Будённовский рубеж - Алексей Филатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двое боевиков занялись мародёрством. Здоровые мужики снимали цепочки и им отдавали. Боевики не говорили: «Я тебе пулю в лоб пущу, отдавай своё золото». Они говорили так: «Ой, не подаришь ли ты мне эту цепочку?» Осторожничали. Потому что приходил полевой командир и просил сразу сообщать о попытках мародёрства.
Ближе к вечеру у одного мужика случился нервный срыв. Он начал что-то бормотать, звать жену, рвался куда-то пойти. Чеченцы подошли к нам и сказали: «Если вы его не успокоите, мы его застрелим». Я подошёл, сел с ним рядом, обнял его и начал нести какую-то ахинею: всё хорошо, жена в порядке, она скоро придёт. Гладил его, он и успокоился. Казалось бы – мужик, но порой женщины в такой ситуации крепче мужиков.
Подобные приступы повторялись. Чеченцы начали давать нам успокоительное, мы своим кололи. Когда выдавали лекарства, я с кем-то из них заговорил. Те, что в камуфляже, нам не отвечали. Остальные общались. Один (по виду – нормальный мужик) рассказал, как лишился семьи: прилетели русские, разбомбили дом, всю семью положили. Лётчиков он ненавидел. У некоторых была просто кровная месть. Там был пацан лет двенадцати, кличка Малыш. С виду ребёнок ещё. Я его сразу запомнил: он, когда в больницу зашли, хвастался своим, как убил у ОВД мента: «Он выходит, а я его – прямо в лоб». Этот Малыш рассказал мне, что у него убили мать и отца. За какие бабки пойдёт двенадцатилетний ментам головы простреливать? Только мстить.
Совсем хреново на душе мне стало вечером, когда чеченцы притащили к нам телевизор и включили «Новости». А в «Новостях» говорят: «Тридцать террористов захватили триста заложников».
ТЕЛЕКАНАЛ ОРТ, ИТОГОВЫЙ ОБЗОР НОВОСТЕЙ, 16 ИЮНЯ, 00.25
Ведущий Сергей Шатунов:
Безусловно, главным событием прошедшего четверга стала драма в небольшом городе Будённовске, численность населения которого составляет около ста тысяч человек. Весь день представители федеральных властей вели в этом городе переговоры с группой террористов – мятежников Дудаева, которые удерживали в местной городской больнице, по различным оценкам, от трёхсот до восьмисот заложников.
Все стали возмущаться. Какие триста человек! Над тобой смеётся в глаза твоё же правительство. Ты в этой толпе, а тебе пытаются внушить, что вас три сотни! Для нас такие «Новости» означали одно: инцидент якобы настолько мал, что им могут и не заняться всерьёз. Чеченцы смеялись над нами, говорили: «Посмотрите, вы нахер никому не нужны».
Поздно, уже в темноте, они отправили нас за едой для заложников. Ларёк стоял недалеко от нашего корпуса. Если честно, есть не хотелось, больше пить. Нервы, да и жара страшная стояла. Мы вышли, идём, вдруг – два выстрела поверх голов. Наши снайпера. Взломали мы ларёк, набрали продуктов. Потом владелец ларька просил, чтобы кого-то привлекли за кражу, чтобы ему компенсацию выплатили. Я понимаю, это твой бизнес, но подумай о человеке, которому нечего жрать и которого завтра могут убить. Я таких тварей не уважаю.
Когда возвращались с едой, на улице стоял тот самый Басаев и наш представитель, насколько помню его фамилию, Попов. Они вышли из больницы после пресс-конференции, она была в нашем полуподвале. По разговору Басаева и Попова я понял, что они знают друг друга. Что меня тогда поразило: никакой вражды, злобы друг на друга у них не было. Оба держались с достоинством. Возможно, тебе придётся стрелять в меня, а мне – в тебя, но не мы развязали эту войну, ничего личного, каждый просто будет делать своё дело. Я тогда подумал: «Вот это достойно уважения».
Мы принесли воду, кока-колу, печенье, шоколадки, крупу. Шоколадки и печенье боевики раздавали заложникам на этажах, а мы сходили в пищеблок и сварили много каши. Сами боевики к еде не притронулись.
Ночью нас начали будить и ставить у окон: смотреть и слушать, не идёт ли кто. Спишь, тебя в бок толкают: «Пошли». А что ты сделаешь? Встал да пошёл. Не пошёл – тебя убили. Драться кинешься – вот ты и труп. Ведут тебя, как барана. Мерзкое чувство.
РАМЗАЕВ:
– Я оказался в больнице одним из первых. Маленький Асланбек велел отвезти туда раненых – наших и гражданских. Там был какой-то маленький автобус, я на нём приехал. Тяжёлых среди них не было, кого-то мы несли, кто-то сам до дверей дошёл. Оружие, конечно, наготове.
Только я зашёл, какой-то хирург на меня закричал: «Уйди, – говорит, – отсюда». Я говорю: «Вы работайте, мы вам мешать не будем». Потом я в операционную зашёл посмотреть. Там, вроде, на одном столе раненый милиционер лежал, он его оперировал. Наши раненые тоже там были. Он увидел меня, сказал: «Выйди отсюда!» Я ушёл.
Потом подошла колонна с заложниками и они зашли в здание. Поначалу в больнице плоховато ориентировались. Тогда мы не знали, что там – кажется, на третьем этаже – находится роддом. Просто выбрали самое подходящее для обороны здание – высокое, с прочными стенами, с хорошим обзором. Нас заселили, меня оставили в полуподвале. Почти сразу туда спустились Шамиль и Асламбек Маленький. Они сказали: «При штурме бьёмся до последнего патрона, потом – взрываем больницу». Пришёл наш сапёр и поставил свои дела по разным местам.
Когда сидишь и долго за людьми наблюдаешь, становится их жалко. Но я понимал, что на тот момент это было необходимо. Это было необходимо для нас, для чеченского народа. У всех мысли были, почему им можно, а нам нельзя использовать людей, как заложников, примерно так.
Но нам не разрешали над ними издеваться. Такого вообще не случалось. Было обращение командиров ко всем: если без повода тронут кого или совершат насилие над женщинами, расстреляют на месте. Каждый, наоборот, старался им что-то отдавать. Мы узнали, что один из наших вызывает заложников и отбирает у них золото, деньги. Маленький Асламбек пришёл: «Я, – говорит, – тебя
