Слепая кара - Сергей Рокотов

Он еще не то говорил, у меня язык не поворачивается такое повторять. Он гад был, муж ваш, грязный, порочный гад. И очень хорошо, что она его зарезала. Туда ему и дорога! - крикнула вдруг Вера Александровна. - И я никогда не скажу следователю, что я там видела.

Никогда. Это тот случай, когда такой поступок оправдан.

- Ладно, - махнув рукой, тихо произнесла Люба. - Хорошо, Вера Александровна, что вы мне все это рассказали. И спасибо вам, что не сообщили следователю. И все же мне не верится, что Наташа на такое способна. Убийство ведь - дело серьезное. Как же она решилась?

- Не выдержала, Любочка, не выдержала, дорогая моя, - заплакала Вера Александровна. - Сколько можно терпеть? Взяла и в гневе зарезала...

- И специально пришла для этого с работы? - недоверчиво спросила Люба. - В тот момент, когда все должны быть дома, и я, и вы. Смысл-то какой?

- Ну, этого уж я не знаю, Люба. А вы сами спросите ее. Поговорите с ней, скажите, что от нас с вами никто ничего не услышит. Поговорите откровенно, как мать с дочерью. Ведь ближе вас у нее никого нет.

- Да, - отмахнулась Люба, - очень мне легко на такие темы с ней разговаривать? Догадывалась я, конечно, Вера Александровна, что Колька сволочь большая, и об этих делах... Не слепая же... Женщина я, и мать я... Ой, господи, надо было его, гада, гнать отсюда к чертовой матери... Но сами знаете, какой он был...

Боялась я его страшно...

- А я, думаете, нет? Он, бывало, после таких дел подойдет ко мне, дыхнет в ухо и шепнет: "Все нормально, Вера Александровна, правда?" - и смотрит так страшно, взгляд у него, сами знаете... Куда мне против него? Но на Наташеньку как мне больно было смотреть, когда она из комнаты выходила... Как будто ножом меня на куски режут. Зайдет в ванную, долго не выходит, а я все трясусь, как бы она там вены себе не перерезала. Нет, выходит, бледная вся, взгляд отрешенный. Пойдет на кухню, чай поставит... А на меня и не смотрит, глаза отводит... Ужас, Любочка, ужас... - заплакала старушка.

Слезы появились и на глазах у Любы.

- Ой, Вера Александровна, страсти вы какие говорите... Как же все это?.. И все же не верится мне, странно как-то все.

...Вечером с работы пришла Наташа. Села ужинать на кухне. Мать внимательно глядела на нее. У Любы не укладывалось в голове, как это ее дочка Наташа могла убить человека. Все это казалось ей таким диким, таким чудовищным, будто страшный сон, кошмар, от которого надо только проснуться, и все будет в порядке. А не кошмаром ли были все одиннадцать лет жизни с Фомичевым? Что вообще это было? Неужели она могла одиннадцать лет прожить с таким человеком, родить от него ребенка, существовать с ним бок о бок, готовить ему, стирать ему, спать с ним в одной постели, заниматься любовью? При мысли об этих ночах она стиснула зубы. Кошмар, кошмар, но не она ли сама этот кошмар устроила? Это после такой веселой, такой светлой жизни с Сашей Павловым...

Наташа взглядов матери не видела. С аппетитом ела, пила чай с пряниками. Потом поблагодарила за ужин и пошла смотреть телевизор. Смеялась над забавной комедией "Отпетые мошенники", болтала с Толиком...

Толик в этот день был немного нездоров, его просквозило на холодном ветру. Люба напоила его чаем с малиной и пораньше уложила спать. Уснул он быстро, засопел, зачмокал, И тогда Люба вошла в Наташину комнату.

Наташа лежала на кровати в рейтузах и футболке и читала книжку.

- Наташа, - тихо сказала Люба. - Я кое-что хочу у тебя спросить.

- Что, мам? - Наташа оторвалась от книги.

- Ты уж извини меня, разговор не очень приятный. Но дело-то серьезное. Завтра нас обеих вызывает следователь. Ты помнишь?

- Конечно. А что тут такого?

- Да.., ничего... Но надо сказать все правильно...

- Что сказать? - удивилась Наташа. Она непонимающими глазами глядела на мать. - Что именно сказать? Мне вообще нечего говорить этому следователю. Меня при убийстве не было, я пришла с работы вечером. Что я могу сообщить?

- Да, это так..: Все это, конечно, так. Но.., вот..

Ты извини меня, если я что-то не так скажу...

Наташа поднялась и села на кровати. Она внимательно глядела на мать.

- Что с тобой, мам? Говори, я не понимаю...

- Я скажу, но... Наверное, это Вера Александровна из ума выжила... В общем, она считает, что это ты убила Николая! - выпалила Люба и отвернулась.

- Я?! Убила Николая?! Ты бредишь, мам?

- Да нет, Наташенька, если бы так... Она говорит, что видела тебя в квартире часов в одиннадцать. Ты стояла около убитого Николая... А потом шла по коридору. Видела она тебя... И кровь от следов потом вытирала сама.

