Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но, мы продолжим о поездке Сталина к военным. До него с ними, видимо, пытался контактировать Молотов, после чего сразу рванул на дачу к Сталину за помощью. Так что хорошего ждать в Наркомате обороны не приходилось.
Что там произошло у военных в Наркомате обороны, уже было приведено в разных вариантах: от плачущего Жукова, — по Микояну, до разъяренного хама, — по Молотову. Но это, думается, еще не все. Речь, не в хамстве Жукова, что не удивительно. Странным, было бы его поведение, как раз наоборот. И тот и другой, то есть, Микоян и Молотов, скрывают и суть поездки, и поведение военных, в том числе, и Жукова.
Сталин, хочу это подчеркнуть особо, поехал разбираться с саботажем и вредительством военных, вот цель его поездки, и поведение военных убедило его в этом. Видимо, Сталин потребовал дать объяснение проводимым военным действиям со стороны Ставки, а что ему ответил Жуков в «мягкой форме»? Помните, чуть раньше приводили рассказ Молотова: «Жуков послал Сталина по матушке и потребовал немедленно покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения». Это все в «мягкой форме». А как прозвучало бы в более «жесткой форме»? Это выглядело бы примерно так: «Кто ты такой (Сталину), чтобы нам указывать? Есть Ставка, по решению Политбюро, есть ее председатель Тимошенко. Я вхожу в состав Ставки, подчиняюсь ее председателю и знать не хочу всех прочих начальников». И в завершении всего сказанного, указал Сталину на дверь, с «матерью» в придачу. По-другому, мы, ведь, и не говорим. Это точнее, чем литературное смягченное слово «по матушке».
Многие исследователи, приводя данные высказывания Молотова (со слов Стаднюка), как правило, этим и ограничиваются. А ведь продолжение, данного рассказа Молотова, не менее, занимательно. В пересказе Николая Александровича Зеньковича эти воспоминания Вячеслава Михайловича звучат следующим образом:
«Молотов рассказал Стаднюку потрясающие подробности! Когда нежданные визитеры спускались во внутренний двор наркомата обороны, где дожидались машины, Берия что-то возбужденно доказывал Сталину, зловеще поблескивая стеклами пенсне. По долетавшим обрывкам фраз Молотову показалось, что глава грозного ведомства предупреждал о возможности этой ночью военного переворота.Сталин выслушал, не проронив ни слова, а потом, не заезжая в Кремль, поехал на Кунцевскую дачу. Машина Берии свернула на Лубянку. Это означало, что ее хозяин проведет на службе всю ночь, а его люди, расставленные в разных местах, будут докладывать ему о каждом подозрительном движении в городе».
Понятно, что Молотов наступил на горло собственным воспоминаниям. А жаль, что струсил и промолчал! Эх, какая могла бы получиться у него лебединая песня!
Ну, как смотрятся наши «защитнички» Отечества из Наркомата Обороны? А ведь, это всё, повторюсь, еще мягко сказано. Да и в мемуарах, Жуков себя нарисовал — прямо, паинька. Сразу с аэродрома кинулся в Кремль, с нечищеными сапогами, «штафирке» Сталину планы на карте показывать. Сопоставьте с тем, как Жуков вел себя в Наркомате обороны. Похож? Как небо и земля.
А то нам, Микояны сказки рассказывают, что глава государства Сталин поехал в подведомственный ему по Конституции Наркомат обороны, чтобы узнать, видите ли, что там, на Западном фронте твориться? Как будто, других фронтов не было, о которых стоило позаботиться? В конце концов, мог вызвать военных в Кремль с отчетом. Он и вызвал их, да те послали его по знакомому всем русским, адресу. Повторюсь, но думаю, что «кашу маслом не испортишь». Вновь образованная Ставка подмяла под себя Комитет Обороны при Совете народных комиссаров, где председателем был Сталин. Вопрос, когда? Не 19-го ли июня, случился сей момент, когда по решению Политбюро, был образован, сей орган? Недаром же, его никак не приткнут на постоянное место жительства? То 21 июня, то 22 июня, наконец, вроде официально 23 июня создали. А если сказать, что «освятили» 19 июня, то, что же тогда получается? Снова возникнет вопрос о Сталине. Как так могло случиться, что он попал в рядовые члены? К тому же, уже ставил под сомнение сам факт, был ли Сталин, вообще, в том составе Ставки?
