Полихромный ноктюрн - Ислав Доре
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В «Вербу» завалился человек — встал возле порога, не двигался, точно восковое изваяние. Все повесили остатки своего внимания на гвоздь его присутствия.
— Это же Вабан Ханд — Главный Искатель Академии, — выкрикнул один из перепуганной толпы.
Беспомощные жертвы обстоятельств попытались узнать от него хоть что-то о происходящем, но сталкивались с молчанием. Тогда Грегор осторожно подступил к нему, все проглотили тишину.
— Вот мы снова встретились, Ворон, — протянул искатель. — Только уже не на городской подкорке.
— Узнаю твой голос, скиталец, что просил меня об одолжении. Ты изменился, опустел что ли. Да и не видно никаких щупалец.
— Да, многое произошло с тех пор. И не только со мной. Изменения затронули и тебя, — заметил Вабан. — Вижу, даже шляпу поменял. Значит, колпак, да? Раз дал обещание, сдержи его…
— А ты своё сдержал? Када и мальчик, их встреча случилась?
— Пришлось постараться, пришлось пройти тропой прошлого и выбраться из пепла. Отдаёшь одно — получаешь другое. И так она случилась…
Грегор покивал головой. Таковой была похвала, таковым было одобрение. И, быть может, крупица радости за другого.
— Теперь что? — вопросил он. — Ты здесь чтобы вместе пройти сквозь Саккумбиеву ночь? Ты же говорил про четверых…
— Нет, мой путь заканчивается. Мой последний вздох — здесь. Но всё же меня хватит для последнего хвоста. Артефакт, пусть он будет наградой… Всё же…ты сделал свой вклад. Помог. Она жива…
— Я не вижу твоего лица, не знаю, правду ли ты говоришь или же нет.
Искатель стянул капюшон. На светлой голове оренктонца зияло три ровных и круглых отверстия; почти как те, что проделывают черви в яблоках. Все увидели причину подобного поведения. Воротник покрывали кристаллики льда и такие же обрамляли его раны. По обезображенному лицу неторопливо побежали тонкие кровавые струйки, они взяли на себя роль занавеса, представление заканчивалось. Ханд вынул что-то из кармана, крепко сжал кулак и протянул его вперёд под небольшим углом. Грегор принял дар, после чего искатель сказал последние слова, изо рта выбирались мычания, словно принадлежали угадившему в капкан животному. Большее непонимание порождала кровь, потому что она больше не вытекала, как ей и свойственно, а испарялась облаком.
Ханда ослепил алый пар собственной жизни. Тут выхватил ржавый обломок и начал отмахиваться с неистовой яростью. Его конвульсии продолжались, пока Ворон не поймал ладонь с оружием, подхватил падающего, обхватил руками, обнял. Согнал со скамьи горожан и усадил искателя, который оказался в воспоминании из своего детства. «Если сниться плохой сон, попробуй ущипнуть себя. Тогда ты проснёшься», — отчётливо произнёс он. Ущипнул свою руку несколько раз и сердце прошедшего сквозь Пепельные болота остановилось.
— Да что же это такое? Сначала невыносимые звуки и безумный старик, а теперь ещё и Ханд… прямо здесь, — выкрикнул гость со взглядом потерявшейся белки, пытаясь закрыть свои уши. Давил так, будто желал раздавить их.
— Кто-нибудь видит меня? Где я? — проорал другой, смотря на свою ладонь.
— Нас отравили! Точно отравили. Всё это — проделки Рэмтора. Этот трус обманул нас…нужно было оставаться с Министерством. Садоник предупреждал об опасности отказа от пути!
— Да! Правду говорили, что Бургомистр с тёмными силами якшается. Это всё Великий Зодчий гневается на нас!
— Ага! Это всё Хор! Хоривщина! Точно говорю. Он пришёл за нами, чтобы забрать наши глаза и души… утащить в небытие. О Сахелан защити нас.
Кана и Тайлер взяли свои мешки — подошли к Грегору. Компания из трёх почти синхронно направилась к входной двери, чтобы выйти на улицу. Подошли к порогу, над которым был закреплён пучок чертополоха, и огляделись. Посмотрели друг на друга — кивком подтвердили готовность. Мистер «Сломанные часы» схватил железную ручку, сжал изо всех сил; собрался с мыслями и потянул на себя. Перед ними открылся мир, его корона — чёрное небесное болото. Незримые драгоценности венца неслышимо сверкали красным — фиолетовым. Второй цвет лишь отдалённо похож на себя; как отражение в разбитом зеркале. Вспышки на миг показывали вдали уродливого Исполина, что был выше здешних шпилей. Земля дрожала под его поступью.
Троица вышла под дождь — в одно мгновение промокли до нитки. Волчий брат и Полущёкая прислушивались, когда с опаской продвигались по узкой улочке, где буянили заполняющие весь Оренктон стенания. Покалывающее напряжение устраивало языческие танцы в люфте между небом и землёй. Чувство опасности расползалось по всему телу, обволакивало позвоночник и ложилось на барабанные перепонки, как на какой-нибудь гамак. Неосязаемый палач натачивал лезвие гильотины, ожидая оглашения приговора человеческим инстинктам.
Одна из вспышек, совсем чуть-чуть, приподняла завесу неведения, показала движения дальше по дороге. Не получилось разглядеть, что именно это было, но стучащие и хрустящие шаги трубили о надвигающейся смертельной опасности. Шум нарастал. Пощёлкивания прорывались отовсюду. По мере приближения источника, влияние на органы чувств возрастало семимильными шагами, — контуры проглядывались отчётливее. Сначала группа людей шагала рывками к гостинице. С каждой секундой движущаяся масса росла, а когда очередная вспышка раскрыла их облик, троица остановилась. Посмотрели с внимательным презрением и ошеломленно отпрянули. Им не понадобилось и секунды, чтобы принять решение — побежали обратно под крышу. Вороны ворвались в Вербу и спешно закрыли дверь.
— Держите дверь! Баррикадируйте, — выкрикнул Полурукий, упираясь в перегородку целой конечностью.
Грегор пропускал мимо ушей возмущения. Подтащил ближайший стол, затем опрокинул его и вертикально прижал столешницей к входу. Некоторые из посетителей встрепенулись из-за столь суматошных действий. А потом тут же смели посуду со своего стола и понесли его. Поставили, прижали так же, но горизонтально. По мере усиления щелчков и воплей безумия по ту сторону стен, те, кто не окончательно поддались страху, тянули тяжёлые скамьи. Паникующие посетители, пытаясь помочь, ставили их под небольшим углом, чтобы подпереть проход. Не оцепеневшие, а таких находилось подавляющее меньшинство, впивались ладонями в наспех выстроенный барьер между ними и чудовищной опасностью.
Тот самый «свинолюб» залил в свою глотку паленую бражку и опустошил очередную бутылку. Приличный выпивоха встретился на тайном рандеву с алкогольным делирием, пронзил своим бормотанием неестественную тишину. Постукивая зубами, отворил сундучок мыслей и озвучил содержимое: — Плачьте-плачьте. Если очень хочется, то почему бы и нет. Плач — это хорошо. Вот у меня родился сын, и он совсем
