Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков

Артем Федорович Сергеев, выросший в семье Сталина, знает, кто непосредственно занимался сортировкой писем:

«Это работа секретариата. Решали Поскрёбышев или его помощник Чечулин. Они просматривали и решали, что делать: с какими вопросами письма направляли к Сталину, а на некоторые письма в секретариате сами отвечали и решали поставленные в них вопросы».

Не буду утомлять читателя инструкцией по делопроизводству, а сразу перейду к особому виду писем, — известных людей, писавших Сталину. Люди, работавшие в секретариате Сталина, были достаточно образованными людьми, чтобы выделить из общего потока писем послания, например, Шолохова, Эренбурга, Капицы и нашего уважаемого Алексея Николаевича Толстого. Такие письма не вскрывались и доставлялись лично в руки вождя. Сталин не мог откладывать ответ на потом, так как следующий день прибавлял новых забот. Если ответ требовал решения исполнительной власти, то Сталин писал соответствующую резолюцию лицу, от кого должно было исходить решение по данному вопросу.

Вот пример с ответом Сталина на письмо П.Л.Капицы:

«Тов. Капица! Все Ваши письма получил. В письмах много поучительного — думаю как-нибудь встретиться с Вами и побеседовать о них. Что касается книги Л.Гумилевского «Русские инженеры», то она очень интересна и будет издана в скором времени».

Абсолютно точно. Книга «Русские инженеры» вскоре была издана. В конце 1953 года, уже после смерти Сталина ее успеют издать еще и вторым изданием.

А в нашем случае, как могло быть с письмом? Видимо, Сталин должен был написать в наркомат иностранных дел (Молотову) с просьбой оказать содействие Бунину, через советское посольство во Франции. Ответ же, Толстому, мог носить краткий характер, что письмо получено и будет принято положительное решение об оказании материальной помощи Бунину. В отношении его возвращения на родину, соответствующие организации возьмутся за решение этого вопроса, если Бунин напишет советскому послу во Франции заявление с соответствующей просьбой. Если бы письмо не носило такой доверительный характер, то Сталин мог, просто, дать указание секретариату подготовить надлежащий ответ адресату. Но, как мы видим, ничего сделано не было. Ни личного послания, ни ответа через секретариат Толстой не получил. Следовательно, Сталин, данное письмо не читал. Представленное письмо взято из архива писателя. Разумеется, можно выпустить в меня критическую стрелу, что все то, что приведено выше, еще ни о чем не говорит, что со Сталиным что-то случилось в эти дни? Но мое возражение будет таким: а есть хоть одно письмо вождю в период с 18 июня по 24 июня 1941 года включительно, чтобы он ответил адресату? Я выстроил свою гипотезу и для меня, даже маленький кирпичик, кладущийся в ее основание, будет укреплять позицию. Впрочем, покритиковать автора, желающие всегда найдутся. Но, давайте, подумаем. Началась война, и неужели, из известных людей, все как в рот воды набрали. Почему не захотели поделиться со Сталиным своими думами, как разбить врага? Или что? на почте мешки закончились, и не в чем стало переправлять письма вождю? Опять вопросы без ответов. Итак, понятно, что данный механизм обработки писем дал сбой.

Кроме того, несколько строк о самом авторе письма Сталину. Знает ли читатель, что в 1942 году «Указом Президиума Верховного была образована Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков с широкими полномочиями по сбору материалов»? Ее возглавил писатель Алексей Николаевич Толстой. Когда до краха гитлеровской Германии осталось всего ничего, 23 февраля 1945 года (обратите внимание на дату) он умер. Хочу заметить, что Алексей Николаевич присутствовал на раскопках Катынских захоронений в 1943 году, вместе с Николаем Ниловичем Бурденко. Кстати, уважаемый Главный хирург Красной Армии, ненамного пережил знаменитого писателя и умер 11 ноября 1946 года, как раз с окончанием Нюрнбергского процесса, где нам так и не дали возможность ярко осветить Катынскую проблему. Международный суд дал гитлеровским палачам возможность увильнуть в сторону от содеянного преступления. Кроме того, Бурденко являлся важным свидетелем по странной смерти генерала Ватутина, так как сам ставил диагноз по его ранению. Так что, ссылка на возраст Бурденко, может быть и не причем?

Что сказать в заключение данной главы? Как видите, довольно занятными оказались эти три дня в июне 1941 года.

Глава 28. Когда же Молотов получил ноту от Германского посла?

