Герой должен умереть - Эльвира Суздальцева

Она протянула Джеру тонкую, облаченную в сияние руку, и охотник сел рядом с ней.

И из бездны вдруг послышался едва различимый, невыразимо печальный и нежный напев. Тихая-тихая песнь наполняла пространство, вплеталась во тьму, звенела, и древней магией была она наполнена, магией, что старше людей, солнц и мира, самой древностью, тьмой и основой бытия.

– Твои боги могут уничтожить друг друга, – шептала Илайна. – Твои солнца могут погибнуть и родятся новые светила. Все люди могут исчезнуть, затем возродиться снова. Но, покуда звучит песнь подземных духов, мир будет жить. И никто не сможет прекратить этого, ибо нет во всех мирах ничего сильнее Древности. Твои боги молоды и смертны, и они однажды уйдут, а мы останемся… И как ни станут биться небесные злодеи, они превратятся в прах, а миры будут стоять, покуда звучит внутри них подземная песнь. Твои боги смешны, если думают, что могут уничтожить сущность, внутри которой заложена вечная жизнь.

Джер молчал, придавленный открывшейся перед ним вечностью.

– А знаешь, Стрелок, – Илайна обернулась к нему, и глаза ее вспыхнули голубыми искрами, – когда мир погибнет? Однажды подземные духи выйдут из бездны на поверхность и запоют последнюю песнь бытия. Только тогда исчезнет этот мир из пространства для того, чтобы его место занял новый. До тех пор – все бессмысленно.

Охотник взглянул в глаза Илайны, в которых чудилась голубая бездна, подобная той черной, что окружала их со всех сторон. Он сжал кулаки и попытался вызвать в памяти все то, ради чего оставил родной дом, адский жар, борьбу за жизнь, верный лук, свою богиню…

Но все это меркло перед открывшимся безмолвным величием, он не мог удержать мыслей, и все, ради чего он существовал – любовь к жизни, преданность народу, готовность к подвигам – вытесняла бесконечная тьма и горящие колдовскими огнями глаза.

– Иди ко мне, Стрелок, – прошептала Илайна. – Все бессмысленно.

Все бессмысленно. Главное, что еще поют подземные духи, и таится жизнь внутри мира. И до тех пор, пока звучит песнь, ничего не случится. Алое Солнце может сжечь землю дотла – все равно возникнет новая жизнь, сильнее и лучше предыдущей. И что за дело до каких-то мелких людей, букашек на теле мира – будут новые люди, родятся новые букашки.

Главное, что звучит песнь подземных духов.

И еще губы Илайны – нежные и прохладные, как подземный родник на жарком закате.

Глава 7

Это случилось абсолютно неожиданно.

Прошла ночь, и люди уже готовились ко сну. Я сидела на входе в пещеру и разглядывала стремительно светлеющий горизонт, готовая в любой миг скрыться в прохладной глубине. Бьерг куда-то пропал.

Но этот восход не играл алыми красками, не заливал жаром скалы и пустошь перед ними. Цвета были мягкими, точно смазанными. И вдруг я поняла, отчего.

Небо скрыли тучи.

Я вскочила и опрометью кинулась вниз, где люди, оставив свои дела, собрались в толпу и все, как один, с надеждой глядели в низкое небо.

Тучи сгущались, тяжелые, фиолетовые, несущие радость.

Первая благодатная капля вырвалась на волю, ударилась о камешек и скользнула по моей щеке. Вторая дотронулась до губ. И мелкой дробью задрожали мясистые листки на лианах, капли путались в волосах, темными пятнами расплывались на одежде…

Я закрыла глаза, предоставив живительным струйкам змеиться по лицу.

Зашумел ветер, хлестнула по носу обломанная колючка. Я услышала за спиной шум, топот. Люди, успевшие устроиться на сон, выбегали из пещер, съезжали по скалистым склонам, падали на колени, загребали горстями мокнущую землю. Залаяли охотничьи собаки, детский смех взлетел ввысь, столкнулся с падающими каплями – и целый водопад обрушился на головы обезумевших от радости поселян.

– Дождь!

– Дождь!!!

– Радость дождю!!!

Звонко перекликались девушки, мальчишки не упускали возможности хорошенько потузить друг друга в лужах, грязные с головы до пят. Старый дед подставил морщинистое лицо небу и шептал что-то, приложив пальцы ко лбу.

