Дарители - Мария Барышева

— Наташ… ты чего-то хотела?..

Лицо Наташи исказилось, и какое-то время по нему скользило множество выражений, сменяя и захлестывая друг друга, потом она вдруг порывисто кинулась к кровати, схватила Виту за податливую, расслабленную руку и горячо зашептала, целуя горячее запястье.

— Вита, Виточка, солнышко, прости меня, пожалуйста, прости, прости!..

— Ты что?.. — пробормотала та, почти не слыша ее, и попыталась отнять руку. — Перестань… жарко…

— Прости меня, милая… я не хочу всего этого… но я не могу…

— Ты… так редко появляешься, — сонно сказала Вита, не открывая глаз. — Наташка… пожалуйста… не делай глупостей. Он тебя не попросит… но ведь ты можешь попросить сама… я знаю… не надо. Я ведь совсем… не проверять тебя приехала…

Она закинула другую руку за голову и заснула окончательно. Наташа продолжала держать ее за запястье, плача без слез.

Вита, я не хочу этого.

Не хочу этого? — повторил кто-то со злым удивлением.

Не хочу этого? — произнес кто-то следом трусливо.

— Я сделаю это для тебя, — прошептала Наташа. — Только для тебя. Ты ведь хочешь этого, я знаю. Просто ты никогда не решилась бы меня попросить…

Для нее? — искренне удивились где-то глубоко внутри.

Наташа разжала пальцы и вскочила на ноги — по-кошачьи легко, мимолетно подумав, что раньше собственные движения казались ей угловатыми и неуклюжими. Она бесшумно вышла из комнаты и еще в коридоре услышала негромкие голоса. Дойдя до дверного проема, она прижалась к косяку, слушая.

— … возможно, ты будешь смеяться, но знаешь… иногда мне кажется, что это не Наташка, — хрипло сказал Костя. — Иногда мне даже кажется, что это не женщина. И не мужчина. Елки, я даже не знаю, как это назвать… Может, у меня крыша поехала?

— Да н-нет, к сожалению, — ответил Слава.

— Что с ней творится, а? Я знал милую, добрую девчонку, без всякой грязи… А это что? Что это, Слава?

— Я не знаю.

— Ты знаешь, иногда я ее боюсь. Она так странно смотрит. Порой мне кажется, что я младше ее не на три года, а лет на сто.

— Не г-говори ерунды.

— Быть беде, Славка. Я чувствую, быть беде. Не спускай с нее глаз. Она и так недавно от тебя удрала — черт ее знает, чем она занималась все это время!

В комнате что-то брякнуло, потом зазвонил телефон. Слава сказал:

— Пойду, под душ залезу, что ли…

Наташа метнулась обратно в комнату и повалилась на кровать, отвернувшись от двери. Секундой позже в комнату заглянул Слава, она почувствовала на затылке его внимательный взгляд, потом послышались удаляющиеся шаги, отворилась дверь ванной. Минутой позже зашумела вода. Наташа приподняла голову, потом слезла с кровати, на цыпочках прошла по коридору и заглянула в комнату. Костя, спиной к ней, ворчливо разговаривал по телефону. Она взглянула на закрытую дверь ванной, потом на комнату, где спали мать и тетя Лина, быстро проскочила в коридор, сунула ноги в шлепанцы, схватила заранее приготовленную сумочку, открыла дверь и выбежала на лестничную площадку.

— Славка! — отчаянно закричал Костя, бросив телефонную трубку, которая осталась раскачиваться и подпрыгивать на пружинящем шнуре. — Славка, мать твою! Славка!

Инвалидное кресло вылетело в коридор, и в тот же момент дверь ванной отворилась и высунулась мокрая голова Славы.

— Ч-чего орешь?!

— Сбежала! — Лешко ткнул дрожащей рукой в сторону приоткрытой входной двери. — Наташка опять сбежала!

Слава выматерился и выбежал из ванной, на ходу натягивая шорты. Он выскочил на лестничную площадку, на мгновение прислушался к гулкой подъездной тишине, потом помчался вниз, прыгая через ступеньки. Только на улице он обнаружил, что выскочил босиком и забыл надеть майку — впрочем, в Симферополе в это время года голым торсом никого нельзя было удивить, босыми ногами — тем более. Он оглядел пустынный двор, потом побежал, все еще надеясь, что успеет ее найти, хотя уже понимал, что это невозможно.

Наташа, на одном дыхании пролетев несколько дворов, выбежала к дороге и вскинула руку. Вскоре у обочины остановился старый пыльный «ниссан», от которого несло жаром, как от дракона. Наташа открыла дверцу и прыгнула на заднее сиденье. Ее топик промок от пота, рыжие волосы сбились набок и прилипли к шее.

— На Куйбышевский, только побыстрее.

— Побыстрее… — проворчал водитель с легким кавказским акцентом, трогая машину с места, — зачем побыстрее? Быстро в такую жару только покойников возят.

Наташа запустила руку в сумочку, вытащила несколько смятых купюр и, не считая, бросила их на переднее сиденье.

— Тогда считайте, что я покойник.

Водитель скосил глаза на бумажки и, посерьезнев, сказал:

— Понял.

«Ниссан» полетел по раскаленному городу на угрожающей скорости, ловко проскакивая светофоры. Вскоре он притормозил возле рынка, и Наташа выскочила из машины, забыв закрыть за собой дверцу. Наискосок пробежав через потную, раздраженную толпу, она нырнула во дворы. Только миновав несколько домов, Наташа сбавила скорость и пошла уже спокойно, на ходу поправляя волосы. Ее лицо раскраснелось, глаза горели лихорадочным нездоровым огнем.

На углу одного из домов ее ждали. Высокий мужчина в светлых джинсах и полурасстегнутой цветастой рубашке неторопливо прохаживался из стороны в сторону, время от времени затягиваясь сигаретой. Его глаза закрывали темные стекла солнечных очков, лицо было бесстрастным, и со стороны никто бы никогда не подумал, что он страшно нервничает.

— Ну? — спросил он, когда Наташа, слегка задыхаясь, подошла к нему. — Как она?

— Спит. Ты снотворное хорошо рассчитал — отрубилась как раз, когда собиралась уходить, — Наташа усмехнулась. — А ты не мог перестараться?

— Я раньше тебе шею сверну, — приветливо сказал Схимник. — Пошли.

IX

Чувствовалось, что в квартире уже давно никто не живет — и не только из-за толстого слоя пыли на всем, где она только могла удерживаться, не из-за бесчисленных грязно-серых паутинных фестонов и затхлого запаха, но и из-за той особенной мертвой атмосферы, присущей всем заброшенным помещениям. Обстановка единственной комнаты состояла из груды картонных коробок и рассохшейся поцарапанной тумбочки, небрежно сдвинутых в угол, посередине стоял мольберт, рядом — небольшая коробка с рисовальными принадлежностями. Занавесок на окне не было, и между рамами громоздились десятки мушиных мумий. Под самым потолком примостились несколько очумевших от жары пауков-сенокосцев, казалось, удерживавшихся на стене из последних сил.