Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

Двое артиллеристов обтирали ветошью снаряды, наводчик проверял механизмы.

- Эй, пушкарь, - окликнул Зуев старшего сержанта. Тот повернул голову, сполз на животе - Бронетранспортер выглядываю, - сказал он.

- Ты накрой его по звуку.

- Не могу, - старший сержант поскреб рукавицей щетинистый подбородок.

- Что значит не могу? - возмутился Зуев.

- Лимита нет.

- Какого еще лимита?

- На снаряды. По закрытым целям три снаряда в день. Больше не дают.

- На кой черт мне здесь пушка?

- Кабы высунулся он. А так не могу. Холку мне за пустую стрельбу комбат натрет.

- Что мне твоя холка? - горячился Зуев. - Атаковать буду. Ясно?..

- Не могу, - твердо сказал артиллерист. Маленький, усатый, с примороженной опухшей левой щекой, он виновато глядел на лейтенанта. - У меня ж девять снарядов только. И себя враз обнаружим...

- Ах, вот чего боишься! - перебил его Зуев. - Так и говори!

- Закусил ротный удила, - неприязненным тоном сказал Щукин около Марго. - Людей, как подковы, гнуть хочет. А люди не подковы... Идем, Кутейкин. Давай, военфельдшер, приходи. У нас там картошка печеная есть.

- Спасибо, - ответила Марго и пошла к сидевшей на бревне Леночке.

- Это Зуев послал их, когда увидел, что раненого тащишь, - сказала Леночка. - "Что, - говорит, - в роте мужиков нет? Вы сидите, а девчонка под пулями ходит".

- Он умер, - вздохнула Марго. - Напрасно было...

Устала я так, что даже заплакать не могу. А хочется...

Зуев все же странный. Грубым часто бывает. Ты не ошибешься в нем?

- Не ошиблась ли? - задумчиво проговорила Леночка. - Уже...

- Что?

- Я сама к нему пришла. Вчера... Да... Он совсем негрубый. Ему трудно.

- Ленка, милая... Но как же ты?

- Как? - сказала Леночка. - Если бы мы всегда хорошо умели разбираться в наших чувствах, то не было бы плохих людей, обманутых надежд и глубоких ошибок. Ведь и меня и его могут убить. Эго от нас не зависит. А пока живем - к черту всякую ерунду.

- Зуев так говорил?

- Нет. Он хотел наоборот... хотел, чтобы у нас после войны была свадьба, чтобы кричали "горько". И он бы тогда первый раз меня поцеловал. Он ведь агроном.

У них на Дону много садов, и свадьбы устраивают в саду, когда цветут яблони. А я вспомнила Наташу.

- Но ты... Ведь это... - начала Марго и закусила губу.

Они помолчали немного.

- Идем печеную картошку есть, - сказала Марго.

- Идем, - улыбнулась Леночка, оглядываясь на Зуева, который еще разговаривал с артиллеристом, и в ее улыбке чувствовалась затаенная нежная грусть. - Печеная картошка - сила. Да?

XII

Щукин и Кутейкин устроились за обрушенной трубой. В горячей золе от сгоревшей хаты пеклась картошка. На камельке широкой русской печи стояли бутылки с зажигательной противотанковой смесью. Кутейкин держал одной рукой котелок, а другой противогазную коробку над ним. Щукин лил зажигательную смесь из бутылки, и через противогазные фильтры осветленная жидкость стекала в котелок.

- Что вы делаете? - удивленно спросила Марго.

- Сейчас испробуем, - ответил Кутейкин. Он тряхнул противогазную коробку, отложил ее и обеими руками взял котелок. - Ну, господи благослови!

Кутейкин отпил глоток синеватой жидкости, затем еще. Глаза его выпучились, каска сползла на лоб.

- У-ух... Вроде первака. Чистый денатур. Опричастился. Мать честная!

- И как? - поинтересовалась Леночка.

- В самый раз. До печенки достает. Это ж надо выдумать. И против танки можно, и для успокоения души... Немец бы в жисть не сообразил такого.

В той стороне, где находились немцы, приятный баритон запел: "Мо-оскау моя..."

Та-тата, - протрещал немецкий пулемет, как бы аккомпанируя в удивительно точном ритме, а пули высвистами растянули эту мелодию над трубой.