Но на данный момент, уже шло 26 июня. Сталина же не было почти неделю в Кремле. Много воды утекло. Сейчас рассматриваем не причины появления Ставки, а сам факт ее создания, которым козыряют военные, и Жуков в том числе. Сталин понял, что военные «в наглую» игнорируют требования главы государства. Надо что-то делать и немедленно, иначе все может рухнуть, так как в руководстве наркомата обороны идет явная подстава врагу. Кроме того, обратили внимание, что вместе со Сталиным, Ворошиловым, Берия, поехал и Молотов? Он же был членом Политбюро, вот и поехал, — можно и так сказать, но можно, и по-другому. Кроме всего прочего Молотов был наркомом иностранных дел. И что из этого? А из этого следует то, что наша авиация, через несколько дней после начала войны, взяла, да и нанесла бомбовые удары по Венгрии, Финляндии и Румынии. Разумеется, Молотов получил от министров иностранных дел этих стран, через послов, ноты о разрыве дипломатических отношений и объявлении нам войны. А то, мало у нас было проблем с одной Германией. Кто отдал приказы на проведение подобных мероприятий по бомбардировке? Вопрос ушел в песок. Сталин попытался установить контакт с военными и получил то, что и следовало получить от заговорщиков. Надо было немедленно перехватывать инициативу и добиваться перелома ситуации в свою пользу, то есть, в пользу Советской власти, которую представлял Сталин, каким бы хорошим или плохим он не казался людям.
(О данном эпизоде, поездке к военным, мы еще раз поговорим попозже, и приведем свидетельские показания одного человека, волею обстоятельств оказавшегося на данной встрече).
Поэтому Сталин, не стал откладывать это дело в долгий ящик, а с помощью своих единомышленников взял, да и собрал к 29–30 июня все ветви власти и тех лиц, которые придерживались его позиции, т. е., хотя бы формально, были на стороне советской власти. Поставил собравшихся в Кремле перед фактом грозящей нам катастрофы: если не принять скорейших мер по жесткому контролю над армией, то она рассыплется и соответственно, гибель государства будет неминуема. Видимо, дал понять членам партии, что будет с ними, как с коммунистами, в случае победы Гитлера? И он добился принятия нужного решения: передачи большей части власти в свои руки легитимным путем, создав новый орган управления — Государственный Комитет Обороны. Вот собственно и все с этими днями, 29 и 30 июня. В Журнале, видимо, были записаны многие десятки лиц прибывшие в Кремль в кабинет Сталина.
И как же это все можно было объяснить? Такое большое скопление народа в Кремле в эти дни? Если, только, в духе Хрущевского антисталинизма и пещерного антикоммунизма, и никак иначе. Журнал, разумеется, со временем «причесали», как следует. Может, кое-то и ученую степень получил за это? А страницы, компрометирующие наших заговорщиков, пришлось уничтожить. Вот и все!
Хотелось бы провести некоторую параллель. Помните пленум 1957 года, когда хотели убрать Хрущева? Как Жуков помог своему подельнику? Организовал быструю доставку членов ЦК, приверженцев Хрущева, самолетами транспортной авиации. Откуда пришла ему (или Хрущеву) в голову эта мысль? Сталинскую организацию проведения собрания по созданию ГКО использовала эта «сладкая парочка», вот что! Сталин, своих сторонников, доставил в Москву самолетами и количественно переиграл партийное Политбюро и прочих «коммунистов» с партбилетами за пазухой, которые могли противиться этому решению.
Еще несколько слов о конце июня 1941 года. Не возник ли у читателя вопрос, как же это могло так быть, чтобы со Сталиным, вот так грубо могли разговаривать? А куда же глядели члены Политбюро? Неужели Ставка оказалась такой всевластной?
Она оказалась такой в силу обстоятельств. Во-первых, многие, как те, так и другие, думали, что Сталин не сможет вернуться в Кремль. Речь идет о противниках Сталина и его сторонниках. А если и вернется, то остановить разгром Красной Армии уже не сможет. Темпы продвижения немецких войск, действительно, были угрожающе-быстрыми. А паника, охватившая отступающую армию, разрасталась как снежный ком и могла смести любую преграду на своем пути.
Во-вторых, Политбюро «раскололось» и не представляло собой монолит. Это, как следствие, вытекало из первого обстоятельства. Жданов, особо доверенное лицо Сталина, член Политбюро, видимо, до самого создания ГКО оставался в Москве (или в Сочи), невольно позволив хозяйничать заговорщикам в ЛВО. Хрущев, недаром листы уничтожил. Видимо, нечем было «хвалиться». А это всё ведь, Политбюро. Обратите особое внимание на то, кем подписан документ об образовании ГКО? Видимо, поэтому и скрывают подлинник Указа Президиума Верховного Совета СССР? Сталин объединил в одном лице себя, как Председателя СНК, так и представителя партийной власти. Не было доверия товарищам по партии. Могло быть и так, что накануне Жданов, все же, убыл в Ленинград разбираться по поводу бомбардировок Финляндии. Хитрый Хрущев заблаговременно смылся на Юго-Западное направление и затаился. Был ли он в Москве 29 и 30 июня и не пакостничал ли тайно, в противовес Сталину, вставляя палки в колеса по поводу создания ГКО, трудно сказать? Об Андрееве мало, что было слышно в те дни. Микоян и Лазарь Каганович особого доверия не вызывали. Помните, на следующий день после образования ГКО, то есть, 1-го июля, якобы, брат Лазаря Кагановича — Михаил, к тому же, член ЦК, «покончил» с собой в неизвестном нам месте. А может это событие произошло на день раньше — 30 июня, что будет еще «интереснее»? Его место, вполне возможно, могло быть и в Овальном кабинете Кремля, но, к сожалению, оказалось в покойницкой.