Слепая кара - Сергей Рокотов

- Что это вы вдруг? - попытался улыбнуться Николаев. - Что вы, Наташа? Разве я вам что-нибудь не то сказал?

- Да все вы правильно сказали, господин следователь. Ваше дело расследовать и подозревать. А подозреваете вы мою мать и меня. Недаром же про размер обуви у мамы спрашивали.

Откровенность Наташи обезоружила Николаева, и он не знал, что сказать. Подумал с минуту, взял сигарету, закурил.

- Вы не курите? - предложил ей.

- Вообще-то не часто. Но за компанию могу, если сигарета хорошая. У вас что, "Кэмел"? Крепкие, но ладно, давайте.

Николаев протянул ей пачку, щелкнул зажигалкой. Наташа положила ногу на ногу, деловито, умело затянулась сигаретой. Николаев внимательно поглядел на нее. "Хороша девушка, - подумалось ему. - Она сразу как-то не бросается в глаза, ничего эффектного в ней нет. А вглядишься и оценишь. И манера держаться импонирует - выдержанная, с достоинством, без всякого заискивания и без грубостей, хамства. Росла-то ведь в неважной обстановке, судя по всему". Наташа оценила его взгляд и как-то по-другому поглядела ему в глаза. У Николаева вдруг екнуло сердце - он почувствовал, что девушка начинает все больше нравиться ему. Он отвел взгляд от Наташиной коленки в чулке телесного цвета и стал глядеть в окно.

- У меня есть основания это спрашивать, Наташа, - наконец произнес Николаев.

- Ну так выкладывайте напрямую, господин...

- Меня зовут Павел Николаевич.

- Хорошо. Очень приятно. Так что же, Павел Николаевич?

- У меня есть основания подозревать в убийстве женщину, Наташа. Поэтому я спросил про размер обуви вашу мать. Может быть, вы мне скажете, не было ли у Николая любовницы, которая в ваше отсутствие могла проникнуть в квартиру?

- Любовницы-то? - Наташа как-то странно поглядела на Николаева. - Нет. Любовницы у него не было. Я, во всяком случае, про это не знаю. Но он ведь мне про все свои дела не докладывал, так что, вполне возможно, она у него и была.

- Наташа, я вынужден вас спросить вот что. Где вы были девятого апреля с девяти до двенадцати часов?

И постарайтесь припомнить, что на вас в тот день было надето.

- Короче, в день убийства? - спокойно переспросила Наташа. - В день убийства с утра до конца рабочего дня я была на работе, в книжном магазине на Мясницкой.

- И никуда не отлучались?

- С двух до трех обедала в кафе. И не одна.

- И весь день вас там видели и могут это подтвердить?

- Да сколько угодно людей, - ответила Наташа. - А одета я была, сейчас вспомню - синий костюм, темно-синие туфли и вроде бы коричневые колготки.

Мама еще требовала, чтобы я плащ надела, а я поняла, что будет тепло, и отказалась. И действительно, день оказался очень теплым.

- А вы точно помните, что именно так были одеты?

- Очень точно. Первый погожий денек выдался, так уж я старалась хорошо выглядеть. Приятно в первый раз без плаща на улицу выйти...

- Мужики оглядываются, ухаживают? - улыбнулся Николаев.

- А как же? - едва заметно усмехнулась Наташа. - Не без этого. Я девушка незамужняя, могу и пококетничать. Не так?

- Конечно, конечно, вы очень симпатичная девушка, - подтвердил Николаев. - Я бы и сам за вами поухаживал, если бы не был женат и обременен заботами. Например, расследованием убийства Николая Фомичева, - посерьезнел он. - Значит, в тот день вы были не в кроссовках?

- Нет, конечно, - усмехнулась Наташа. - Никак невозможно по причине их отсутствия. Я не люблю носить брюки, кроссовки, я люблю одеваться как женщина - платье, юбка, туфли на высоких каблуках.

- Ну, а за город? В поход? Тоже в туфлях на каблуках?

- Кеды у меня есть старые, туфли без каблуков.

А хороших кроссовок, в каких по улице не стыдно пройти, вообще нет. Хорошие стоят дорого, а дрянь покупать неохота. Нет у меня их, короче.

- А дома в чем ходите?

- В домашних тапочках. Ходить дома в кедах вредно и неприятно, Павел Николаевич.

Николаев все больше поражался поведению Наташи. Ни тени-смущения, никакого волнения он в ней не мог обнаружить, как ни пытался. Она отвечала четко и без запинок. И вела себя совершенно спокойно.

Николаев понял, почему это его так удивляет. До ее прихода он почти уверил себя, что нашел убийцу Фомичева, что именно она, Наташа, его падчерица, сделала это. Он ждал волнения, бегающих глазок, слез, полного расхождения фактов и, наконец, возможно, признания. И вдруг - абсолютное спокойствие, четкость ответов и даже элементы заигрывания с ним.

Хотя очень своеобразного и достойного.

- Значит, никаких любовниц у Фомичева не было? Именно так? - решил выйти из этого разговора Николаев. - И вы ничем помочь следствию не можете?