Кто-то толкнул меня в плечо, потом схватили за руку, и я позволила увлечь себя в безумном, безудержно счастливом танце. Люди кричали, вопили, пели на разные лады, и все это сплеталось в странную, удивительно красивую, несмотря на абсолютную разобщенность, музыку. Это был гимн жизни, песнь свободы и надежды. Возглас «радость дождю!» слышался со всех сторон. Босые ноги утопали в земле, еще недавно сухой и потрескавшейся, теперь же превратившейся в грязь. Я вымокла насквозь, до нитки, до последнего волоса. Вдруг меня в грудь ударили тяжелые мягкие лапы, я поскользнулась и упала в грязь, молодой волкодав принялся радостно облизывать мне нос и щеки. Я не знала, смеюсь или плачу, я задыхалась влажным живительным воздухом, зажмурившись, ловила ртом струи ливня, упивалась счастьем людей, зашедшихся вокруг в диких плясках, и плясала с ними так, точно сама провела долгие годы, страдая от жары, и жила лишь ожиданием этих дождливых дней. Мелькнули в танце черные косы и яркий платок, Рина хохотала и веселилась со всеми, но я видела, как взгляд ее с затаенной тоской перебегает с одного селянина на другого…

Я устала, запыхалась, выбралась из круга пляшущих. Солнце взошло, но нас окружали сумерки, серые и прохладные, и весь день обещал быть таким. А потом, если будут благосклонны духи, и еще один. С наслаждением шлепая по грязи, я гуляла вдоль холмов и прикидывала – если дожди затянутся, то, возможно, смогу осилить переход по пустыне в одиночестве. Размышляя так, я вошла в сень рощи. Здесь ливень превратился в морось – мощные кроны, сражавшиеся с солнцем, лишь нехотя делали одолжение для дождя. И вдруг, вглядевшись в полумрак, я смутно различила знакомый силуэт.

Мародер сидел на земле, привалившись спиной к кожистому стволу. Рядом лежала его кожаная фляга.

– Бьерг! – окликнула я, подбежала ближе. Мне было так хорошо, что я и представить не могла, будто кто-то может не радоваться этой ночи.

Он чуть повернул голову в мою сторону. Я проскользила пару шагов по мокрой земле, грохнулась на колени, потормошила его за плечо.

– Что ты сидишь? Идем со мной, пойдем под дождь!

Мародер покачал головой, и я вдруг заметила даже в тенистых сумерках подтеки крови на его губах и подбородке. Он проследил за моим взглядом и промокнул губы платком, зажатым в ладони. Я увидела, что серая ткань вся покрыта свежими темными пятнами.

Сердце зашлось от испуга, я бессознательно ухватила мародера за запястье, но он мягко высвободил руку и убрал платок за пазуху.

– Что с тобой?

Кровь размытыми каплями оставалась в углах губ.

– Все в порядке, Тэри. Радость дождю. Иди. Я хочу отдохнуть в одиночестве.

Я видела – совсем не все в порядке. Хотела заговорить снова, но Бьерг неожиданно раскашлялся, надсадно, хрипло, задыхаясь, будто легкие жгло изнутри. Я сама почувствовала, как сжимается горло. Мародер чуть отклонился, прижался лбом к стволу и сплюнул наземь тягучий сгусток крови. Достал платок и вытер губы, стараясь отдышаться.

Я заметила, что по бахромчатому краю ткани идет вышивка, вылинявшая и грязная. Но некогда красивая – переходят друг в друга разноцветные спирали и змеи, вышитые тонкой гладью, блестит золотая нить.

– Выпей, – я тронула его за плечо и подала флягу с водой.

Он чуть кивнул, сделал несколько глотков, прикрыл глаза.

– У тебя дрожат руки, Тэри. Не бойся так.

– Бьерг, ты же болен… – тихо сказала я.

– Это давно не новая весть.

– И ты ведешь такую жизнь? Тебе же нужно…

И замолчала, встретив его усмехающийся взгляд. В самом деле, что – «нужно»? Отсиживаться в сырых подземельях и покорно ждать встречи с судьбой? Довериться травникам, которым больше негде доставать травы?

Бьерг снова закашлялся, склонившись к земле. Я подхватила его, дала опереться на свое плечо. Я понимала, почему он предпочитает одиночество. Разве возможно довериться людям, для которых мародеры – безумные странники, падальщики, что отважились разведывать пути, страшившие остальных. Отвращение пополам с любопытством, благодарность, размешанная со страхом – не самые надежные чувства. Не придет умирающий стервятник искать помощи у живых зверей, которые не сегодня-завтра могут стать его же пищей. Не станут песчаные мародеры искать утешения у людей, с чьих погибших друзей еще вчера срезали поясные кошельки.

Да и чисто по-женски я с досадой понимала, что Бьергу не по гордости просить помощи у старейшин и воинов, охраняющих пещеры – помогите, мол, добродился по пескам. И чем тут поможешь – разве только словом. Я, женщина – другое дело… Незнакомка, с которой дороги вот-вот разойдутся, и не вспомнит на другой день о случайном попутчике, а все на душе легче. Такой можно довериться, как сестре, как давней подруге, или…