнейшие потребители иранской нефти, которых труднее всего было убедить отказаться от его услуг, находились в Азии. Китай и Индия, в частности, весьма сильно зависели от иранской нефти для удовлетворения своих быстро растущих энергетических потребностей. Некоторые страны с хорошо развитой экономикой, такие как Южная Корея и Япония, также были тесно привязаны к импорту нефти. Япония столкнулась с дополнительными трудностями в связи с катастрофой на АЭС «Фукусима», которая привела к ограничениям на ядерную энергию в стране. Тем не менее японцы обязались существенно сократить потребление иранской нефти, что было мужественным обещанием в сложившихся для них обстоятельствах.

Индия же, напротив, изначально публично отказалась пойти навстречу просьбам западных стран и снизить свою зависимость от иранской нефти. В наших частных беседах индийские лидеры согласились с тем, что установление мира на Ближнем Востоке было важной задачей, и прекрасно понимали, что шесть миллионов индийцев, проживая и работая в зоне Персидского залива, были подвержены политической и экономической нестабильности региона. В то же время набиравшая темпы экономика Индии зависела от стабильных поставок энергии. Именно поэтому индийская сторона была обеспокоена тем, что ее потребности в энергии были столь велики и что у нее не было никакого реального способа удовлетворить их без иранской нефти. Кроме того, Индия не упомянула вторую причину своего отказа нам. Она возглавляла Движение неприсоединения во время холодной войны, по сей день ценила свою «стратегическую автономию» и не выносила, когда ей указывали, что ей делать. Чем активнее мы агитировали ее изменить свой курс, тем выше была вероятность того, что она будет стоять на своем.

В мае 2012 года я посетила Дели, чтобы осудить этот вопрос лично. Я утверждала, что сохранение единого международного фронта было лучшим способом убедить Иран вернуться за стол переговоров, достичь дипломатического решения в сложившейся тупиковой ситуации и избежать военного конфликта, который дестабилизирует регион. Я обозначила преимущества диверсифицированного энергообеспечения и рассказала о потенциальных альтернативах Ирану, доступных на нефтяном рынке. Я также заверила Дели в том, что если они предпримут конструктивные шаги, то мы хотели бы ясно дать понять, что это явилось их собственным решением, как бы они это ни подавали. Единственное, что нас интересовало, — это конечный результат, а не демонстрация нашего превосходства. Казалось, что наши слова нашли отклик. Когда я вместе с министром иностранных дел Соманахалли Маллайей Кришной вышла для обращения к прессе, нас, конечно же, спросили об Иране. Я предоставила Кришне возможность первым ответить на этот вопрос.

— Учитывая наш растущий спрос на энергоносители, попытки диверсифицировать источники импорта нефти и газа для достижения цели энергетической безопасности являются совершенно логичным и правильным решением, — сказал он. — Поскольку задан конкретный вопрос об Иране, то я заявляю, что он остается нашим важным поставщиком нефти, хотя теперь его доля в нашем импорте сократится, и это уже известно. В конечном счете это отражает те решения, которые приняты нефтеперерабатывающими структурами на основе коммерческих, финансовых и технических соображений.

Этого заявления мне было вполне достаточно. Я пообещала Кришне, что направлю Карлоса и его команду экспертов в Дели, чтобы способствовать принятию решений, «совершенно не отвечающих интересам Ирана».

В конечном итоге наши усилия привели к тому, что все крупные покупатели иранской нефти, даже самые несговорчивые, согласились сократить свои закупки. Результат превзошел все наши ожидания. Инфляция в Иране возросла более чем на 40 %, а стоимость иранской валюты резко сократилась. Экспорт нефти снизился с 2,5 миллиона баррелей сырой нефти в день в начале 2012 года до около 1 миллиона, что привело к потере более 80 миллиардов долларов США дохода.

Иранские нефтяные танкеры простаивали без дела. Иностранные инвесторы и страховые компании были не готовы поддержать их, поэтому иранские самолеты ржавели в ангарах без запасных частей. Такие крупные транснациональные компании, как «Шелл», «Тойота» и «Дойче Банк», начали прекращать сотрудничество с Ираном. Даже Ахмадинежад, который долго пытался отрицать, что санкции оказывают какое-либо влияние на его страну, начал жаловаться на «экономическое давление».

