Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

- Ты пойми, до операции никак нельзя.

- Понимаю, а спасу нет, как печет. Скорей бы...

В легком скрипе двуколки ей почудился и голос Стрельбицкого.

- Что? - наклонилась она к нему. - Вам холодно?

Голова его тряслась, подпрыгивала, и, закусив губу, он смотрел вверх.

- Небо черное. Какое оно черное... А там звезда упала.

- Это пуля. Трассирующая пуля, больше ничего

- Да, - медленно, как при смертельной усталости, он закрыл веки, но тут же их снова поднял. - Не хочется умирать под таким небом. Совсем нет звезд Я доживу до утра?

- Конечно, - говорила ему на ухо Марго. - И не только до утра...

- Правда? - слабо улыбнулся он. - А звезд нет...

Каждая женщина хочет быть чьей-то звездой. Ведь хочет? Если вы будете моей звездой... пусть недолго.

Марго подумала, что это бред, но глаза Стрельбицкого смотрели осмысленно и вопросительно. Что-то стиснуло ее горло, невозможно было дышать.

- Да, - сказала она, - да.

- Спасибо... А Зуеву... ему не нужна звезда. И таких, как ни странно, любят больше... Почему?

- Не надо говорить. Вам нельзя. Молчите.

Стрельбицкий умолк, и лицо его в копоти и пороховой гари обрело выражение покорной задумчивости.

- Испить бы, - стонал рядом боец. - Ох, печет.

Они уже ехали через лес. Стало еще темнее. Глаз различал лишь неровные, пушистые контуры заснеженных елей, туманные стволы берез. И запах морозной свежести, совершенно непривычный, колкий после дыма, остро щекотал ноздри. Вытянув руку, она ухватила с ветки немного снега и приложила к губам бойца.

- Э-эх, благодать, - слизывая языком тающие кристаллики, выдохнул он. Морошкой отдает... У нас морошка-то в лесу ковром. Пиво из нее...

- Стой! Тп-ру-у! - закричал вдруг Кутейкин. - Мать честная!

- Что там?

- Завал... Во тебе и прямая дорожка.

- Как же? - обеспокоилась Марго. - Как теперь?

- Объезд где-то. Старшина ведь ездил.

- Быстрее надо, Кутейкин... Быстрее!

Кутейкин молча спрыгнул и начал разворачивать лошадей. Метрах в тридцати от завала была узкая просека со следами колес. Кутейкин внимательно пригляделся к этой дороге и прошел вперед немного, топая валенками.

- Кабы мин тут не набросали, - сказал он, возвратившись. - У саперов это просто.

- А если бы вы подорвались? - удивленно спросила Марго.

Кутейкин не ответил и, шумно сопя, забрался на облучок.

- Ну авось да небось... Трогай, милые!

- Как рука? - спросила Марго.

- Да-к, шевелится. Письма отписывать буду... Сон мне нынче интересный приснился. Вздремнул я на горяченькой золе, аккурат перед атакой. Гляжу: собрались все правительства, сколь их есть на земле, - толпа огромная, краю нет. Спрашивает один: "А что, мужики, не довольно ли кровушку простого народа лить, хаты жечь?" Галдеж тут поднялся: "Как это, да чего?.." "А так, - говорит, - сделаем на всех одно правительство. Когда одно правительство, то с кем ему воевать? Солдат - по домам, к бабам".

Жизнь, как в раю. Сызнова галдеж: "А нам куда?.."

- И тебя бы, Кутейкин, сделать президентом, - слабо отозвался младший лейтенант.

- А что? Уж я бы... Ну, чего из этого разговора вышло, я не доглядел. Щукин меня толкнул и говорит:

"Идем пулемет сымать". Певуна того мы гранатой достали. Верещал, как заяц. Еще трое было... Какой-то успел меня из автомата. Да положили мы всех.

Кутейкин оглянулся и тихо сказал Марго:

- В самом деле, кажись, нету мин. Или пронесло?..

И дорога езженая, а людей не видать. Что бы это?

