Пещеры тысячи будд - Ясуси Иноуэ

После прибытия в Сучжоу Синдэ обнаружил, что Ганьчжоу и Лянчжоу, которые он некогда считал захолустными поселениями, были более цивилизованными, с лучшими условиями жизни. В самом Сучжоу еще можно было существовать, но за городскими стенами начиналась смертоносная пустыня, описанная поэтом так: «Голые равнины на десять тысяч ли в округе, и ни дымка не видно, ни души».

В Сучжоу Синдэ часто охватывала тоска по родине, но ему казалось, что он не имеет права грустить по просторам Поднебесной. Утешение цзюйжэнь, как и прежде, находил в книгах. Читая летописи Ранней и Поздней Хань, он узнал о Чжан Цяне и Бань Чао.[29] Тысячу лет назад Бань Чао покинул столицу с тридцатью шестью соратниками, а дальний Западный край,[30] где он всю оставшуюся жизнь сражался с варварами, лежал в тысяче ли от Сучжоу. В конце жизни, когда Бань Чао совсем уж истосковался по Поднебесной, он написал государю: «Нижайший подданный не питает надежды вернуться и править Сучжоу, слуга недостойный и мечтать-то не смеет прожить еще немного, а коли проживет, так лишь для того, чтобы снова узреть перевал Юй-мынь». Этот перевал находился в ста двадцати ли к западу от Сучжоу.

После знакомства с уйгурской царевной у Синдэ пропало всякое желание возвращаться в Поднебесную. Порой его посещала ностальгия, но, не успев вволю попечалиться, он смирялся с мыслью, что ему суждено отдать свою жизнь здесь, в этом суровом приграничном краю.

Когда передовая армия Западного Ся разделилась на два войска и Чжу Ванли был назначен командующим одного из них, Синдэ тоже получил повышение. Он стал советником Чжу Ванли и на этой должности приобрел больше свободы, чем знал, будучи простым всадником, в промежутках между боями. В сражениях же все осталось по-прежнему: Чжу Ванли и Синдэ шли в бой наравне с рядовыми ратниками.

Смерть уйгурской царевны сильно повлияла на Синдэ. Он заинтересовался буддизмом. Раньше – в годы ученичества, в Бяньляне, в Синцине – эта религия совершенно не привлекала его. Он презирал монахов с их бритыми головами и в алых одеяниях: за всю жизнь они не удосужились прочесть ни единого столбца из сочинений великого Конфуция и Мэн-цзы, Синдэ раздражали их разговоры о нирване, казавшиеся ему пустой болтовней. В Сучжоу же он вдруг начал замечать, что в самой глубине души медленно, но верно зреет стремление постичь тайну вечного бытия. Его охватило неодолимое желание пасть ниц перед Высшей Истиной. Синдэ самому было сложно поверить происходящим в нем переменам, однако он понимал, что причиной всему стала смерть уйгурской царевны.

А смерть всегда была рядом, пока он находился в неспокойных приграничных землях. Почти каждый день Синдэ видел, как гибнут люди. Вражеские стрелы, неведомые недуги – здоровый человек внезапно умирал, проболев всего одну ночь; вокруг городов в песке лежали человеческие кости. Синдэ задумался о суетности человеческой жизни, которая проходит в страданиях и исчезает бесследно, о тщете устремлений, бессмысленности деяний. Будда знал ответы на все вопросы, только он мог помочь тому, кто пытался отыскать свое истинное предназначение. И Синдэ увлекся учением Шакьямуни – после того как услышал проповедь ханьского монаха о «Лотосовой сутре» перед большой толпой, собравшейся у буддийского храма в Сучжоу. Затерявшись в задних рядах, Синдэ тогда навострил уши. Он не видел самого монаха, но его голос отчетливо разносился над толпой: «Возводите храмы и монастыри, жгите благовония день и ночь. По небу пролетят облака, посланники благой вести, и явятся иные добрые знамения. Божества-дева сулят нам священную защиту, отшельники и боддхисатвы несут спасение, будды даруют воодушевление. О, ослепительный свет от лика Будды, озари страждущих! Наше стремление к Просветлению крепнет. Скоро все постигнут истину Учения, и остановится колесо сансары…»

Монах рассказал предание об одном властителе, каковой объявил, что станет рабом тому, кто поможет ему постичь смысл «Лотосовой сутры». И пришел во дворец отшельник, и сказал, что такая задача ему по силам. Властитель тотчас отрекся от престола и последовал за отшельником в горы. Там, после множества испытаний, он достиг просветления.

Раньше Синдэ не стал бы слушать такую обыденную проповедь, но теперь его будто что-то притягивало, не позволяло думать ни о чем другом.

