Пепел и пыль - Анастасия Усович

— Так, ладно, — Нина сильно сжимает Беново плечо, он даже морщится. Вместе с этим и я ощущаю дискомфорт в плечевых костях. — Не знаю, с какого жиру бесится сейчас Бен, но, если кому-то всё ещё интересно моё мнение, я считаю, что ты поступила правильно, и мы сможем вынести свою выгоду из этого дуэта.

— Какую ещё выгоду? — сквозь стиснутые зубы уточняет Бен.

— Христоф расскажет ей свой план, — предполагает Нина. Я киваю. — К тому же, это какая-никакая, а всё-таки слежка. Правда, Слава, — Нина сводит брови к переносице. — Ты должна понимать, что ситуация может повернуться в ту сторону, где тебе придётся решать: убить Христофа или быть им убитой.

— Он не станет, — начинаю я, но Нина перебивает меня:

— Мы не знаем наверняка. У защитников есть поговорка: если тебе кажется, что опасность миновала, значит, худшее ещё впереди.

— Например, если не забывать, что Христоф, в первую очередь, крайне сильный страж и ведьмак с наклонностями Гитлера и Франкенштейна, — напоминает Бен, кажется, успокоившись.

Правда, теперь он пытается выместить всю свою злобу на бедной картошке, активно превращая её в пюре.

— Он всего лишь хороший зельевар, — поправляю я. — А я не собираюсь принимать его…

Замолкаю, вспоминая о мази для плеча, которую использовала, даже не задумываясь.

— В чём дело? — спрашивает Нина, замечая смущение на моём лице.

— Ничего, — я жму плечами. — Просто только что вспомнила, что та мазь была какой-то странной.

— Чудненько, — Бен улыбается, но за этой улыбкой не скрывается ничего хорошего. — Мы официально худшая компания по спасению человечества.

— Может, есть какой-то способ оградить меня от его магии? — предлагаю я, пытаясь хоть как-то показать, что ситуация не настолько провальная, насколько её пытаются показать ребята.

— Ну, допустим, — говорит Бен. Я практически вижу, как шевелятся извилины в его голове: попытки выудить знания из воспоминания Алексея. — Есть защитная суспензия. Она помогает ослабить действие любой магии. Всё необходимое найдётся в лаборатории хранителей, кроме, разве что цветков эдельвейса, потому что они чрезвычайно редкие и то, что есть у штаба — это последний, собранный ещё законно, запас.

— Отлично, — Нина демонстрирует нам оттопыренный в кулаке большой палец. — Время ограбить тех, кому мы служим. Ну и когда нас это вообще останавливало? Сделаем это ночью.

— Лаборатория на ночь закрывается под ключ, — парирует Бен. — Ключ хранится в кладовой… Там же, где и запас эдельвейса, кстати.

— Ага, а кладовая — собственность того странного бородатого мужика, — вспоминаю я.

Никто не знает его имени. Потрёпанного вида мужчина, живущий на полном обеспечении штаба, напоминает местного призрака. Он не охранник и уж тем более не инструктор. Даже не чей-то родственник, чтобы его присутствие терпели вынуждено. Собственно говоря, он никому и не мешает: спокойно делает свою работу, следя за велеными ему предметами, никого не трогает.

И всё же, как вижу по воспоминаниям Аполлинарии — странный он.

— Я пойду, — говорю сразу, не давая кому-либо сделать это раньше меня. — А с мужиком как-нибудь справлюсь.

Бен прыскает.

— Во-первых, его зовут Бажен, а во-вторых, посмеялись — и хватит. Давайте просто минуту хорошенько подумаем.

— Эй, — я подаюсь вперёд, чтобы толкнуть Бена, но Нина успевает меня остановить.

— Как ты достанешь цветок из крохотного помещения, где каждый угол просматривается с любой точки? — спрашивает Нина. — Да и этот, — как его? — Бажен оттуда почти не выходит.

— Ну, — я пытаюсь быстро что-то придумать. — Как насчёт соблазнения?

— Ты? Соблазнить? Не смеши нас.

— Я вот сейчас из последних сил пытаюсь не принимать ваши слова на свой счёт, но это у меня не получается. Вы же не знаете…

— Мы знаем тебя достаточно хорошо, чтобы понять — для тебя такая миссия невыполнима.

Мне бы обидеться, да не на что.

— Всё равно из нас троих девушкой осталась только я, — напоминаю я. — К тому же, — делаю паузу, чтобы сглотнуть; то, что я планирую сказать, саднит горло миллиардами иголок. — Моя лучшая подруга была той ещё штучкой. Я видела, как она флиртует, постараюсь последовать её примеру.

— Я уже вижу это фиаско во всей красе, — усмехаясь, говорит Бен.

Он встаёт, задевая ногой стол. Тарелки и приборы жалобно позвякивают.

— Другие варианты? — спрашиваю я, хмуря брови.

Тоже поднимаюсь со стула. Неотрывно гляжу на Бена, он — на меня. Только догадываться могу, что творится в его блондинистой голове. А что касается меня, то пусть попробует придумать хотя бы одну логичную причину мне не делать задуманного.

— Я пойду, — произносит он совершенно спокойно, что не даёт мне и на секунду усомниться в серьёзности его слов.

— А чем ты лучше?

— Нам нужен компонент для суспензии. Мы хотим работать в лаборатории хранителей. Я — хранитель. Шах и мат.

— Ладно, детишки, — за нами поднимается и Нина. — Успокойтесь. Пойдёте оба, только без глупостей. И вам повезло, что сейчас на повестке дня этот самый треклятый бал, а потому мне некогда с вами нянчится, так как нужно снова идти к Авелю, чтобы обсудить план охраны здания на мероприятие. Кстати, постараюсь максимально её усилить, раз уж бал планируется, — Нина делает пальцами кавычки, — «с огоньком».

Нинина шутка вызывает у меня улыбку, и это пугает. Я перестаю видеть границы, которые пересекать ни в коем случае нельзя, если ты всё ещё планируешь оставаться человеком.

* * *

Цветки эдельвейса хранятся в комнате под главной лестницей, забитой пыльными бумагами, разными склянками и книгами. Из-за хлама помещение кажется ещё меньше, чем есть на деле. Когда Бен закрывает за нами дверь, словно из ниоткуда появляется мужчина лет тридцати пяти. На нём замызганные брюки, пиджак с дырами. Лицо сильно заросшее, густая борода не позволяет мне разглядеть губы и щёки. Волосы тёмные, но не чёрные, в беспорядке торчат во все стороны.

— Чего надо? — спрашивает он грубо, отчего мой боевой настрой рушится, как карточный домик.

Я открываю рот, но внезапно не могу произнести ни звука. Зато вместо этого слышу другой голос у себя в голове:

«Постарайся быть милой. Помнишь, что говорил наш физик, индюк надутый, любитель, чтобы к нему с комплиментами да всякими добрыми словами лабораторные подходили защищать? Ласковый телёнок двух маток сосёт».

Мы всегда были вместе, и одна из нас постоянно болтала без умолку. Так как так выходит, что сейчас, когда я вновь слышу голос Лии, то едва его узнаю?

— Здравствуй, — произносит Бен, выходя из-за моей спины.

— Алексей, — Бажен явно удивлён увиденному.

Я думала, что никто его не знает, но, похоже, и здесь Алексей со своим чертовски добрым сердцем оказался первее