Проехали еще километр. Беспокойство все сильнее охватывало Марго: неужели заблудились? Чуть синее стал воздух, и лес будто кутался в холодный рассветный туман. Из этого тумана донеслось глухое урчание моторов.

- Танки идут, - обрадовался Кутейкин. - Значит, и живая душа есть... В медсанбате перво-наперво водкой угостят. А как же? На таком холодище без этого нельзя.

Дорога круто сворачивала по опушке леса. Впереди, скрывая гудящие танки, была железнодорожная насыпь. Марго соскочила с повозки:

- Я узнаю...

Она взбежала на гребень насыпи к рельсам и тут же испуганно присела, услыхав далекую немецкую речь.

Там, за насыпью, у опушки леса, виднелись какие-то громадные силуэты. Около них двигались тягачи.

- Чего это? - проговорил, взбираясь следом, Кутейкин.

- Немцы.

Опять донеслась команда, отчетливая и резкая в сухом морозном воздухе.

- Гляди-ка, пушки это, да огромадные. Мать честная. Выше леса торчат. Эт-та угостит, и не проглотишь.. Давай назад, от греха!

В поле зрения Марго еще попался железнодорожный столбик и отметка "31". Спустившись, они вместе начали заворачивать лошадей.

- Куда? - приподнял голову Стрельбицкий.

- Да немцы тут, - шепотом ответил Кутейкин. - Известное дело... Пушки у них.

- Где мы?..

- А поди разберись.

- Большие пушки?

- Обомрешь. Снаряд, чай, поболе меня.

- Нельзя уходить... Нельзя! - беспокойно завозился младший лейтенант. Вы понимаете? Дальнобойные. Они будут стрелять... По Москве.

- Так у нас и винтовок нет, - опешил Кутейкин. - Чего делать?

- Этими снарядами по Москве... Подождите... Тут железнодорожная линия. Где-то должен быть телефон.

Станция или разъезд. Надо туда.

- Постреляют же, - уронил Кутейкин.

- Нельзя иначе... - Глаза его вдруг стали прозрачными как лед. - Я приказываю!

- Эх,- вздохнул Кутейкин. - Думал, еще малость поживу.

Он погнал лошадей вдоль насыпи. Отпечатки танковых гусениц явственно вырисовывались здесь, на снегу.

Немецкие танки шли, очевидно, ночью в ту же сторону, куда ехали они.

- Ну, Галицына, - тихо спрашивал младший лейтенант, - что-нибудь есть? Вы же моя звезда... Что увидели?

- Ничего пока, - стараясь унять дрожь в голосе, отвечала она.

Раненный в живот боец только ворочал глазами.

Третий, артиллерист с забинтованным лицом, не приходил в сознание.

- Темнеет что-то, - сказал Кутейкин. - Дом вроде.

- Хорошо... Гони, - проговорил Стрельбицкий. - Должен быть телефон.

- А если там они? - спросила Марго.

~ Вы уйдете в лес, - ответил Стрельбицкий. - Звезды не умирают.

Это был станционный домик на разъезде.

- У меня пистолет, - сказал младший лейтенант. - Я буду стрелять, если что... А вы успеете добежать к лесу... Идите!.. Черт, не могу сам.

И она медленно пошла туда.

- Телефон, - добавил с повозки младший лейтенант.

Слабый, угасающий вскрик показался ей громом - так обострился слух. Двери были распахнуты, окно выбито. Снег кругом в жирных, черных пятнах и разрыхлен гусеницами. Она ждала, что вот-вот затрещит автомат. Ноги слушались плохо, не гнулись почему-то в коленях, и каждый шаг давался с большим усилием. Она поднялась на крылечко и зашла внутрь. Свет луны едва пробивался в окно. На полу, истоптанном и грязном, валялись окурки немецких сигарет. Телефон висел на стене, в другой маленькой комнатке. Она сняла трубку, не веря, что может работать этот телефон, когда танки пересекли линию связи. Но в трубке зашуршало, сердитый женский голос ответил: