Агентство «БМВ» - Александр Кашин

Так и эдак раскладывая в голове свой пасьянс, Марина пришла к выводу, что Медуева-младшая права: лучшей кандидатуры на роль любовницы вице-президента компании «Троя», чем композиторша, было не сыскать. Катковская была красива, талантлива и напрочь лишена предрассудков. В ее небольшой квартире имелось множество красивых вещей, которые вполне могли быть ей подарены Игорем Кортневым. И самое главное, Женечка жила, повинуясь исключительно собственному распорядку, а потому у нее всегда было время для встреч с Кортневым. Даже в середине рабочего дня.

Что ж, решила Марина, — так тому и быть. Начнем проверку с Катковской. Завтра же я устроюсь на лестничной клетке пятого этажа и буду ждать появления Кортнева — до посинения. — Тут Марина вспомнила, что аппарат «Полароид» имеет весьма внушительные размеры, и загрустила. Вряд ли его удастся скрыть в случае чего. Да и Борис ничем ей не поможет — при всем желании. Пожалуй, его присутствие только усугубит ситуацию: вице-президент сразу поймет, что за ним следят.

Мне нужен совсем другой фотоаппарат — крохотный, как у шпионов, подумала Марина. Если его спрятать в сумке и проделать в ней маленькую дырочку для объектива, то Кортнев даже не будет подозревать, что его снимают. А она, Марина, всегда сможет сказать, что ошиблась этажом или квартирой, — это уж как придется.

Одно плохо, подумала она, поднимаясь с кухонного табурета и подходя к окну, за которым блистали россыпью огни ночного города. Абсолютно нет времени на то, чтобы учиться фотографировать в экстремальных условиях. Да и где еще найдешь аппарат, какой мне нужен?

Однако мысль переквалифицироваться из фотографа-паппараци в разведчицу с крохотным, встроенным в сумочку объективом показалась Марине настолько плодотворной, что она никак не могла от нее отделаться. Покрутившись на кухне еще немного, она зашла в свою комнату, решительно взяла со стола телефон и уселась с ним на тахте, поджав ноги. Набрав номер Капустинской, она сказала в трубку:

— Привет, Валечка, это Летова. Тут у меня появилась одна идея — по поводу нашего красавца. Не знаю только, как ты ко всему этому отнесешься…

* * *

Турок и Шнелль пасли вход в аэропорт Шереметьево-1. Впрочем, пасли они его во вполне комфортных условиях. Их черный «сааб-турбо» был припаркован таким образом, чтобы его обитатели имели возможность следить за дверями аэропорта и всей прилегающей к ним территорией, где находилась чрезвьпайно разросшаяся за последние несколько лет автомобильная стоянка и остановка рейсовых автобусов «Икарус».

Общее руководство операцией осуществляли Мамонов и недавно возвысившийся среди телохранителей Черкасова бывший десантник по прозвищу Гвоздь. Кличка подходила ему как нельзя лучше: он был высок, длиннорук и обладал крохотной головкой с плоским затылком, похожей на шляпку гвоздя. Дополнительное сходство с гвоздем его голове придавал голубой десантный берет с косичками, с которым он, казалось, не разлучался даже во сне.

Их большой тяжелый автомобиль — темно-синий «Ягуар Экс-Ж-8» — располагался чуть в стороне от общего скопления транспортных средств, в темном закоулке, откуда из него можно было без помех наблюдать за площадью перед аэропортом.

Гвоздю, однако, было наплевать — много народу на площади или нет. Его тусклые, будто свинцовые глаза без конца сканировали площадь и все подходы к ней, и Мамонов не сомневался, что его натренированный взгляд сумеет обнаружить Касыма даже в самой густой толпе.

Черкасов уверен, что Касым долго в Москве не пробудет, — наставлял Гвоздя Мамонов. — Более того, наш шеф печенкой чует, что Касым взял какой-то важный груз, а потому помчится в свою родную Алма-Ату, что называется, не чуя под собой ног. Наши срисовали Касыма на выходе из Шереметьево, а потом потеряли — собаки драные! А все потому, что он взял да и укатил на «Икарусе» — не виданное до сих пор дело! И теперь мы не знаем, где он. Догадываемся только, что вот-вот должен отбыть восвояси.

А когда срисовали-то? — в крайне лапидарной форме осведомился Гвоздь, лелея под мышкой длинноствольный пистолет времен Отечественной войны «Борхардт-Люгер» — свое любимое оружие для стрельбы по движущейся мишени в местах скопления народа.

Да вчера вечером, чуть не ночью, — ответил Мамонов, на минуту с тоской представляя себе, как станет глумиться над ним Черкасов, если они прохлопают Касыма.

Расписание рейсов на Алма-Ату выяснили? — снова крайне сдержанно поинтересовался Гвоздь, продолжая сканировать взглядом доверенный ему оперативный участок.

