Корниловец - Валерий Большаков

«Льюисы» смолкли, и упала тишина. Ошеломлённый, оглушённый Кирилл поднялся, тщательно отряхивая брюки. Он отряхивал их и отряхивал, пока полностью не пришёл в себя. А текинцы, как ни в чём не бывало, уже обыскивали трупы, вырывали винтовки из скрюченных пальцев, выворачивали карманы.

Подошёл Томин, бледный, но спокойный.

— Кто-то сдал нас, — выцедил он, — ещё в Быхове.

— Революционной сволоты везде хватает… — пробурчал Матвей, показываясь в дверях корабля.

— Улетайте отсюда, — сказал Кирилл авиаторам, — и поскорее. Где сейчас эскадра?[33] В Виннице? Вот, туда и махните. Скоро здесь станет жарко. Очень жарко.

Штабс-капитан серьёзно кивнул и отдал честь.

— Удачи, поручик.

Авинов молча козырнул в ответ, благо фуражка была при нём. Шинель он оставил в Быхове, а взамен генеральские жёны облачили Кирилла в чёрную куртку-кожанку — вылитый комиссар получился.

Авиаторы заметались, спеша заправить бензобаки, а корниловец побежал к грузовику, перескакивая через окровавленные тела. Запекшейся крови и розовых костей он насмотрелся на фронте, но здесь, на траве аэродрома, растерзанная плоть смотрелась дико, противу всех заповедей. «Сами виноваты! — озлился Авинов. — Первыми начали!»

Он запрыгнул на место водителя и завёл мотор.

— Махмуд! Эй! Все в кузов!

Текинцы с готовностью полезли в кузов «шайтан-арбы» — что им какое-то авто после прогулки в поднебесье? Вооружённые трофейными винтовками, бойцы здорово походили на прежних пассажиров-красногвардейцев, разве что изрядно осмуглённых.

— Сердар! — окликнул командира Махмуд. — А тут водка! Один… два… три ящика!

— Много не пей! — натужно пошутил Кирилл.

Он тронул с места и порулил мимо трибун, пока не выбрался к Коломяжскому шоссе.

…На Галерную Авинов подъехал в третьем часу дня. Генерал Алексеев поселился в общежитии московских общественных деятелей как член Предпарламента — замечательное прикрытие.

Искать его высокопревосходительство не пришлось — отставной генерал вышел сам. С тросточкой, в пальто и шляпе он стал неузнаваем.

Оглядев текинцев, Алексеев бегло улыбнулся.

— Садитесь, Михаил Васильевич, — Кирилл похлопал по сиденью рядом.

Покряхтывая, генерал взобрался и заворчал:

— Как на облучок садишься…

— Куда едем? — поинтересовался Авинов, трогая с места.

— Есть тут один заводец. Паровозостроительный. Езжайте прямо, я покажу дорогу…

Корниловец покосился на генерал-адъютанта. Тому наверняка были любопытны новости из Быхова, но лицо Алексеева было спокойно и безмятежно, будто и не сжигало его нетерпение.

— Генералы высказались за уход на Дон, — заговорил Кирилл и передал в подробностях разговоры в келье-камере и в трапезной-столовой.

— Превосходно, — проговорил Михаил Васильевич, жмурясь, — просто превосходно. А моих орлят уже вторая тысяча пошла! — похвастался он. — Юнкеров я привлекаю проверенных, испытанных, из тех училищ, которые дрались с Красной гвардией, как Михайловское артиллерийское, к примеру. Обращаюсь и к георгиевским кавалерам… А «Белый крест», надо сказать, отличная ширма! Через него я легально отправляю офицеров на лечение, на Кавказские минеральные воды, а то, что поезд следует через Дон, и добровольцы сходят в Ростове… Ну, наверное, у них есть на то веские причины!

Генерал издал сухой смешок, а Кирилл подумал, до чего же бывает трудно «дедушке» — вечная конспирация, настоящий обет молчания, и даже с самим собой не удаётся выговориться — вдруг кто услышит?..

Потянулись сумрачные кирпичные дома с пыльными окнами, и генерал напрягся.

— Сейчас поворот налево, — отрывисто сказал он, — где пути.

«Руссо-Балт», качаясь и переваливаясь, пересёк рельсы и остановился перед запертыми воротами завода, вывеску которого перекрывал транспарант: «Вся власть Советамъ!»

— Посигнальте, — тихо сказал Алексеев. — Один короткий гудок, два длинных, один короткий.

Кирилл посигналил. В калитке ворот показалось настороженное лицо, молодое, безусое ещё, и скрылось. Визжа и погромыхивая, створки ворот медленно распахнулись, открывая широкий проезд между закопчёнными стенами цехов. Где-то шипел пар, вращались приводы станков, лязгал металл. Кирилл осторожно загнал грузовик за ворота.

— Формируем бронепоезд! — сказал генерал с гордостью.

Из мастерских уже выглядывали юнкера и молодые офицеры. Все они были облачены в замызганные куртки мастеровых, на головах — кепки и мятые фуражки с молоточками, но выправка, следы былого лоска выдавали «белую кость».