Вскоре после этого Синдэ взял в буддийском храме «Лотосовую сутру» и прочел все семь свитков. Покончив с «Лотосовой», приступил к «Алмазной». Настоятель сказал, что, если он хочет подробно изучить все эти сутры, ему надо приобщиться к «Шастре великой мудрости» – снабженной разъяснениями версии «Алмазной сутры». Учение Будды, совершенно не похожее на конфуцианство, все больше захватывало Синдэ. В углу своей каморки, забыв обо всем на свете, он один за другим штудировал свитки «Шастры великой мудрости».

В начале весны 1031 года, через четыре месяца пребывания армии Западного Ся в Сучжоу, пришло сообщение о том, что в наступление идет большое войско туфаней. Тангуты вышли из города, чтобы сразиться с врагом. Из Сучжоу они направились на восток и на следующий же день столкнулись с передовым туфаньским отрядом у покрытых соляной коркой топей. В отличие от тангутских военачальников, ставивших в авангард конницу Чжу Ванли и ханьскую пехоту, туфани держали полки наемников в резерве.

Для Чжу Ванли и Синдэ это было первое серьезное сражение с туфанями. Армия тангутов атаковала, выстроившись в длинную прямую линию, а туфани, все до единого вооруженные луками, рассыпались по равнине. Казалось, вражеское полчище покрыло собою все пространство до самого горизонта, тут были конница и пешая рать, примерно равные по численности. Битва началась совершенно не в той манере, к которой привыкли тангуты. По усыпанной туфанями равнине, словно змеи, извивались длинные шеренги ханьцев. Они выгибались, потом опять выпрямлялись, вытягивались эллипсом, пересекались, разворачивались на запад, тянулись к востоку. Всадники во главе с Чжу Ванли вломились в сердцевину армии противника, не разорвав своего строя. Боевые кони тангутского авангарда сбили с ног, затоптали копытами множество туфаньских солдат, но и войско тангутов понесло немалые потери. Поскольку ханьцы атаковали сплоченными рядами, они становились легкой мишенью для вражеских стрел. Синдэ не мог понять, где больше убитых: среди тангутов или туфаней. То и дело он слышал звеневший от ярости голос Чжу Ванли, который мчался за ним, что-то неразборчиво крича.

Постепенно Синдэ догадался, что армия тангутов оказалась в невыгодной позиции: находясь в гуще схватки, невозможно было постоянно объезжать врага с тыла и атаковать. Но все ханьцы понимали: остановившись на мгновение, они тут же падут под градом стрел. Улучив возможность, Синдэ подскакал к Чжу Ванли и посоветовал ему временно отступить.

Лихорадочный румянец на лице Чжу Ванли разгорелся еще ярче.

– Ты что, забыл, солдат, что у нас одна цель – победа?! – рявкнул полководец и тут же добавил: – Ладно. Сейчас отступим, но потом вернемся!

Приняв решение, Чжу Ванли действовал молниеносно. Как только от шеренги отделился гонец с приказом, предводитель ханьской конницы сменил направление движения и длинный строй всадников покинул поле брани.

Отскакав на безопасное расстояние, лошади остановились. Отдохнув, Чжу Ванли опять повел своих подчиненных в наступление. Выстроившись в длинную цепь, ханьские всадники устремились к стану врага, и вновь разгорелась смертельная схватка.

Бой кипел весь день, не прекратился и с заходом солнца. Равнину окутала тьма. В бледном свете луны гладкая голубоватая корка соляных топей блестела, как эмаль, ночной воздух был по-зимнему студеным.

Ход сражения к тому времени переломился в пользу тангутов. С наступлением сумерек стрелы туфаней перестали достигать цели. Чжу Ванли сменил стратегию и, разделив свое войско на несколько отрядов, один за другим отправлял их в бой. Эта тактика не давала передышки врагу и вместе с тем позволяла ханьцам экономить силы. Туфани неоднократно пытались собрать свои полки, но каждый раз конница Чжу Ванли рассеивала их по равнине.

Битва длилась всю ночь. К рассвету Чжу Ванли прекратил атаки и выстроил уцелевшие полки. Вражеский авангард был полностью истреблен. Теперь главная армия Западного Ся, стоявшая в тылу, могла начать наступление на основные силы тибетцев, сосредоточенные примерно в трех ли от места сражения.

Чжу Ванли, выполнивший свою задачу, повел конницу обратно в Сучжоу. В пути их застал снегопад. На следующий день главная армия Западного Ся с победой вернулась в город, шагая по высоким сугробам. А десять дней спустя Цао Яньхуэй, правитель Гуачжоу, ведя за собой войско из тысячи всадников, сдался на милость тангутов. Это оказалось полной неожиданностью и означало, что Западное Ся получит Гуачжоу без борьбы, а там и за Шачжоу дело не станет.