Выше головы! - Расселл Джонс

Несмотря на непопулярность игры, зрители у нас всё же были: мои знакомые из Восточного сектора, друзья и родственники членов команд и, разумеется, девочки. Как и было предсказано, пришли они ради меня, ну, и ради остальных парней, конечно. Без шуток по этому поводу не обошлось.

— Если бы не ты — вообще была бы одна Бидди! — заявил в раздевалке перед игрой Андрэ (подколки на тему «зачем мы тебя пригласили на самом деле» стали традицией).

— А я думал — будет больше! — хмыкнул Эрик Уистлер. — Где-то ты там у себя недоработал! Недостарался!

Конечно, они шутили. И это ещё было по-доброму!..

Я поискал взглядом Бидди и помахал ей — она в ответ запрыгала на месте. Сидела она, что примечательно, в полном одиночестве. Сама так устроилась? Или к ней никто не стал подсаживаться из-за «ревности»? Впрочем, у неё и раньше не водилось ни близких подруг, ни вообще компании — только друзья брата.

Игра началась весьма удачно: ребята были в ударе, и к концу первого периода мы вели со счётом «18:6». Я всё ещё болтался в резерве. Нам, конечно, повезло с противником: если бы это был Юг, счёт был бы совсем другой!

В середине второго периода разрыв сократился, но ненамного. Я уже был готов к тому, что придётся украшать скамейку запасных до конца матча, наблюдая попеременно за игрой и за Бидди, которая болела за брата. Ничего обидного: главное, что наши выигрывают.

— Иди, тебе надо, — вдруг подтолкнул меня Зотов, который всё ещё катался в медкамилле.

По наступившей тишине (ни болтовни, ни взвизгов) я понял, что дело не в замене атакующего защитника. Поднял взгляд — и увидел Главу Станции, усаживающуюся на крайнее место верхнего ряда, совсем близко к выходу.

Специальной трибуны для представителей Администрации, разумеется, не предусматривалось, но «почётный ряд» имелся — с самым лучшим обзором. Девчонки-болельщицы тут же пересели и начали подавать знаки Леди Кетаки, чтобы она заняла полагающиеся места… Но она отказалась царственным жестом и принялась рассеянно осматривать трибуны, игнорируя площадку.

Глазеть на неё было некогда: на меня нёсся тяжелый форвард северян, явно собираясь сравнять счёт. И следующие пять минут для меня существовал только мяч, свои и противники.

— Чего это она? — выдохнул Франц и едва не упустил передачу.

Места рядом с выходом было пусты. Глава Станции покинула трибуны — я и не заметил, когда. А я только что забил трёхочковый, и вообще, мы вели, и у команды Северого сектора оставалось всё меньше шансов на реванш. Казалось бы, можно остаться, посмотреть, что будет дальше!

— Ты, значит, в опале? — спросил с усмешкой Зотов, когда я вернулся на скамейку запасных.

Цифра, высвечивающаяся на табло, наполняла моё сердце гордостью: была здесь и моя заслуга — так что я лишь пожал плечами:

— Ну, зато у вас — надеюсь, нет!

Он ответил мне добродушным смешком.

Дальше всё пошло, как и ожидалось: мы выиграли у Севера, а в воскресенье продули Югу. Не менее предсказуемой была реакция на поведение камрада Кетаки. Оба фестивальных дня она демонстрировала «охлаждение чувств» и «разочарование», нарочито не здороваясь, когда нам случалось оказаться в одном месте. Слух о том, что я провалил то дело, ради которого меня перевели в Западный сектор, распространился молниеносно, и вечеру второго дня уже перешёл в разряд фактов: я не справился, и Глава Станции очень на меня сердита.

Никто специально не интересовался, что это было за задание: удовлетворились общим «что-то секретное, инспекционное или вроде того». Не последнюю роль тут сыграло противостояние камрадов Кетаки и Аямэ — Квартер Западного сектора критиковала каждое решение Главы. Логично, что Кетаки захотела сделать ответный шаг и направила в сектор тайного инспектора. Но придраться оказалось не к чему… Или я не смог увидеть то, что должен был. Неудача такого рода должна расстраивать гораздо сильнее, чем полагается переживать по поводу чужих хороших результатов.

Все тут же принялись обсуждать, что меня ждёт по возвращении в Восточный сектор. Стану ли я вновь секретарём или получу менее престижное место со скучными обязанностями? Многие, как я заметил, считали такой поворот чуть ли не справедливым: мол, хватит побеждать, надо и к шкуре проигравшего привыкнуть!

Некоторые даже предлагали остаться. Например, Бидди. На прощальной вечеринке она так и сказала:

— Да плюнь ты на них! Иди к нам, на производство! У нас всё проще!

Пришлось воспользоваться последним аргументом:

— Я представитель «ашек». По моему поведению судят обо всех наших, понимаешь? Нельзя мне плеваться!

Она легкомысленно захихикала, представив меня в роли верблюда, и крепко пожала мою руку, которую не выпускала с начала проводов. Пока я обходил всех собравшихся, чтобы перекинуться парой-другой словечек и поблагодарить за то, что пришли, Бидди держалась рядом. Растягивала последние минуты… Или показывала всем, чья она девушка?

Мы договорились встречаться, «когда будет удобно обоим». С тех пор, как из «недостижимого» я превратился в «парня, который играет с Андой», её восторженно-романтическая увлечённость постепенно трансформировалась в дружбу с отношениями. Она перестала носить антимаскировочный комбо и не делала трагедии из-за моего перевода. Я был рад. Слишком уж неравноценными были наши роли: глубокая страсть с её стороны и лёгкий интерес с моей. Но благодаря моему статусу скво, она легче пережила осознание этого неравенства: предполагалось, что я знаю, как «правильно», так чего переживать? Там, где могла вырасти обида и чувство, что ей воспользовались, укоренился лишь опыт и приятные воспоминания. Которые никто не мешал обновить.

И не только с Бидди «всё хорошо сложилось». На прощальной вечеринке, которую устроил Зотов, я понял, что нет и быть не может никакой разлуки. Оставалась альтерная сеть, из Восточного сектора до Западного было лишь пятнадцать минут езды, и всегда есть повод встретиться. Меня уж точно не забудут! И ньюсы Ирвина тут ни при чём.

Я стал полноправным тильдийцем, своим, нужным и отнюдь не лишним. Может быть, чуть позже, чем остальные переселенцы, но Рэй, который сходил с «Рима», и Рэй, который стоял в кругу хохочущих друзей и рассказывал мускулистому Эрику Уистлеру, каково быть моделью, — это были два совершенно разных человека. Главное отличие состояло в том, что я перестал чувствовать вину и обиду. Мне нечего было стыдиться, и даже кнопка (спасибо Бидди) уже не нервировала так, как раньше.

Во время перевода в спецотдел я не успел ни с кем попрощаться, потому что боялся вновь попасть в травмирующую ситуацию. Как будто ожидал, что опять произойдёт что-то непоправимое… Но теперь — другое дело! И призрак того прощания больше не мучил. Если бы Чарли был жив, он бы порадовался за меня. Ну, Проф-Хофф точно будет доволен: в итоге я сумел социализироваться. Сам, без какой-либо специальной поддержки, я сумел завязать отношения с самыми разными людьми. И даже научился расставаться.