Мы как-то оставили в покое Вячеслава Михайловича в связи с его выступление по радио, а надо снова подступиться к нему с расспросами о том, трагическом для нашей страны, дне. Очень хорошо это удавалось делать писателю-поэту Феликсу Чуеву. Чудесной души был человек — вечная ему память! Вот как он описывает свои разговоры с Молотовым именно по данной теме.

«…Много раз за семнадцать лет наших встреч разговор возвращался к 22 июня. В целом, со слов Молотова получилась такая картина.

Семнадцать лет Феликс Иванович «пытал» твердокаменного Вячеслава Михайловича и вот, всего-то на пару страниц машинописного текста набралось воспоминаний. Можно понять и Вячеслава Михайловича: «слово не воробей, вылетит — не поймаешь!» Своих, из верхнего эшелона власти, не сдаст никогда. Ведь, рядом с ним его дети, внуки. А ну, как их, за дедовские откровения, от Кремлевской кормушки, да, по шее. Уж лучше жить по пословице: «Слово серебро, а молчание — золото».

А вот что прикажите делать нам, товарищ Молотов, пытающихся узнать правду о войне? Приходиться брать Ваши воспоминания и просеивать их, как в сите, на предмет обнаружения, какого-нибудь слова или намека, которые смогли бы помочь разгадать все то, о чем Вы молчали все последние годы после смерти Сталина. Получается, как у старателей, которые промывают в реке золотосодержащий песок. Промывают, промывают, — вдруг, раз! Блеснула чешуйка золота, — есть удача! Так и у нас, получается. Просматриваем текст бесед с Вячеславом Михайловичем, — а вдруг, где и обмолвится? Скажет, «лишнее» слово? Как чешуйку золота рассматриваем, найденное в тексте. А вдруг повезет и будет дан ход новому поиску! Что делать? Такова наша история и реальная действительность. Ну что, читатель — в новый путь! Не устал еще продираться вместе с автором, сквозь дебри лживых мемуаров, подложных документов и прочего авторитетного вранья? Помните, в фильме «Подвиг разведчика» с Павлом Кадочниковым в главной роли? «Терпение, мой друг, терпение! И ваша щетина превратится в золото!». Так и у нас! Будет еще и на нашей улице праздник! Рассматриваем полученную от Молотова «картинку». Речь идет об утреннем звонке Сталину 22 июня.

Вячеслав Молотов. — То ли Жуков ошибается, то ли я запамятовал. Позвонил Жуков. Он не сказал, что война началась, но опасность на границе уже была. Либо бомбежка, либо получили другие тревожные сведения. Вполне возможно, что настоящей войны еще не было, но уже накал был такой, что в штабе поняли: необходимо собраться…

Значит, Жуков позвонил именно, на дачу Сталина, где были члены Политбюро и Молотов в том числе (иначе, как понимать «штаб»?), и сообщил о напряженном положении на границе? Не на дачу же Молотова он звонил, надо понимать? Почему позвонил? Чего хотел? Время было около часу ночи, и нет никаких спящих генералов у телефона. Хорошо, запомним. И еще. Я умышленно оборвал фразу Молотова: к ней вернемся, чуть ниже.

Феликс Чуев. — Но Жуков пишет, что разбудил Сталина и доложил, что бомбят. Значит, уже в час ночи бомбили?

В.М. — Подождите… В этой части, он, может быть, не точен. Жуков и Тимошенко подняли нас: на границе что-то тревожное уже началось. Может, кто-то раньше сообщил им о какой-то отдельной бомбежке, и раньше двух началось, это уже второстепенный вопрос.

По-Молотову, отдельная бомбежка нашей территории — это второстепенный вопрос. Время опять «плавает». Но вполне возможно, что бомбить немцы начали раньше официального срока принятого у нас — 3.30. Видимо, это было связано с бомбежкой наших военно-морских баз.

— Мы собрались у товарища Сталина в Кремле около двух часов ночи, официальное заседание, все члены Политбюро были вызваны. До этого, 21 июня, вечером мы были на даче у Сталина часов до одиннадцати-двенадцати. Может быть, даже кино смотрели, в свое время мы часто так делали вечером — после обеда смотрели кино.

Иногда, трудно понять наше руководство. То рвут рубашку на груди, доказывая, что только и делали, как трудились весь день и всю ночь на благо страны, думая как защитить страну от супостата, а то «кино» крутят, — решили развлечься в такое-то время, война же «на носу». Понятно, что Вячеслав Михайлович боится сказать правду, поэтому и пытается показаться забывчивым.