В течение многих лет я вела речь о «парализующих санкциях», и теперь они стали реальностью. Биньямин Нетаньяху сказал мне, что ему настолько понравилась эта фраза, что он включил ее в свой лексикон. Я гордилась той коалицией, которую мы создали, и эффективностью наших совместных усилий. Но я не испытывала никакого удовольствия от осознания того, в каком тяжелом положении находились люди в Иране из-за того, что результатом выбора их лидера явилось противостояние международному сообществу. Мы приложили все усилия, чтобы гарантировать тот факт, что санкции не лишают иранцев продовольствия, медикаментов и других гуманитарных товаров. Я искала возможности, чтобы подчеркнуть, что мы находились в конфликте с правительством Ирана, а не с его гражданами. Я упомянула это в интервью, которое дала персидской редакции «Голоса Америки» на фарси, иранскому аналогу «Дейли шоу». Народ Ирана заслуживал лучшего будущего, но оно будет невозможно, если их лидеры не изменят свой политический курс.

Несмотря на все описанные события, Иран по-прежнему вел себя вызывающе. Он неоднократно был отмечен в участии в новых террористических заговорах по всему миру: в Болгарии, Грузии и Таиланде. Тегеран стремился развалить правительства соседних стран и способствовал беспорядкам в Бахрейне, в Йемене и в других странах. Он направлял деньги и оружие в Сирию, чтобы поддержать своего союзника Башара аль-Асада и его масштабные репрессии против сирийского народа. В конечном итоге он направил в Сирию инструкторов Корпуса стражей Исламской революции и боевиков «Хезболлы», стремясь вновь оказать помощь Асаду. И, конечно же, он продолжал реализацию своей ядерной программы в нарушение резолюции Совета Безопасности и отказался принимать участие в перспективных переговорах с группой «5+1». В своих публичных заявлениях мы с президентом Обамой акцентировали внимание на том, что мы всегда открыты для сотрудничества и диалога, но долго так не может продолжаться. В частных беседах мы выражали некоторую надежду на то, что оманский тайный канал связи позволит нам достичь какого-либо прогресса в этой области. Чем сильнее мы увеличивали давление и чем нагляднее разваливалась иранская экономика, тем очевиднее у Тегерана возникал стимул пересмотреть свою позицию.

Вот такие события разворачивались в конце 2012 года, когда мой срок на посту госсекретаря подходил к концу. Экономика Ирана, его статус в регионе и международный авторитет были разрушены. Второй срок президента Ахмадинежада обернулся катастрофой, а его политический авторитет внутри страны упал наряду с ухудшением его отношений с Высшим руководителем Исламской революции и другими влиятельными консерваторами и клерикалами, которые действительно удерживали рычаги власти в Иране. Между тем оманцы подали нам сигнал, что иранцы были, наконец, готовы двигаться вперед и приступать к долгожданным тайным переговорам. Они решили выдвинуть в качестве переговорщика заместителя министра иностранных дел для того, чтобы он встретился с моим заместителем Биллом Бёрнсом в Маскате. Мы согласились.

Спустя несколько недель в марте 2013 года, после окончания моего пребывания на посту госсекретаря, Билл и Джейк вернулись в Оман, чтобы увидеть, что их там ожидает. Ответ был по-прежнему неутешительным. Складывалось впечатление, что иранцы разрывались в поисках возможного выбора. Некоторые члены правительства явно благоволили серьезному и честному участию в переговорном процессе, однако другие могущественные силы отзывали переговорщиков обратно. Наша команда в очередной раз вернулась домой с ощущением, что время для прорыва в этом вопросе еще не наступило.

А затем события вновь приняли неожиданный поворот. Той весной Иран готовился к новым выборам, чтобы заменить Ахмадинежада на посту президента. Трудно было поверить в то, что прошло уже четыре года с тех пор, как массовые акции протеста вновь заполнили улицы Тегерана. С тех пор иранский режим безжалостно вынуждал политическую оппозицию уйти в подполье и искоренял всякое инакомыслие. Власть имущие лично подбирали каждого кандидата для предвыборной гонки 2013 года, исходя именно из этих соображений. Они исключали всех, кого считали недостаточно консервативными или лояльными. Они даже запретили принимать участие в предвыборной гонке Али Акбару Хашеми Рафсанджани, лидеру революции 1979 года, бывшему президенту и влиятельному священнослужителю, поскольку он мог стать проблемной для режима кандидатурой. Восемь подобранных кандидатов поддерживали тесные связи с Высшим руководителем Исламской революции и полностью соответствовали строгим требованиям режима. Проще говоря, власть имущие, которые на самом деле управляли Ираном, обеспечили своей стране максимально безопасные для режима и устраивающие их по всем параметрам выборы.