Время – московское! - Александр Зорич

– Град?.. Есть образы, Пушкин, которые надо понимать расширенно.

– Есть понимать расширенно. Но не рано ли празднуем дачу прикурить, а? Сейчас как двинут нас на Вэртрагну, навоюемся так…

– Ты логику момента лови, лейтенант. В инструктажную вызов слышал?

– Оттого и здесь.

– Ну вот и подумай. Ты ведь умный. Говорят, даже пантелеевскую стратегему с трансмутационными излучателями выкупил. Пока все непосвященные молились.

– Я тоже молился.

– Ну и я… Короче, вот тебе плакат, пока я добрый. На инструктаже меня не будет, улетаю я по срочному вызову. Так что до встречи. Больших звезд тебе, Александр.

– Больших звезд, Андрей.

Мы обменялись рукопожатиями и разошлись каждый своей дорогой.

Я пришел в инструктажную одним из последних.

Там яблоку было негде упасть. Кроме летного состава, почему-то пригласили всех старших техников и офицеров экипажа «Дзуйхо», кроме вахты.

– Быстрее, быстрее, – поторопил меня Бердник с забавной интонацией – преподавательской, не командирской. И я почему-то подумал, какой замечательный из него получился бы препод по тактике, а то и начфакультета…

Рядом с Бердником с видом торжественным и строгим стоял Кайманов – единственный из всех, кто невесть зачем вырядился в парадную форму.

Народ в инструктажной вполголоса переговаривался, распространяя равномерное, уютное гудение. Из знакомых лиц я заметил Цапко, Кожемякина и Румянцева, которому что-то втолковывал Лучников, округло утюжа воздух ладонями. Я прямо так и слышал, как он описывает собачью свалку в воздушном бою: «А вот тут я так…»; «Он, гад, это пятой точкой почувствовал…»; «Дал влево…»

– Кхм… Так. Товарищи, прошу внимания, – начал Бердник и воцарилась космическая, вакуумическая тишина.

– Получена информация из Кремля… Ну, таксказать из Кремля, сами понимаете…

Бердник заметно волновался.

– Информация… На имя адмирала Российской Директории Пантелеева. На основании этой информации главкомом отдан приказ номер двести пять.

«Неужели ядерный удар возмездия? Сперва – массированные налеты на клонские излучатели системы „Nigredo“… Затем – „Изделие Конус“… Меркулов оказался прав?!»

– Чтобы текст приказа был понятнее, надо разъяснить суть информации… Двое суток назад Конкордии при посредничестве дипломатов Большого Мурома были предложены условия мира. Условия простые: они освобождают все оккупированные территории и отдают нам Паркиду… как бы в бессрочную аренду, но, чтобы было ясно, речь идет об аннексии. Обмен пленными, выдача военных преступников – это само собой. Также для Конкордии устанавливаются квоты на вооружения, а все ядерные арсеналы полностью передаются нам. Тоже формулировка такая забавная… – Бердник усмехнулся. – «На бесплатное складское хранение с правом получения во временное пользование тактических боезарядов в случае необходимости парирования угроз типа „фактор К“». Примерно так… Вчера вечером из Хосрова был получен положительный ответ. Сегодня в шесть часов утра по универсальному времени произошло подписание предварительного документа о перемирии. Так что мы с Конкордией больше не воюем.

Бердник с облегчением перевел дух.

– Ну а текст приказа двести пять вам зачитает товарищ Кайманов.

Каперанг огласил достаточно пространный приказ, общая суть которого сводилась к тому, что в клонов стрелять больше не надо. Потому что они в нас стрелять больше не будут. И как именно мы друг в друга стрелять не будем.

Когда Кайманов дочитал, целую минуту ничто не нарушало воцарившуюся тишину.

А настоящая минута молчания из шестидесяти полновесных секунд – это невероятно долго.

Первым опомнился Цапко.

– Так это что же получается, – в его голосе звучала обида, – не будет Знамени Победы над Хосровом?

Одобрительный ропот в инструктажной свидетельствовал, что он выразил общее настроение.

– Знамени Победы над Хосровом не будет, – сказал Бердник. – И скажи спасибо, пар-р-рашютист.

Глава 5

Риши

Июль, 2622 г.

Москва, Российская Директория

Планета Земля, Солнечная система

Таня укатила в Кенигсберг, на празднование юбилея своего ксеноархеологического института, и мне стало грустно. Конечно, не поехать на такое мероприятие, да еще и после заискивающего персонального приглашения («Глубокоуважаемая, дорогая наша Татьяна Ивановна! Стоит ли говорить, какая честь для нас…» и т. д.), Таня никак не могла.

И все же я чувствовал себя покинутым, осиротевшим, выброшенным на обочину судьбы. За окном гостиницы «Белорусская» моросил по-осеннему серый дождь. Я лежал в яйцевидной ванне гостиничного номера с сигаретой в зубах (курить в ванне – особое искусство) и облепленной пеной бутылкой медового муромского пива «Услада» в левой руке. Не сказать даже «нежился». Скорее плавал – как рыба брюхом вверх.

