Проклятие палача - Виктор Вальд

Еще миг и распавшаяся фаланга побежала.

Гудо с удивлением увидил еще одну неожиданную помощь, что ударила в спины галлиполян. И неудивительно, что горожане в страхе побежали. Ведь на помощь Шайтан-бею пришел еще один демон! Так подумал каждый из воинов города Галлиполи, что увидал звериное обличие Минотавра, размахивающего огромной дубиной. Рядом с ним храбро сражались трое его верных друзей моряков.

Коротко кивнув капитану Никосу, Гудо поспешил на площадь, над которой уже густыми облаками клубился черный дым.

Не чувствуя ног и сердца, Гудо завернул за край последнего дома и обомлел.

Жертва костра уже не кричала. Жаркие языки пламени жадно доедали обугленную человеческую плоть. Вокруг места казни в радости бесновались старики, старухи, женщины и дети. Чуть в стороне, злорадно улыбаясь, опирались на щиты и копья их сыновья, мужья и отцы, не участвовавшие в битве с Шайтан-беем.

– Шайтан-бей! Шайтан-бей! – раздался громкий крик, и вся площадь мигом уставилась на новую жертву.

– Хватайте демона, посланного сатаной! Сожгите его, пока чума не сожрала вас, а турки не захватили ваши дома! – прокричал священник в высокой черной атласной шапке и для верности указал крестом на медленно приближающегося «господина в синих одеждах».

Но Гудо уже не видел и не слышал ничего, что происходило вокруг него. Запах горящей плоти отнял у него и глаза, и уши. Он уже не мог устрашиться острию наставленного на него многочисленного оружия. Он не мог оглохнуть от истерического визга и крика. Он мог только бросить окровавленный меч и воздеть окровавленные от собственной и чужой крови руки к небесам. А еще он мог вскричать так, что толпа остановилась и умолкла:

– Проклинаю этот город и этих людей! Господь или сатана! Кто из вас справедливее и поможет мне? Покарайте этот город! Да совершится проклятие палача!

Силы оставили Гудо и он рухнул на колени, а затем распластался на камнях площади.

– На костер посланника сатаны, проклявшего наш дом, наш Галлиполи! – крикнул священник.

– На костер! На костер! На костер! – заорала толпа и бросилась к распростертому телу в синих одеждах, над которым тут же вкруг встали его друзья демоны, посланные сатаной.

Но едва рассвирепевшие горожане приблизились к кругу детей сатаны, подземный мир задрожал самым сердцем – адом! Эта дрожь достигла поверхности земли, поколебав ее твердь. Совсем немного, совсем чуть-чуть! Но этого «совсем» хватило на то, чтобы люди упали, почувствовав, как камни площади уходят из-под их ног. Упали, на близь стоящих и находившихся внутри домов горожан и гостей города стены и крыши домов. На них же повалились деревья и статуи от древних времен. Рухнула воротная башня и в стенах, опоясывающих Галлиполи, образовались провалы. Даже церковь, дом Господен, не выдержала и рухнула вовнутрь. Все, что осталось от святой обители – входные врата, да склонившийся к земле деревянный золоченый крест над ними.

Крест еще держался волей Господа и волокнами еще нестарого дерева. Да еще старанием полумесяца в его основании, со звездой на кончике рога. Эта чаша, она же цата[189], изображавшая земную твердь и в то же время Вифлеемскую колыбель Христову, провозглашалась православной церковью как корабль. Корабль, плывущий в тихую пристань вечной жизни через бурные волны краткой земной жизни. И этот корабль никогда не собьется с пути истинного, ибо на носу его та самая звезда, что указывала еще путь волхвам к колыбели Спасителя!

Но этого никто не заметил. Побледневшие и вспотевшие от страха обитатели Галлиполи, едва поднявшись на ноги, бросились вон из собственного города. Онемев от ужаса и ничего не способные объяснить тем немногим из живых, что выбирались из под руин, свидетели проклятия палача спешили покинуть губительный для их жизней проклятый город. Вслед им бежали и те, кто собственными ушами не слышал страшных слов, но не способные в себе подавить общую панику, охватившую город. Только бы подальше от дождя черепицы и града камней, что без разбора убивали стариков и младенцев.

А когда город опустел, за исключением тех немногих, что от ужаса присели вокруг распростершегося тела того, за кого они сражались, над руинами, пылью и дымящимися кострами пожарищ от домашних очагов и места казни, повисла мертвая тишина. Домашние животные погибли вместе со своими хозяевами в их домах. Уличные кошки, собаки и крысы, почуяв звериным чутьем беду, еще раньше горожан бежали на каменистые равнины Галлиполийского полуострова. Поднявшаяся от крика людского на крыло птица все еще устало и высоко кружила темными облаками, не решаясь опуститься на потревоженную землю.

Сколько Гудо просидел в пепле у обугленных ног жертвы человеческой дикости, он и сам не мог сказать и понять. Он вообще ничего не понимал и не мог сказать и слова. Кажется, он видел, как склонялась над ним голова Минотавра капитана Никоса, как что-то говорили его моряки. Как в скорбном карауле возле него рядом стали несчастные братья близнецы. Как, наконец, исчезла последняя струйка дыма, и как вокруг места казни запрыгали привлеченные отвратным запахом черные вороны.

Но все это было где-то там. Там… Где-то… А тут был Гудо. Проклятый Господом и людьми палач Гудо, ужасное лицо которого стало еще отвратнее от пепла, копоти, пыли, и все это перемешавших слез нечеловеческого горя. А еще были обугленные на ступнях до кости ноги, к которым прижимался щекой мужчина в синих одеждах и что-то беззвучно шептал. То часто и с улыбкой, то едва двигая губами и с тяжелыми вздохами.

Он и не видел того, как на площадь мерным шагом вошел прекрасный белый жеребец, на котором восседал сам Сулейман-паша. Как из-за его спины выехал на черном скакуне и обратился к своему бывшему рабу Даут. Как в скорбном понимании окружили место варварской дикости и человеческого позора множество конных воинов.

– Кажется, он сошел с ума. Мы не успели. Слишком поздно Аллах известил о своей воле, – скорбно произнес, вернувшийся к владетелю Цимпе, начальник тайной службы.

– Так было угодно Аллаху! – поднял к небесам руки Сулейман-паша.

В прерываемой криками ворон тишине глухо ударился о камни площади золоченый крест. Головы всех собравшихся на площади повернулись на этот звук.

Сулейман-паша направил своего коня к месту падения креста и, осмотрев и его и место где он пребывал, усмехнулся.

– Воины ислама! Османы и мои доблестные гази! Посмотрите на этот павший крест. Посмотрите и туда, откуда он был низвергнут. Твердь, чаша земная[190], на которой покоился крест, незыблема волей Аллаха, как и его звезда о пяти концах. Это воля Аллаха и пять обязательных молитв в его честь на кончиках звезды. Пусть то, что осталось незыблемо от христианского знака отныне будет несокрушимым символом нашей веры и отличительным знаком османов. Пусть враги ислама дрожат, едва только взглянув на полумесяц и священную звезду. Это воля и знак Аллаха! Он подарил нам еще один христианский город. Отсюда мы двинемся покорять дикарей Европы! Велик Аллах!