Дарители - Мария Барышева

Я загораживаю ему дорогу, господи, я загораживаю ему дорогу… и поэтому он пройдет сквозь меня, чтобы засыпать все снегом… мертвым, холодным снегом.

Волк был голоден — от него тянуло этим голодом, она видела его — бледно-синий с алыми прожилками, клубящийся вокруг зверя. А потом она увидела кое-что еще, что не заметила сразу — горло волка охватывал толстый широкий ошейник, от которого куда-то вверх уходила провисшая железная цепь — достаточно длинная, чтобы волк мог добраться до Наташи, но не дававшая зверю полной свободы — у волка все еще был хозяин, удерживавший его, направляющий и оставляющий за собой выбор жертв. Но ошейник сбоку истончился, протерся, на нем виднелись разрывы, торчали крошечные лохмотья разошедшейся кожи — еще немного, и ошейник лопнет, предоставив волку бежать, куда ему вздумается. Наташа смотрела, впервые ощутив неуверенность, впервые поняв, что может проиграть. Хитростью с волком не справиться — здесь нужна была только грубая сила. Достаточно ли ее у нее? Убить волка нельзя — его можно только поймать.

Она задышала хрипло, часто, и дыхание вырвалось из ее рта морозным облаком, в то время как спина взмокла от пота. Потом заставила себя закрыть глаза и застыла в чудовищном напряжении, вскинув голову и оскалившись, а сквозь нее прокатывались обрывки цветов и чувств, превращая ее в боль, и страсть, и страх, и азарт, и лень, и ненависть, и жестокость, и агрессию, и тщеславие, и жадность, и злость, и зависть, и жажду власти, и безмерный эгоизм, и темный дар давно умершего охотника… во все то, что она когда-либо приобрела, и ее лицо менялось сотнями выражений, и в крике звучали сотни голосов. Кровь в венах и артериях словно закипела, и где-то в другом мире бешено колотилось сердце, с трудом выдерживая страшную нагрузку. Красные волчьи глаза настороженно смотрели на кричащее существо, и снег похрустывал под переминающимися лапами.

Наташа замолчала и открыла глаза — не молодая хрупкая женщина, а сгусток энергии и силы, по чьей-то причуде называвшийся человеческим именем…и в тот же момент волк прыгнул, распахнув огромную пасть, в которой, казалось, мог поместиться весь мир. Наташа встретила его в воздухе, намертво вцепившись пальцами в горло, и они повалились на колючий снег, забились на нем, перекатываясь и сплетшись, словно любовники. Рычание зверя слилось с криком охотника, цветным и нечеловеческим. Цепь лязгала, и тела прокатывались сквозь нее, словно сквозь туман.

Ты станешь мной, станешь мной, станешь… все, рано или поздно, становятся мной…

Безумные красные глаза были совсем близко, зловонное ледяное дыхание обжигало шею, каждая капля слюны, падавшая на кожу, приносила боль, словно это была концентрированная кислота или расплавленный металл. Все было слишком реально, слишком, слишком… и тяжесть тела, и страх смерти, и чужая сила, продавливающая, сокрушающая ее собственную… но реальны были и ее пальцы, погружающиеся в жесткую шерсть, горячую кожу, напряженные мышцы, и прорывающийся сквозь рычание вой боли, и перетекающее в нее нечто, сумасшедшее и голодное, уносящееся куда-то в пустоту… А потом волчьи клыки рванули ее левое плечо, всего лишь чуть-чуть промахнувшись мимо шеи, и она, закричав, неимоверным усилием отбросила огромное тело на несколько метров назад и вскочила, дрожа и шатаясь, зажимая ладонью рваную рану. Из-под пальцев хлестала кровь — слишком живая, слишком горячая для этого мира.

Волк упал тяжело, яростно взвыв, и сразу же вскочил, сильно кренясь на правый бок. Его правая передняя лапа до самого локтя бесследно исчезла, но не единой капли крови не вытекло из гладкой, словно срезанной острейшим ножом, короткой культи. Казалось, лапу стерли резинкой. На горле зияло несколько дыр, в которых виднелось что-то более темное, чем волчья шерсть, и одна глазница щерилась пустотой. Гротескно подпрыгивая на трех лапах, волк снова двинулся вперед, и пока Наташа, ошеломленная болью, смотрела на него, правая лапа волка вдруг начала появляться из ниоткуда — сантиметр за сантиметром. Глазницу, точно поднимающаяся по весне вода, стала стремительно заполнять темно-красная, тут же стекленеющая и оживающая голодом и ненавистью жидкость. Казалось, время, если оно только здесь существовало, потекло в обратную сторону. В пальцах правой руки защипало, и, отняв ее от плеча, Наташа увидела, как пальцы и ладонь прямо на глазах, сквозь влажную кровь, покрываются короткими, хищными порезами, оставляемыми невидимой бритвой. А потом все вокруг качнулось и начало стремительно бледнеть, пропуская сквозь себя знакомые очертания комнаты и холст с вихрем цветных мазков на нем. Наташа поняла, что там, в другом мире, что-то начало происходить, и хозяин волка встает, теряя с ней связь.

— Нет!!! — закричала она, не отдавая себе отчета, на каком языке кричит и поймут ли ее там. — Не двигайся! Не смей! Назад! Будет хуже!.. Назад!!!

Комната исчезла, и Наташа снова увидела снежную равнину и взвившегося ей навстречу в прыжке зверя. Его пасть была распахнута, оба глаза смотрели на нее и видели. На правой лапе теперь не хватало только запястья, но расти она перестала.

В этот раз прыжок застал Наташу врасплох, и она сделала единственное, что можно было сделать — попыталась увернуться. Ей почти удалось, пасть обмануто щелкнула где-то наверху и позади, а Наташа проскользнула между лапами вбок. Одна из них задела ее, и тупой коготь оставил на спине длинную кровоточащую царапину. А потом земля вдруг кончилась, и ноги Наташи провалились в пустоту. Вскрикнув, она извернулась и ухватилась за край, повиснув на вытянутых руках и какой-то своей частью осознавая, что если упадет, то с ней может произойти нечто худшее, чем просто смерть. Пальцы неумолимо сползали, и на одной руке ногти один за другим ломались о каменную раскаленную землю, в то время как пальцы другой скользили, сгребая к краю валик рассыпчатого снега. Разорванное плечо тупо пульсировало, словно у него появилось собственное сердце. Наташа закинула голову в нелепой надежде, что сейчас откуда-то чья-то появится спасительная рука, но увидела только привычный, грязно-серый фон, всегда сопутствовавший этому миру. А потом над краем, заслоняя все, точно полная луна из-за горизонта, выплыла волчья голова с жестко торчащими ушами. Клыки под вздернувшейся верхней губой мертвенно поблескивали и по цвету походили на клавиши старого рояля. Голова нырнула вниз, чтобы сомкнуть челюсти на запястье Наташиной правой руки, но та вдруг исчезла, прыгнув в сторону и снова ухватившись за край. Потом человек последним отчаянным усилием дернулся вверх, выбросив свое тело над краем, и в тот же момент его левая рука соскочила, а правая намертво вцепилась в волчью лапу, срослась с ней, утопив пальцы в шерсти, коже, мышцах и сухожилиях, проникнув даже в кость. Волк взвыл, и наполовину свесился через край, упираясь культей и задними лапами. Его челюсти щелкали, безуспешно пытаясь дотянуться до вцепившейся, тянущей в пустоту руки. В запрокинутое лицо Наташи посыпались снег и взрытая сухая земля. Холодные красные глаза смотрели на нее с ненавистью, в которой теперь чувствовался далекий страх.