Начало - Денис Абсентис

— Историю с воронами-диверсантами я слышал, эта июльская записка приводилась в сборниках документов. Выглядит, конечно, забавно — начальник контрразведки Минаев внимательно следит за воронами и считает необходимым доложить о столь существенном инциденте по инстанции. А его начальнику Фриновскому известие представляется настолько важным, что он немедленно ставит в известность товарища Сталина. Паранойя как она есть. Кстати, потом приславшего записку о воронах комиссара госбезопасности Минаева тоже расстреляют за фальсификацию уголовных дел и массовые репрессии. А затем расстреляют и самого Фриновского. Но ведь это отдельный эпизод, сам по себе ничего не доказывающий. Может, они просто психами были изначально. К тому же в моменты просветления Фриновский, наоборот, не поддерживал психозы по изъятию пионерских галстуков и зажимов, в которых чекистам чудились фашистские символы, и школьных тетрадей с картинами Васнецова, где кто-то высмотрел контрреволюционный лозунг в орнаменте.

— Вероятно, именно в те дни Фриновский хлеба не ел. Но ведь не в нем лично дело, таких эпизодов зафиксировано в документах НКВД множество. Пока одни следователи разбирались с вредительскими репродукциями Васнецова, другие тем временем изымали юбилейные пушкинские тетрадки, где зоркие доносчики разглядели красноармейские шлемы под дубом, который у Лукоморья. А на безымянном пальце Пушкина и вовсе нашли свастику. Обо всех таких эпизодах следователи докладывали по инстанции. Формирование иллюзорных образов — это хорошо известные в психиатрии парейдолические иллюзии, которые часто возникают в инициальных стадиях острых психозов. Обычное дело для религиозных видений, когда на куске сыра видят Христа, на мокрой стене — Деву Марию, а на старых картинах — скрытые изображения дьявола. Выгодный сейчас, кстати, бизнес — эти бутерброды с Христом неплохо уходят на аукционах eBay.

— Они просто пока не догадались выставить лоты тетрадок с лукоморским контрреволюционным дубом. Займусь их продажей на пенсии. Интересно бы увидеть, как в народе все это развивалось. Галлюцинации у крестьян отмечались, например?

— Конечно, это тоже зафиксировано в документах НКВД. К примеру, видения кровавого хлеба — визитная карточка спорыньи. Дело в том, что она нередко придает выпеченному хлебу кроваво-красный цвет. Это замечалось еще во времена крестовых походов, когда шли массовые эпидемии. Хронисты тогда не знали, с чем это связано, просто отмечали «кровавый хлеб» во время мора. Такой же красный хлеб упоминается во время процессов сейлемских ведьм. И легенды о кровавом хлебе появились в Поволжье как раз летом 1937 года во время уборочной страды. В материалах НКВД зафиксировано пять видов таких легенд. Крестьянам чудились то огненные столбы, то чаны с кровью, то старик, который толкует виденное, то женщина в белом в лужах крови. В документах НКВД эти рассказы крестьян получили оперативное название «Легенда о мешке с хлебом, луже крови и таинственном старике».

— Погоди, а раньше такого не наблюдалось?

— В том-то и дело, что было два всплеска таких слухов. Впервые эта легенда появилась за 11 лет до того, во время большой эпидемии эрготизма. Записал ее известный фольклорист Николай Ончуков на Урале в конце августа 1926 года. Современные историки и филологи удивленно сравнивают эти две волны страхов, но объяснить их схожесть совершенно не могут. Между тем ларчик открывается просто: так уж получилось, что Ончуков, сам того не зная, случайно оказался прямо в эпицентре начинающейся эпидемии, которая разразится на Урале с сентября, а в августе, как сообщал исследующий эту эпидемию врач Максудов, уже отмечались первые случаи заболевания. Ну, а где спорынья — там и видения. Крестьяне рассказывали Ончукову о найденной в лесу груде несмолоченной ржи, в середине которой оказался гроб, а внутри гроба — кровь. Также в этих быличках фигурировала женщина в белом в луже крови, страшные предсказания и таинственные «дивьи люди», что-то вроде фантастических карликов из подземного мира. НКВД и тогда заинтересовался подобными слухами, но Ончуков успел в 1928 году эту быличку напечатать, хотя сам он, бывший фельдшер, ее истоков тоже не понял. А умрет Ончуков в заключении только после второй эпидемии.

— Как ты сам заметил, от страды 1926 года до страды 1937-го прошло ровно 11 лет. Ты, кажется, хотел мне что-то рассказать о солнечных циклах в этой связи?