Натурально, выяснили, — сообщил Мамонов, — сегодня вечером, в 20.00. Был еще дневной рейс — в 14.35, но мы, как видишь, к нему опоздали.

Плохо, что опоздали. — На лице Гвоздя не отразилось никаких эмоций. Его внешность напоминала обличье боевого робота, созданного по образу и подобию человека. — Если Касым очень уж торопился, — Гвоздь намеренно подчеркнул голосом слово «очень», — то мог уже улететь.

То-то и оно, — с грустью произнес Мамонов, не умея отделаться от воспоминаний о здоровенном волосатом кулаке Черкасова, который постоянно маячил у него перед глазами. — Но делать нечего — будем сидеть и ждать. Чем черт не шутит?

Хотя — будь я на месте Касыма, — продолжал между тем Гвоздь, будто бы ни к кому не обращаясь и ухмыляясь щелястым ртом, похожим на прорезь в броне, — я бы взял вечерний рейс. Темно, ни черта не видно — благодать. А торопливость важна только при ловле блох.

Правда? — радостно ухватился за мнение десантника «сукин кот», который, признаться, ни черта в такого рода делах не смыслил, а полагался исключительно на профессиональную интуицию Гвоздя. — Значит, по-твоему, шанс есть?

Шанс всегда есть, — задушевно поведал ему Гвоздь. — Вопрос только — какой?

Сам же сказал — темно, ни черта не видно — благодать?

Я сказал еще — зависит от того, насколько он торопится, — разъяснил свою позицию Гвоздь, не изменяя своего положения в машине и не поворачивая головы к Мамонову — его взгляд был по-прежнему прикован к площади перед входом в аэропорт. — Кто их, этих казахов, разберет? Как говорил товарищ Сухов, Восток — дело тонкое.

Неожиданно бывший десантник напрягся, как взявшая след гончая, и коротко проинформировал своего босса:

— Вот он. А с ним еще один.

Пока Мамонов пытался отыскать глазами в толпе пассажиров и встречающих знакомую фигуру Касыма, невозмутимый прежде телохранитель Черкасова взорвался серией коротких четких фраз, которые он выстреливал в портативную рацию.

— Турок и Шнелль! Чебурек у вас под боком. Только что вылез из такси. С ним приятель. В руках у них чемоданчики. До входа в аэропорт им примерно двести метров. Перехватить. Без шума. Я буду вас страховать. Конец связи.

Мамонов не успел еще и рта раскрыть, а Гвоздь, распахнув дверцу, рванулся вперед — туда, где его рысьи глаза обнаружили Касыма и его напарника. «Сукин кот» остался в машине в одиночестве, что, по правде говоря, его вполне устраивало. Если Гвоздь «проколется» и упустит Касыма, он, Мамонов, окажется вроде бы и ни при чем. Тем не менее общее руководство операцией Черкасов возложил все-таки на него, поэтому — хочешь не хочешь — а действовать надо. Он вытащил черный прямоугольник рации и, невольно подражая Гвоздю, гаркнул в микрофон:

— Гвоздь, Турок и Шнелль, предупреждаю: никакой активности в помещении аэропорта. Повторяю — ни малейшей. Работать только на улице — и чтобы без шума мне, понятно? Конец связи.

Длинная фигура Гвоздя уже мелькала далеко впереди, в толпе, — и для Мамонова он сделался чем-то вроде указующей стрелки компаса — позволял следить за тем, как разворачивались события. По обыкновению, Гвоздь находился в самой их гуще. Между тем происходило вот что.

Касым и его напарник Мансур вылезли из самого обыкновенного такси чуть в стороне от дверей: мешало скопление тех же самых такси и частников, занимавшихся извозом. Их владельцы прохаживались неподалеку, поджидая свою добычу — в основном пассажиров коммерческих рейсов или тех, что прилетели из Сибири или бывших азиатских республик. Прочая публика делилась на две неравные части: обеспеченных субъектов, которых встречали на машинах, и тех, кто сразу же устремлялся к остановке автобуса.

Казахи неторопливо прокладывали себе путь сквозь толпу водителей ко входу в аэропорт, вежливо извиняясь всякий раз, когда на кого-нибудь из них случайно натыкались, — даже малейшая ссора или задержка не входила в их намерения. Им навстречу в толпе двигались со стороны входа Турок и Шнелль, а сзади казахов очень быстро догонял Гвоздь — он имел настолько грозный вид, что даже самые отчаянные водилы его сторонились. По мысли Мамонова, все пятеро должны были встретиться почти в самом центре этого чрезвычайно пестрого скопления людей, где его боевики имели целый ряд преимуществ. Во-первых, их было больше — трое против двоих, ну а потом, за ними было преимущество белой фигуры в шахматах, которая начинает партию.