Кряхтя, Алексеев спустился с «облучка» и представил Кирилла своим «орлятам», неуверенно, напряжённо улыбавшимся, утиравшим замасленные руки ветошью. Улыбки сразу стали и шире, и доброжелательней.

— Здорово, братцы! — послышалось от ворот.

От неожиданности Авинов вздрогнул и резко повернулся, нащупывая в кармане верный люгер.

В распахнутую створку лезли человек пять подвыпивших матросов. Один балтиец шагал впереди, чудом удерживая равновесие, а ещё четверо с винтовками, обмотанные патронташами, вели двоих явно рабочего вида, старого и малого — пожилого человека с седыми усами и парнишку лет двадцати, губы которого были расквашены ударом кулака.

— Привет, братишка, — криво усмехнулся Авинов.

— А мы вот мимо шли, — развязно повествовал матрос, делая широкие жесты, — дай, думаем, заглянем к про-ре… пролет-рар… про-ле-та-ри-ям!

— А чего ж не зайти? — подхватил Кирилл. — Кто это с вами? Тоже пролетарии?

— Не! Это предатели рабочего класса! Юнкеров прятали. Представляешь?! К-контрики…

Тут у Авинова мелькнула идея.

— Слышь, браток, — сказал он доверительно, — нам людей не хватает для революционного дела. Сечёшь? Давай махнёмся, не глядя? Вы нам эту контру, а мы вам — ящик «монопольки»![34] А уж мы этих предателей перевоспитаем — будь здоров! Годится?

— Ящик?! — не поверил матрос. — Цельный?

— А то!

— Махнёмся! — захохотал «братишка».

Конвоиры отпихнули «предателей рабочего класса», а Саид подал матросу ящик водки. Размен состоялся.

— Братцы! — радостно заорал балтиец. — Гуляем!

Вся гопа поспешно удалилась, унося ящик в четыре руки.

— Закрыть ворота! — сердито сказал Алексеев, показываясь из-за грузовика.

«Орлята» бросились исполнять приказ, а один из них, светловолосый и синеглазый, по возрасту — кадет, сказал с неуверенностью в голосе:

— А они нас не заложат?

— Не успеют, — ответил Авинов. — Махмуд! Абдулла! Саид!

— Сделаем, сердар, — понятливо ухмыльнулся «Батыр».

— Только чтоб без шума, без пыли.

Саид вытащил кривой кинжал и оскалился.

— Догоняйте тогда…

Обернувшись к «контрикам», Кирилл спросил:

— Это правда — то, в чём вас обвиняют? Вы спасали юнкеров?

— Пацанов я спасал, — угрюмо ответил старый, — а революция ихняя мне до сраки!

— Мне тоже, — улыбнулся Авинов. — Величать-то вас как?

— Сан Саныч я. Певнев.

— Железнодорожник?

— Машинист паровоза, — приосанился Сан Саныч. — А это Федька, помощник мой.

— Хорошо хоть зубы целы, — невнятно проговорил помощник машиниста. Он улыбнулся, и кожица на разбитой губе лопнула, набухла рябиновой каплей.

Певнев обвёл всех взглядом исподлобья, усмехнулся в усы.

— Ты не думай чего, ваше благородие, — сказал он. — Не выдам. Да и кому сдавать-то? «Временным»? Так они мне — тьфу! А этих… революционеров сраных, я бы давно к стенке поставил! Советы рачьих и собачьих депутатов…

— А не жалко? — прищурился Алексеев.

— Россию жальче, — строго ответил Сан Саныч.

— А если вам винтовку в руки, и — вперёд, на врага-большевика? — вкрадчиво спросил генерал. — За единую, великую и неделимую Россию?

— Я старый казак, — с достоинством ответил Сан Саныч, — я на верность присягал Богу, царю и Отечеству. Так что, ваше высокопревосходительство, давай винтарь и ставь в строй. Не побегу!

Заметив, что Алексеев был неприятно удивлён, старый казак хитро усмехнулся.

— Не удивляйтеся, ваше высокопревосходительство. Я вас по Маньчжурии помню, воевал там. Вы-то меня в лицо знать не можете, много нас таких шастало, а вот генерал-квартирмейстер Алексеев там как бы один на всех числился!

— Ладно, ладно, казак, — проворчал генерал и засопел, не то от смущения, не то тронут был долгой памятью старого солдата. — Разговорился…

— Вообще-то я подхорунжий Певнев.

— Вольно, подхорунжий… Пошли-ка, глянешь опытным глазом.

Михаил Васильевич провёл машиниста и корниловца в полутёмный цех, в котором громоздился бронепаровоз с бронетендером.

Толстые стальные листы облепили паровоз под разными углами так, что узнать в этой коробчатой штуке локомотив было трудно. Разве что труба выглядывала чуток, да колёса виднелись, спрятанные за щитками. Будка была закрыта полностью, только узкие щели-бойницы прорезали броню.