Вдруг сквозь плеск воды и тихое жужжание вытяжки мое ухо различило докучливую трель видеофона.

«Таня? Танька! Надо же – как быстро долетела!»

Я выпрыгнул из ванной, напялил синий махровый халат, кое-как завязал его узлом на животе и, оставляя на паркете пенные лужицы, рванул в гостиную. Прилизал пятерней волосы, бухнулся на розовый кожаный диван и состроил нежнейшую мину.

Но вместо оболваненной, истощенной перелетом Тани на экране появилась курносая виртуальная красавица – лицо компании «Дальняя Связь» (как-то там ее зовут в рекламе – не то Надежда, не то Вера, не то Любовь) – и приветливо проворковала:

– Товарищ Пушкин, вас вызывает анонимный абонент из местечка Нарс, планета Ардвисура. Если вы согласны принять вызов, нажмите клавишу «Да».

Я нажал – просто автоматически. Потому что честный. И, главное, потому что был уверен: мой анонимный абонент ошибся номером. Перепутал меня с кем-то. Мало ли Пушкиных в Сфере Великорасы?

– Сеанс дальней связи состоится через одну минуту пятьдесят одну секунду. Просьба не отходить от аппарата, – сообщила Вера-Надежда-Любовь и подарила мне очередную казенную улыбку.

Я откинулся на спинку дивана. Стоило экрану погаснуть, как в моей голове началась сущая вакханалия предчувствий, воспоминаний и сожалений. Мысли мои заторопились, завертелись волчками и наконец понеслись сумасшедшим карьером.

«Звонят с Ардвисуры. А что нам дает Ардвисура? Ардвисура дает нам райское взморье и оздоровительный пансионат „Чахра“. В пансионате „Чахра“ я познакомился с красивой девушкой Иссой. Я любил Иссу, а потом Исса погибла. В пансионате „Чахра“ мы отдыхали с Колей после Наотарского конфликта. Потом Коля тоже погиб. Нам с Колей прислуживала уборщица Мидрахи. Мидрахи воровала мыло и была тупа как сибирский валенок. Неужели Мидрахи решила потратить сумму, приблизительно равную своей куцей месячной зарплате, на то, чтобы напомнить о себе Александру Пушкину? А еще там была красивая девушка Риши, которая влюбилась в Александра Пушкина. Риши не погибла. Риши – утонченная натура, таким иногда невероятно везет… Но что она там делает, на этом пафосном курорте для младшего офицерского состава, ведь она клялась, что ушла из армии?»

Заносило меня и в совсем уж безумные степи. В те самые, где некогда я уже странствовал, лежа в бреду, в госпитале космодрома Гургсар.

«А может, Исса все-таки… жива? Просто лечилась на Ардвисуре? Клонированные органы себе приживляла, заращивала ожоги, привыкала к протезам? Проходила курс срочной психиатрической помощи для тех, кто еще вчера был „практически мертв“? И теперь звонит, чтобы сообщить мне, что вовсе даже не передумала идти со мной в Комитет по Делам Личности и по-прежнему не против скрепить нашу любовь большим брачным штампом… И что я ей, спрашивается, скажу – что поезд ушел? Что у меня теперь есть Таня? Да, так и скажу: „Только ты не обижайся, пожалуйста, моя милая, дорогая Исса! Теперь я люблю не тебя, а русскую девушку Таню Ланину… Она верная, нежная и чертовски умная“. Вот так и скажу. А она даже в лице не изменится. Потому что гордячка, потому что всегда владеет собой. Она бросит мне напоследок: „Желаю тебе большого счастья, Александр!“ – и нажмет на кнопку „Отбой“…»

Экран вновь загорелся. На меня смотрела – хвала Ахура-Мазде и всем прочим благим сущностям, духам и праведникам зороастризма – Риши Ар.

Со дня нашей последней встречи Иришка заметно похорошела. Она словно бы округлилась чуток, подобрела. А еще – выщипала брови и, о Боже мой, постриглась! Прощайте, эпические черные косы до пояса, теперь Риши Ар – кудрявый черноволосый мальчик с пухлыми щечками.

Только глаза остались такими же, как были, – мерцающими тайной, горящими неземным пламенем, вызывающими пронзительную жалость напополам с чистейшими истечениями платонической любви. Разве что смотрели эти глаза теперь спокойно и даже… весело.

Впрочем, цену Иришкиной веселости я знал. Сейчас улыбается, через минуту закутается в облако мягкой грусти, а через две минуты – зарыдает, да так жалостно, что захочется немедля отправиться за веревкой и мылом, чтобы поскорее разорвать отношения с этим миром, где на долю прекрасных молодых женщин выпадают такие страдания.