- Гляди-ка, поют, - сказал Кутейкин, приноравливаясь еще выпить. Но Щукин отобрал у него котелок:

- Дорвался... Хлебнешь, военфельдшер?

- Нет уж! - ответила Марго.

- А то бы согрелась. - Щукин допил жидкость, поморщился, выковырнул из золы печеную картофелину. - Ух, черт! Два раза, говорил тебе, надо фильтровать. Серой еще отдает.

- Как наши деды бают, - засмеялся Кутейкин. - У солдата на войне бывает два выхода: либо живой останется, либо убьют. Если убьют - опять два выхода: либо в рай попадет, либо в ад. И в аду два выхода:

либо черт солдата съест, либо солдат черта...

- Ну а если черт? - спросил Щукин.

- Вот из черта будет один выход, как у этой серы из нас.

Щукин усмехнулся, покидал в ладонях горячую картофелину, отдал ее Марго. На Леночку он почему-то даже не смотрел.

- А у некоторых и на войне третий выход бывает, - сказал он.

- Это как? - удивился Кутейкин.

- Под крылышко лейтенанта. Раз - и в дамках, - ответил Щукин.

- А-а, - Кутейкин смущенно наклонил голову, отковыривая запекшуюся картофельную шелуху. Щукин теперь в упор глядел на Леночку.

"Они все знают, - догадалась Марго по злому, насмешливому блеску в его глазах. - Я не знала еще, а они знали. Сейчас Ленка даст ему оплеуху".

Но Леночка как-то беззащитно улыбнулась и вздохнула.

- Понимаете, ребята, - сказала она. - Люблю его.

Что же делать?

Щукин, ждавший совсем другого, растерянно заморгал веками.

- Что же делать? - повторила Леночка. - Если так...

- Уж тут ничего не сделаешь, - закивал ей Кутейкин. - Уж тут... Любовь, она как война. Дезертиров не жалует. И другим соваться нечего. Она другим непонятная. Другие токо мусору нанесут. Это уж так.

- Дайте закурить, - попросила Леночка.

- Еще и курить?.. Дыму-то напущено, что неба не видать. Ты горяченькой поешь, - сказал Кутейкин.

Щукин молча вытащил кисет, протянул его Леногтке.

- А вы, Кутейкин, женаты? - спросила Леночка.

- Вдовый. Десять годков уже неприкаянный.

- Кому же письма строчишь? - удивился Щукин. - По нескольку штук в день...

- Разным, - смущенно кашлянул тот. - Одиноких теперь много. В газетке вычитаю: доярка или на заводе работает. И пишу, что есть на свете боец Егор Матвеич Кутейкин, тоже одинокий.

- Эх, Егорий-мученик, - рассмеялся Щукин.

- Мне-то пажить невелика, - сказал Кутейкин. - И почта казенная, без марок. А им вдовью тоску легче нести. Отойдет война, если не убьют, поеду гостевать.

- Вот охламон, - покрутил головой Щукин. - Сколько баб заневестишь.

- Не то, - вздохнул Кутейкин. - Без мужних рук хозяйство теперь валится. Я ж плотник. И по сапожному делу могу. Где крышу обладить надо, где еще что.

Леночка прикрыла глаза. Марго вдруг заметила, что от уголков губ ее тянутся, будто легкая осенняя паутинка, морщинки, невидимые раньше.

- Обкрутят, - сказал Щукин. - Бабы обкрутят враз.

- Да оно как... Женщины бывают хороши по всем статьям, а вспомню Марьюшку, и нет душевного согласия. Тихая она была, вроде незаметная. И засватал ее по пьяному делу. Дружок мой свадьбу играл, ну и заспорили. Я говорю, бабы все одинаковые. Которую первую на улице встречу, та и будет моей. Вывалились гурьбой на улицу, и Марьюшка тут, босая, расхристанная, да еще с тряпкой в руке. А куда ж деваться?.. Прожил три года. Я в себе обиженность имел, что ее тогда как раз на улицу вынесло. Чуть не по мне до крика распалялся. Она сидит в уголке и тихо плачет. Ласковости к ней не допускал, а теперь бы... Эх, да не вернешь. Застудилась она и слегла. Говорит мне вдруг: