Олимп - Дэн Симмонс

— Говорю тебе, тварей уже ничто не держит. В мире начинается полный беспредел.

— Тогда куда же мы направляемся?

— Спокойствие, Харман из Ардиса, только спокойствие. Завтра пересечем горный хребет — пожалуй, эта часть путешествия покажется тебе особенно занимательной. Потом направимся в Азию, где ты, возможно, узришь творения великих покойников, и уж тогда — на запад, только на запад. А Брешь подождет.

— Слишком долго, — посетовал мужчина, расхаживая по комнате. — Слишком долго. Функции не работают, я даже не представляю, как там Ада. Мне нужно назад. Мне нужно вернуться домой.

— Ах вот оно что, тебя интересует: как дела у супруги? — без улыбки спросил маг и указал на красную полосу ткани, расстеленную на красной кушетке. — Возьми посмотри. Но лишь один раз.

Харман нахмурился, повертел повязку в руках.

— Туринская пелена? — Он с удивлением уставился на красную (а не рыжевато-коричневую, как обычно) ткань и странную вышивку из микросхем.

— Существует несметное множество туринских приемных устройств, — пояснил седовласый старец. — И столько же передатчиков информации, сколько людей на свете.

Возлюбленный Ады покачал головой.

— Мне сейчас не до Трои с Агамемноном. Я не в настроении развлекаться.

— Эта пелена не показывает историю Илиона, — произнес Просперо. — Из нее ты узнаешь судьбу своей милой. Попробуй.

Мужчина откинулся на кушетке, дрожащими руками расправил на лице алую ткань, коснулся вышивки на лбу и закрыл глаза.

45

«Королева Мэб» летела навстречу Земле, а следом тянулся хвост из ядерных вспышек: каждые полминуты корабль выстреливал по ядерной бомбе величиной с банку из-под «кока-колы», сила взрыва толкала буферную плиту обратно к корме тысячефутовой посудины, гигантские поршни и цилиндры в машинном отделении совершали возвратно-поступательные движения и выталкивали новый заряд.

Манмут наблюдал за происходящим по кормовому видеоканалу.

— Если кто-нибудь на Земле еще не догадывался о нашем приближении, то теперь уже знают все, — поделился он мыслями с Орфу по личному лучу.

Друзья как раз поднимались к носу корабля (а может, и опускались, учитывая завершающую фазу полета) на самом просторном лифте: впервые за время путешествия их обоих пригласили на мостик.

— По-моему, так и было задумано, — отозвался иониец.

— Похоже. Но не до такой же степени. Утонченнее нас только клизма. Это все равно что открыть в палате для желудочников платный клозет, все равно что…

— Ближе к делу. Куда ты клонишь? — пророкотал Орфу.

— Слишком уж это все нарочито, — буркнул маленький европеец. — Слишком броско. Слишком дорого… Дизайн корабля середины двадцатого века, я тебя умоляю! Ядерные бомбы, баночный завод «Кока-Кола» образца тысяча девятьсот пятьдесят девятого года…

— Ну и? — перебил его краб.

Прежде он бы направил на друга по меньшей мере несколько видеокамер и глаз на органических стебельках. К сожалению, их до сих пор не смогли заменить, ведь оптические нервы выгорели дотла.

— Так и тянет предположить, что вместе с нами летят не столь заметные корабли моравеков, использующие технологию невидимости, — передал Манмут.

— И у меня появлялись подобные догадки, — ответил иониец.

— Раньше ты об этом даже не заикался.

— Ты тоже, — напомнил Орфу.

— Интересно, почему молчат Астиг-Че и другие первичные интеграторы? — произнес капитан подлодки. — Уж мы-то имеем право знать, если летим во главе настоящего флота в качестве мишени-приманки.

Гигантский краб ответил инфразвуковыми раскатами, которые заменяли на личном луче пожатие плечами.

— А что изменилось бы? Когда Земля нанесет удар и пробьет нашу скромную силовую защиту, нам с тобой будет уже не до жалоб.

— Кстати о Земле: за эти полмесяца голос из орбитального города еще что-нибудь провещал?

Манмут говорил о мазерной передаче, направленной точно на «Королеву Мэб». Послание было более чем лаконично. «Доставьте ко мне Одиссея», — только и повторял женский голос, опять и опять в течение двадцати четырех часов, а затем так же резко умолк, как и включился.

— Я проверял каналы поступающей информации, — промолвил иониец. — В последнее время — ничего новенького.

Лифт зажужжал и остановился. Двери широко разъехались. Впервые со времени пребывания на Фобосе друзья ступили на мостик.

Над круглым мостиком диаметром тридцать метров раскинулся купол с толстыми стеклами и голографическими экранами вместо окон. С точки зрения космической техники, увиденное почти порадовало маленького европейца. Разумеется, корабль, доставивший их с Орфу, покойными Коросом III и Ри По на Марс, опережал «Королеву Мэб» на несколько веков: солнечный парус из борволокна, разгон до одной пятой скорости света за счет магнитных ножниц, реактивные двигатели, прочие современные устройства… Но и это атомное судно в диковинном ретро-стиле смотрелось очень… как бы точнее выразиться… правильно. Ни тебе виртуальных панелей управления, ни станций мгновенного подключения: более дюжины техников-моравеков сидели в допотопных креслах, приспособленных для ускорения, перед еще более архаическими станциями наблюдения из металла и стекла. Настоящие переключатели, тумблеры, наборные диски (диски!) — подлинное пиршество для глаз и видеокамер. Днище казалось выполненным из текстурированной стали, словно только что извлеченной из боевого корабля эпохи Второй мировой войны.

У центрального навигационного стола стояли Астиг-Че, главный первичный интегратор с Европы, генерал Бех бин Адее — представитель боевых моравеков Пояса, каллистянский штурман Чо Ли (чересчур похожий обликом и голосом на погибшего Ри По, так что Манмуту даже становилось не по себе в его обществе), Сума Четвертый — крепко сложенный мухоглазый ганимедянин в панцире из углепласта, — и паукообразный Ретроград Синопессен.

Европеец приблизился и взлетел на металлический уступ, позволяющий низкорослым моравекам глядеть сверху вниз на блестящую столешницу.

— Осталось менее четырнадцати часов, прежде чем мы окажемся на нижней земной орбите, — проговорил Астиг-Че, не теряя времени на приветствия или обычную преамбулу. Манмуту, с его слухом, поднаторевшим в древней культурной истории, тут же пришел на ум знаменитый актер Потерянной Эпохи. Голос, поразительно напоминающий речи Джеймса Мейсона,[39] звучал невозмутимо, плавно, однако по-деловому. — Пора принимать решение, как же нам следует поступить.