Наташа раскрыла рот и молча глядела на мать.

- Ну я не знаю, мам, кто из вас сошел с ума. Мне бы хотелось все же, чтобы она. Возраст такой, тебе еще рановато.

- Я тоже подумала, что сбрендила старуха. Но она так конкретно все рассказывает. Вышла, говорит, в магазин, когда этот Иван убрался отсюда, потом приходит, слышит - возится кто-то в нашей комнате.

Она поглядела в замочную скважину - видит, ты стоишь над трупом Колькиным. И кулаки сжимаешь.

А потом видела тебя, как ты по коридору шла. А потом следы кровавые на полу остались, она замывала...

А потом уже я пришла...

- Мама, я весь день была на работе, - четко сказала Наташа. - Весь день. С утра до конца рабочего дня. Обедали мы с Лялькой около двух в кафе. И все.

Остальное время я была на работе и никуда, слышишь ты, никуда не отлучалась! Никуда... Спроси кого хочешь... Это все, бред, то, что ты говоришь, просто бред.

- Ну не знаю! - взмахнула руками Люба. - Я сама скоро с ума сойду от всего этого!

- Но ведь арестовали же Ивана Фомичева! И деньги Николая ты у него нашла, и ручку. Он-то почему не мог убить?

- Понимаешь, Наташа, Вера Александровна сказала мне, только мне, а не следователю, что Николай выходил в туалет уже после ухода Ивана. Она сама видела его! Иван два раза приходил, второй раз за водкой бегал. А она два раза видела Николая, по нужде бегал.

Но она не стала говорить следователю, что после окончательного ухода Ивана она видела Николая живого. Ты меня понимаешь?! Она вообще ничего про тебя следователю не говорила. Она только мне все это рассказала.

- Ну, спасибо! - рассмеялась Наташа, все больше поражая мать. - Добрая какая... Меня не надо выгораживать, понимаешь ты? Я никого не убивала и была на работе. Все. Так что, мам, передай ей, что ей просто почудилось. Старческий маразм, есть такое дело.

- Не похоже как-то, - пожала плечами озадаченная Люба.

- Не похоже, но так и есть, - коротко отрезала Наташа и вновь взялась за книгу.

- Следы, говорит, от кроссовок были... - неуверенно сказала Люба.

- От кроссовок? - вздрогнула вдруг Наташа. - Но ты же знаешь, я никогда не ношу кроссовок. Их и нет у меня...

Люба заметила, как что-то изменилось в лице Наташи. До того спокойная, насмешливая, она вдруг побледнела и словно чего-то испугалась.

- Ив чем же я была одета? - пристально глядя на мать, спросила Наташа. - Что она говорит?

- А я и не спросила... - промямлила Люба.

- А ты пойди и спроси, - как-то очень зло произнесла Наташа. - Спроси, раз такое дело. Это же очень важно. Что она скажет?

Люба вышла и вернулась минут через десять.

Наташа сидела на кровати и глядела куда-то в стену. Выражение ее лица было несколько отрешенное.

- Наташа! - позвала мать.

Наташа вздрогнула и испуганно поглядела на нее.

- Что?

- Да ничего. Это я. Я спросила Веру Александровну. Говорит, точно не помнит, но вроде бы в красной куртке и в джинсах.

- В красной куртке? - переспросила Наташа и еще больше побледнела. - У меня же такой одежды нет! Ты знаешь, что у меня такой одежды нет! И не было никогда! - Она неестественно расхохоталась. - Ты же знаешь, что у меня такой одежды никогда не было! Все! Спокойной ночи! Я спать хочу, не желаю больше слушать эти бредни Веры Александровны. Не желаю!

Озадаченная Люба поглядела внимательно на Наташу, пожала плечами и вышла из комнаты.

Утром Наташа была очень бледная, явно невыспавшаяся. Не говоря ни слова, умылась, позавтракала и ушла на работу.

Встретились они уже в коридоре на Петровке.

Люба шла от Николаева, Наташа шла к нему. Люба остановилась около дочери.

- Наташа, я должна тебе сказать. Он спрашивал про размер обуви. Поимей в виду. Не зря он это спросил.

Наташа пристально поглядела в глаза матери.

В этом взгляде было что-то такое, от чего у Любы мурашки побежали по спине.

- Поимею, мама, спасибо за информацию. Они тут вообще зря вопросов не задают.

И обе пошли в разные стороны. Каждая - со своими мыслями. Каждая что-то знала, о чем-то догадывалась, что-то подозревала. Обеим было страшно.

Глава 8

Подходил к концу рабочий день. У Наташи, как всегда, болели ноги от долгого стояния за прилавком, но сегодня она не обращала внимания на это. Голова была занята другим. То, что сказала ей вчера мать, потрясло ее. Но говорить с матерью откровенно она не могла. Они давно уже были совершенно чужими людьми. Более того - между ними было нечто. Нечто черное, ужасное, недоступное пониманию, нелепое и гнусное. Наташа знала, что мать догадывалась обо всем...