Московия - Сигизмунд Герберштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Победа при Воже в августе 1378 г., когда мурза Бегич бежал со всем своим войском, вдохновила русских, и ее можно считать прелюдией к битве с Мамаем в 1380 г. О ней Герберштейн также не приводит никаких подробностей, хотя из летописей и устных рассказов о Куликовской битве он должен был почерпнуть массу колоритных сведений. Имя инока Троице-Сергиевого монастыря Александра Пересвета, который перед битвой, когда войска выстроились друг против друга, по обычаю того времени сразился один на один с татарским богатырем Челибеем и пал в этом единоборстве, было у всех на устах и встречается во всех летописных сводах, так же как и имена Андрея Осляби, белозерского князя Федора Романовича и его сына Ивана, воеводы Дмитрия Боброк-Волынского, ближайшего сподвижника и родственника Дмитрия Донского. Не забыт был еще и великий князь литовский Ягайло, который сыграл в Куликовской битве своеобразную роль: будучи союзником Мамая, он остановил свои войска в нескольких переходах от Куликова поля, выжидая исхода сражения, и так и не выступил против русских.
Мамай (?-1380) был известным военачальником и правителем Золотой Орды. Он не принадлежал к роду Чингисидов (род иногда именовали по хану Джучи Джучидами) и не мог впрямую претендовать на «ордынский стол». Герберштейн ошибочно называет его «великим царем татарским» — он не был таковым. После поражения на реке Непрядве Мамай собрал новое войско, но был разбит на реке Калке в междоусобной битве с ханом Тохтамышем. Мамай бежал в свой личный улус Крым и был там убит.
Тохтамыш (?—1406), Чингисид, хан Золотой Орды, в августе 1382 г. взял Москву, однако его победа парадоксальным образом вошла в историю как демонстрация слабости татар перед окрепшим после Куликовской битвы могуществом русских. Тохтамыш пробирался к Москве скрытно, впервые в русско-ордынских отношениях откровенно боясь сопротивления. Он осадил город, в котором царил разброд. Часть жителей готовилась к обороне, а некоторые, открыв погреба, стали пить и уверять, что-де нечего опасаться татар, «город каменный, ворота железные, татары долго не простоят, скоро побегут в степь». Татары и не сумели взять московский кремль штурмом, а взяли хитростью и вероломством, пообещав, что хан хочет только «поглядеть на город и побывать в нем», а жителям «даст мир и любовь». В результате город был полностью разграблен и опустошен.
73
47 Великий князь Василий… выгнал… татар. — Сыновьям Дмитрия Донского, Василию (1371–1425) и Юрию (1374–1434), Герберштейн придал как бы несколько большее значение, чем их выдающемуся отцу, акцентировав внимание на междоусобных противоречиях и малодостоверных сплетнях по поводу жены Василия. То, что оба брата были полководцами, продолжавшими вслед за отцом одерживать серьезные победы над татарами, было оставлено автором «Записок» в стороне. С Василием связана колоритная история о том, как величайший среднеазиатский завоеватель Тимур (он же Тамерлан, 1336–1405) подошел в 1395 г. к Москве, вызвав среди русских ужас и, одновременно, стремление сражаться не на жизнь, а на смерть. Во главе ополчения встал Василий, чтобы с оружием в руках встретить грозного врага. Но Тимур, простояв две недели в Рязанской земле и опустошив верховья Дона, отступил безо всякой видимой причины. Предание свидетельствует, что отступление Тимура произошло в тот день, когда в Москву по повелению Василия принесли икону Богоматери из Владимира, и, таким образом, он, как и отец, спас Русь.
74
49 …подозревал… свою жену Анастасию… — Жена Василия Дмитриевича, Софья Витовтовна (1371–1453), дочь великого князя литовского Витовта, называлась Анастасией в девичестве; перед заключением брака она крестилась в православную веру и получила новое имя. Ее дочь от Василия I была названа Анастасией. Софья была выдающейся женщиной, обладала незаурядным государственным умом и твердым характером. После смерти супруга она стала вести активную самостоятельную политическую деятельность и косвенным образом значительно укрепила положение женщины на Руси, показав, как умело и ловко женщина может вершить государственные дела. Она посадила на престол своего сына Василия, который, по одной из версий, был, к несчастью для матери, человеком слабого и злого характера, не имел никаких политических или военных талантов. Однако по другой версии, Василий II был храбр в сражениях, в 30 лет потеряв зрение (его ослепил Дмитрий Шемяка, отсюда прозвище Василия «Темный»), не склонился перед тяжелой судьбой, продолжал активную борьбу против Золотой Орды; при нем, несмотря на многие неудачные обстоятельства — моровая язва, страшная засуха 1430 г., когда горели не только лес, но и «сама земля» (то есть торф в болотах), а рыба гибла в воде, массовый голод — укреплялось могущество московского княжества, Москвы. Покровительство матери, Софьи Витовтовны, было Василию II особенно важно после смерти его могущественного деда Витовта, который пытался не давать внука в обиду удельным князьям.
Герберштейн очень старался разобраться в хитросплетениях отношений между братьями, племянниками, боярами, зятьями и прочими близкими и дальними родственниками Дмитрия Донского, но это было нелегко. При наследовании верховной власти после смерти Дмитрия Донского на первый план выходили личные качества претендентов и их вдохновителей. Так, например, один только боярин, Иван Дмитриевич Всеволожский, человек хитрый, ловкий и беспринципный, имевший незаурядную способность к политическим интригам, выступал на стороне то Василия, то его брата. Всеволожский умел лавировать между Василием, Юрием, литовцами, ордынскими ханами.
Герберштейн оставил без внимания переданный ему, несомненно, эпизод с поясом Дмитрия Донского, который послужил тем мелким происшествием, которое определило последующие крупные события. Этот эпизод рассказывали всем, так он был колоритен, так интересно характеризовал Софию Витовтовну и придворных бояр разных поколений. Однако добросовестному писателю Герберштейну не удалось разобраться, кто был прав, кто виноват, кому что принадлежало и почему