- Совершенно ничем, Павел Николаевич, - еще более хладнокровно ответила Наташа, и Николаев почувствовал себя в каком-то идиотском положении.

- Нам, видимо, придется допросить ваших сослуживцев. Я говорю откровенно, чтобы вы потом на меня не обижались.

- Да вы что, Павел Николаевич? Я что, ребенок?

Какие могут быть обиды? Вы просто обязаны допросить их на предмет моего алиби.

- Ладно, Наташа, так мы и сделаем. Все. Я вас больше не задерживаю. Давайте ваш пропуск, я отмечу. Все.

До свидания.

- Всего доброго, Павел Николаевич. - Наташа внимательно поглядела на него своими голубыми глазами, едва заметно повела в сторону губой и вышла.

Николаев понял, что нынешний день не внес ни малейшей ясности в дело, напротив - он, пожалуй, еще больше его запутал. Он решил немедленно ехать в книжный магазин на Мясницкую и допросить сослуживцев Наташи.

- Я отлучусь на часик-полтора! - крикнул он дежурному.

Заведующая секцией магазина, женщина средних лет с крашенными хной волосами, изумленно глядела на Николаева.

- А что такое? Что случилось?

- Да ничего особенного. Идет следствие...

- Я знаю, убили отчима Наташи. Вы что, ее подозреваете?

- Мы работаем, - устало проговорил Николаев. - Я прошу вас только сказать, была ли Наташа на рабочем месте с утра до двенадцати часов девятого апреля этого года?

- Была, разумеется. Весь день была на месте. Как раз девятого апреля новую партию детективов привезли, и книжки нарасхват, самые ходовые Маринина, Корецкий, Тополь. Много работы было.

- Понятненько. А обедать во сколько она ходила?

- Мы вообще-то без перерыва работаем. А обедаем по очереди. Она обычно ходит обедать с Лялей Савченко. Они, как правило, обедают часа в два. Мы-то в пельменную ходим с девчатами. А они отдельно, вдвоем. Чашечка кофе, фрукты, бутербродик - фигуры берегут. И правильно - видели, какая Наташа у нас красавица, не то что я, поперек себя шире. Поесть люблю, товарищ следователь, что греха таить.

- А где сейчас Ляля Савченко?

- Да вот, в отделе детективов. Вот она. Наташа-то сегодня отпросилась на полдня. Ляля за двоих работает.

- Наташа была у нас в управлении, - мрачно доложил Николаев. - Должна скоро подойти. - Он сказал это и понял, что подводит Наташу, наверняка у нее есть личные дела, после допроса она не побежала сразу на работу, а пошла по своим делам. А он донес заведующей. Ему стало досадно на себя, очень не хотелось выглядеть плохо в глазах Наташи. А почему это было, он и сам не понимал.

Николаев подошел к Ляле Савченко, эффектной брюнетке, худой, стройной, задал ей те же вопросы, что и заведующей.

- Девятого была очень хорошая погода, - мечтательно проговорил а Ляля. - И мы ходили с Наташкой в кафе. Было это где-то в половине второго. Пили кофе, чашки по две выпили, я еще пару пирожков съела, а Наташка только бутербродик с сыром, она на диете, потолстеть боится.

- А с десяти до двенадцати она постоянно была на работе? - спросил Николаев.

- С десяти до двенадцати с места не сходила. К нам книги новые поступили, торговля шла бойко. Но день был хороший, первый весенний, и настроение у нас было хорошее. Я этот день прекрасно помню.

- Ладно, спасибо. Я поехал, всего доброго.

Спустившись вниз, Николаев задержался у отдела "Искусство", полистал красочные альбомы Сальвадора Дали и импрессионистов, неодобрительно поглядел на цену и положил альбомы на место. При выходе он столкнулся с Наташей.

- Здравствуйте еще раз, Павел Николаевич, - спокойно и серьезно сказала Наташа. - Книгами интересуетесь?

- Интересуюсь, - буркнул Николаев, не зная, как ему держаться с Наташей. Девушка нравилась ему, но его раздражала ее спокойная, невозмутимая манера разговаривать, ему казалось, она говорит с каким-то превосходством. Она прекрасно понимала, что Николаев подозревает ее в убийстве, но никаких доказательств против нее не имеет. И своим безразличным тоном как бы издевалась над следствием.

- У нас хорошие книги.

- Хорошие. И цены тоже неплохие.

- Ну, на одну-то книжку могли бы раскошелиться?

- Не могу. Семью надо кормить, - от смущения Николаев сказал эту дурацкую фразу, о чем сразу же пожалел.

- До свидания, Павел Николаевич.

- Всего доброго, Наташа.

Николаев подошел к машине, открыл ее, вставил ключ в замок зажигания. Повернул. Машина не заводилась. Николаев открыл капот, долго возился с зажиганием, весь взмок, испачкал пиджак. Мерзкий автомобиль заводиться упорно не желал. Отчаявшийся Николаев сел в машину и закурил.