Проклятие палача - Виктор Вальд

– А…?

– И твоя семья с нами. Ведь мы же подпишем договор и будем его строго исполнять. Господь тому свидетель! А пока, для твоей безопасности и нашего спокойствия, посиди взаперти. Тебе к этому не привыкать. Но, надеюсь, в последний раз.

Гудо проснулся от глухих ударов. Он не сразу понял, что могло породить эти звуки, но прислушавшись, сразу же прильнул к узкой бойнице, заменявшей в этой комнате окно почти у самой земли.

Удар, еще удар, а в след им людской крик. Такое «господин в синих одеждах» уже слышал множество раз. Так глухо и мощно бьет таран в крепостные ворота. Так нетерпеливо и даже восторженно кричат те, кто вот-вот ворвется во вражескую цитадель и одержит желаемое.

И хотя Гудо не видел, но не сомневался: многочисленное воинство штурмует цитадель города Галлиполи. Кто это мог быть, как это случилось и что причина этого? Он не мог даже предположить, но сердце заныло от тревоги в предчувствии худшего. А ведь засыпая, «господин в синих одеждах», был почти уверен, что худшее позади. И даже надеялся на то, что Господь смилостивился и снял с него «вечное проклятие палача». Ведь он так много страдал, молился и уповал на божью милость…

Гудо бросился к дубовой двери и стал яростно колотить в ее крепкие доски.

– Кто-нибудь! Эй, кто-нибудь! Откройте, богом молю! Откройте! Что происходит? Откройте!

Но кто может услышать человека за толстыми стенами и крепкой дверью. Кричать в бойницу? Так и нужно поступить. Гудо чувствовал, как срывается его голос, но никто так и не подошел к этому окошку. Кто услышит запертого в темнице, когда такое происходит у ворот цитадели? И уже когда «господин в синих одеждах» почти отчаялся, маленькое окошко в двери, через которое узникам подавали пищу, отворилось.

Гудо тут же бросился к этому спасительному проему:

– Эй, кто тут? Что происходит? Откройте, богом молю, откройте!

Огромная голова Гудо не могла пролезть в маленькое окошко, но все же он сумел разглядеть знакомые воинские доспехи.

– Я вижу! Это вы, Арес и Марс! Несчастные братья-близнецы. Откройте своему Гудо. Ведь вы должны меня помнить! Давно, еще очень давно… Там в подземелье Правды. Вы плакали, а я, чтобы хоть как то вас утешить рассказывал сказки и пел песни. Я был на цепи. Вы не могли меня видеть из своей клетки, покрытой черной тканью. Но мой голос вы слышали. Слышали и умолкали, пока я пел песни и пытался сложить очередную сказку. Ответьте мне, как отвечал вам я на ваш плач!

Но Арес и Марс молчали. Два демона в темноте прохода. Два молчаливых, закованных в броню демона, для которых мир людей существовал в ограниченном понимании – убить, покалечить того, на кого указано для защиты своего господина.

Гудо застонал. Все его знания и умения сейчас были бесполезны. Даже внушить им свою волю, заставить повиноваться «господин в синих одеждах» был не в состоянии. Внутренняя тревога и ослабляющее волнение не давали ему сосредоточиться. К тому же эти два железных великана были не так трусливы и слабы, как бывший лекарь Юлиан Корнелиус тогда на галере, и не павшие духом и опьянены как Даут в своей темной комнате. Те легко попали под власть голоса и внушения Гудо. Эти же творения изувера Гальчини мало что имели общего с человеком. Разве что оболочку…

Оболочку и…

Гудо едва не воскликнул от внезапно ворвавшейся в его мозг обнадеживающей мысли. Прочь слова, прочь уговоры, прочь все! Приди, приди, приди и разбуди!

«Тра-та-та-та та-та тра-та-та та-та. Тра-та-та та-та тра-та-та та-та. Тра-та-та-та та-та тра-та-та та-та. Тра-та-та та-та тра-та-та та-та…»

Замычал Гудо. Сначала тихо. Потом все громче и настойчивее. И вот ему припомнились уже и сам Стрелок Рой и его издевательская песенка о бедолаге Эдварде:

«Чьей кровию меч ты свой так обагрил? Эдвард, Эдвард?

Чьей кровию меч ты свой так обагрил?

Зачем ты глядишь так сурово…?»

– Тогда нас учили тому языку, на котором ты желал нас утешить, – вдруг тихо и непривычно пискляво раздался голос из-за двери. – Плетью и голодом учили. Мы не желали знать слова этого языка. Но твой голос был добр. Мы запомнили слова этой песенки. Ты напомнил их нам, там, на галере. Но мы никак не можем вспомнить продолжение. Ты остановился тогда на галере на словах:

«…Конь стар у тебя, эта кровь не его, Не то в твоём сумрачном взоре!»…

– Вы помните, мои добрые дети! – воскликнул Гудо.

– Пой! – сурово ответили из темноты «добрые дети».

– Сейчас, сейчас, – заторопился Гудо. – Как там… Эдвард, Эдвард… Сейчас… Сейчас…

Но слова проклятой песни не спешили воскреснуть в памяти. Гудо в отчаяние ударил несколько раз головой о двери, но и это не помогло.

– Сейчас, сейчас…

Проклятые слова, проклятой песни не желали воскрешаться и помогать Гудо.

Окошко стало медленно закрываться. Медленно и страшно как в самом жутком сне, из которого нет пробуждения.

О проклятие палача! Господь только усмехается, а Гальчини, ненавистный мэтр Гальчини, сатанински смеется. И тут за одно мгновение перед глазами Гудо прошли все десять страшных лет в заточении подземелья Правды. День, за днем, месяц за месяцем, год за годом. Невыносимая боль, голод, издевательства и…

– «Отца я сейчас заколол моего,Мать моя, мать!Отца я сейчас заколол моего,

И лютое жжет меня горе!», – вдруг радостно прискорбные строчки пропел, вернее, прокричал Гудо.

Окошко вновь распахнулось.

Гудо продолжил, силясь овладеть мотивом песни:

– «А грех чем тяжелый искупишь ты свой,Эдвард, Эдвард?А грех чем тяжелый искупишь ты свой,Чем снимешь ты с совести ношу?»

– А дальше? – послышался все тот же голос из-за двери.

– А дальше Эдвард говорит, что уплывет в непогоду и ветру все паруса бросит…

– Мы вспомнили это!

И тут два писклявых, неприятных голоса, дружно и очень тихо закончили песню:

– «А матери что ты оставишь своей,Эдвард, Эдвард?А матери что ты оставишь своей,Тебя, что у груди качала?»«Проклятье тебе до скончания дней,Мать моя, мать!Проклятье тебе до скончания дней,Тебе, что убить отца нашептала!»

Последнюю строчку братья пропели, уже находясь в комнате Гудо.

– Что здесь происходит?! Как вы посмели без моего приказа? – раздался гневный крик, и в узницу ворвался герцог наксосский.

Арес и Марс виновато опустили головы и прижались к стене.

– Проклятые олухи! Вы знаете, сколько пришлось выложить золота этому проклятому сербу, чтобы он вернул вас мне! Вы и одного дуката не стоите, дети грязной свиньи!

– Они не дети грязной свиньи, – заревел Гудо. – Они дети благородного отца!

– Что? – задохнулся в гневе Джованни Санудо. – Да как ты смел такое сказать? Я тебя…