— Одиннадцать лет — это давно известный цикл солнечной активности. Здесь стоило бы ознакомиться с наработками Чижевского, который пытался связать распространение психических эпидемий с солнечными циклами. Ему это не слишком удалось, поскольку он не смог предложить никакого механизма возникновения психозов, кроме мистических «Z-лучей». Характерно, что он в своей книге даже упоминал зависимость развития спорыньи от солнечных циклов, но ничего не понял. А о кровавых видениях 20-го века он вообще ничего не писал. Может быть, не знал, может, просто не хотел писать — это же было опасно тогда. К тому же максимумы солнечного цикла сильно плавают, ориентироваться непосредственно на них вообще не стоит без учета связей и взаимодействия солнечных, климатических и трофических циклов.

— Кстати, ты знаешь, тут ведь не абстрактный кровавый цвет хлеба сам по себе характерен. Спорынья — значит, самопроизвольные аборты. Так что мифическая женщина в луже крови — это не только галлюцинация, но и мифологизированное отражение реальности, проекция постоянных выкидышей. В Европе 16-го и 17-го веков было много подобных легенд о гробах с кровью.

— Да, пожалуй, — пробормотал себе под нос Алик. — Вероятно, запрет на аборты в 1936 году тоже мог быть не случаен. Начальный процесс уже пошел.

— У меня все же большие сомнения в том, что даже сотен тонн отравленного зерна хватило бы для столь значительного сдвига ситуации. Может, был применен еще какой-то способ заражения урожая, помимо внутрисортового скрещивания?

— Да, зерна маловато. К тому же даже этот упоминаемый урожай мог быть не весь еще заражен. Но, полагаю, зараженного зерна оказалось достаточно для индуцирования безумия. Для распространения психических эпидемий нужна критическая масса, а дальше все пойдет само, будет работать так называемая психическая индукция. Впрочем, я пытался найти и другие способы распространения паразита, хотя они выглядят довольно экзотически. Например, меня насторожил завоз с Кавказа в 1936 году пчел с длинным хоботком.

Завершить мысль о пчелах Алик не успел. Он вдруг замолчал и уставился в окно кафе.

— Это хорошо, что ты проголодался вовремя, — наконец произнес он. — Я узнаю одного из тех парней, он сидел в углу ресторана на барже в Милане и ушел вскоре после твоего прихода.

Я посмотрел на дорогу. Из подъехавшей машины вышли четверо крепко сбитых парней в черных костюмах и направились к отелю. Как-то чересчур штампованно это смотрелось, по-голливудски. Не покажись Алику, что он кого-то узнал, я бы на них даже особого внимания не обратил.

— Ты точно не обознался? — недоверчиво спросил я.

— Абсолютно. У меня хорошая память на лица.

— Хорошо, что захватил свой нетбук. Паспорт с собой? Что осталось в номере?

— Паспорт с собой, но, кажется, его еще раз придется переделывать. В номере совершенно ничего нет, кроме старой одежды. А лист Лысенко у тебя.

Тем временем вся команда зашла в двери нашего отеля напротив.

— Выходим, идем налево, — тихо шепнул я Алику, бросая деньги за завтрак на стол.

Мы вышли из кафе и быстро свернули за угол на соседнюю улицу. Удачно, что я оставил свою машину именно там, а не на стоянке за отелем.

— Твои итальянские друзья нас сдали? — спросил Алик, когда мы уже отъехали пару кварталов.

— Они не очень разговорчивые люди, — ответил я. — Пока у меня нет ни малейших мыслей по этому поводу.

— Я с собой не брал ничего, как мы и договаривались, телефон выкинул, — Алик с подозрением оглядел свою одежду.

— Подумал о передатчике в ботинке? Успокойся, мы все-таки не в голливудском боевике, тут что-то другое. К тому же, я вижу, одежду ты уже всю сменил, так что это нам по-любому не грозит.

Я вынул телефон, набрал нужный номер и пожаловался на плохую погоду.

— Вечно у тебя какие-то проблемы, идиот, — проворчала трубка.

— Я тоже буду рад тебя видеть, Рене, — искренне ответил я.

Мы доехали до нужного места на окраине Парижа довольно быстро. Гориллоподобную фигуру Рене я заметил издали, он сильно постарел за те последние лет пять, что я его не видел, огромный шрам стал еще более заметен.

— Ты стал еще более похож на сына Франкенштейна, — любезно приветствовал я его, выйдя из машины.

— А ты не изменился, все ищешь приключений на свою задницу. Тебя всегда привлекала только игра, а не работа. Проблемы серьезные?