Покоритель джунглей - Луи Жаколио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О, сударь! — вскричал Эдуард Кемпбелл. — Подобное обвинение бесчестно. Простите, милорд, — сказал он, склонившись перед вице-королем, — но дело идет о чести моей семьи. Губернатор Цейлона женат на одной из сестер моего отца.
— Успокойтесь, Эдуард! — ласково сказал ему сэр Джон. — Уотсон, вы завили слишком далеко.
— С вашего позволения, милорд, — настойчиво продолжал молодой человек, — я требую, чтобы сэр Уотсон взял назад свое необоснованное обвинение.
— Ну же, Уотсон, не портите мне вечер…
— Чтобы доставить вам удовольствие, милорд, — холодно сказал начальник полиции, — допустим, что я ничего не сказал.
— Но ваше обвинение остается в силе, — заметил Эдуард.
— Буду краток, — продолжал Уотсон, делая вид, что не замечает настойчивости адъютанта. — Падение Дели и конец восстания, раздавленного Хейвлоком, не положили конец вражде двух этих людей, которым пришлось встретиться уже при иных обстоятельствах. Нана-Сахиб, спасенный Покорителем джунглей, укрылся в убежище, несомненно, давно приготовленном для него с помощью Духов вод. И с тех пор, как известно Вашей Светлости, ему удавалось ускользать от нас. Кишнайя, который пообещал выдать его, напал, я уверен, на место, где скрывается принц, и если бы не глупое желание отомстить Покорителю джунглей и взять в плен Кемпбеллов, возвращавшихся из Европы, Нана-Сахиб был бы в наших руках. Кишнайя был захвачен отрядом шотландцев, поспешивших на выручку полковнику, и повешен вместе со своими последователями. Вот моя история, милорд, я еще не докурил сигару. Как видите, я не слишком затянул свой рассказ.
— Напротив, Уотсон, вы поспешили его закончить.
— Последние события были известны Вашей Светлости, ибо вы сами поручили Кишнайе разыскать, где скрывается Нана.
— Кишнайя — ловкий и хитрый малый. Вы уверены, Уотсон, что его повесили?
— Да, если верить официальному донесению.
— Я могу заверить вас, милорд, что он не избежал участи своих товарищей, хотя его и повесили последним. Я присутствовал при этом акте правосудия: мы возвращались из Англии после отпуска отца и сопровождали мою мать, она разыскивала брата, которого не видела с детства.
— Как же вождь тугов не обратился к офицеру, командовавшему отрядом? У него был приказ, подписанный мною, это спасло бы его.
— Действительно, я вспоминаю, что он долго говорил о чем-то с капитаном шотландцев. И все-таки его повесили.
— Для меня это дело крайне неприятно, господа. Не стану скрывать от вас, что, сообщив несколько раз о неминуемой поимке Нана-Сахиба правительству королевы, я рискую быть отозванным, если в течение этого месяца бывший вождь восставших не окажется в моих руках.
— Мы не можем достичь нашей цели, милорд, потому что нет ни одного индуса, который выдал бы нам секрет убежища Наны.
— Странно, Уотсон, очень странно. В Европе с несколькими фунтами стерлингов мы бы быстро добились своего.
— Это совсем другой народ, милорд. Вспомните, что два года до восстания все знали о заговоре, кроме нас, и среди двухсот миллионов индусов не нашлось ни одного предателя, чтобы предупредить нас. С тех пор, несмотря на все мои усилия, я нашел только двух людей, согласившихся служить мне: Кишнайю, который пошел на это из религиозных соображений, лишь бы мы позволили тугам совершать их кровавые обряды, и Дислад-Хамеда, ночного сторожа из Биджапура, которого я убедил, что его дело угодно Браме, поскольку восстание разожгли мусульмане.
— Не его ли вы должны мне представить, Уотсон?
— Да, Ваша Светлость.
Пока этот разговор происходил в одном углу огромной гостиной на втором этаже дворца Адил-шаха, часть стены, противоположной той, где находились трое беседующих, повернулась вокруг своей оси, пропустив человека, с ног до головы закутанного в белую кисею, причем именно так, как это делают члены комитета Трех. Стена бесшумно вернулась в прежнее положение, а неизвестный остановился и прислушался.
— Ну что ж, — сказал сэр Джон, — прикажите привести его, Уотсон, и дай Бог, чтобы он смог заменить бедного Кишнайю.
— Сейчас распоряжусь, — ответил начальник полиции, вставая.
— Погодите, сэр Уотсон, — возразил незнакомец и быстро вышел на освещенное место.
Трое присутствующих не смогли сдержать крик удивления и схватились за револьверы.
— Кто этот человек, откуда он взялся? — воскликнул вице-король.
— Откуда я взялся — это мой секрет. Ну, а кто я — смотрите! — И с этими словами он откинул кисею, закрывавшую его лицо.
— Кишнайя!
Это восклицание вырвалось одновременно у трех мужчин.
— Да! Кишнайя-повешенный, — проговорил вождь тугов, — Кишнайя-воскресший к вашим услугам, милорд.
— А-а, я так и знал, что он не даст себя повесить, — заметил вице-король, первым приходя в себя от удивления.
— Простите меня, Ваша Светлость, — продолжал, смеясь, дерзкий плут, — но меня в самом деле повесили… Повесили без долгих рассуждений. Надо просто уметь заставить повесить себя так, чтобы потом самому выбраться из петли, вот и все.
— Довольно шутить, объясни нам эту загадку.
— Охотно, Ваша Светлость. Когда нас захватили шотландцы, мне объявили, что меня как вождя повесят последним. Я попросил разрешения переговорить с командиром и показал ему ваш приказ, который давал мне право привлечь его вместе с отрядом на мою сторону. Я было хотел воспользоваться этим и спасти своих товарищей, но солдаты были настолько ожесточены, что я счел более благоразумным не подвергать их этому испытанию.
«Ты свободен», — сказал мне офицер, внимательно изучив мою бумагу. И милосердно прибавил: «Не попадайся мне больше на глаза, не то, слово шотландца, я велю тебя вздернуть, несмотря на весь твой бумажный хлам».
Тогда я попросил его, раз уж он был так хорошо настроен, согласиться на то, чтобы меня повесили сразу же и тем самым избавили его от хлопот в будущем. Он вообразил, что я издеваюсь над ним, а я, боясь, как бы он не отнесся слишком серьезно к моим словам, рассказал о данном мне вами поручении. Я объяснил ему, что мне будет гораздо легче поймать Нана-Сахиба, если распространятся слухи о моей смерти. Нана-Сахиб и его стражи перестанут чего-либо опасаться, ведь из всех туземцев я один знал, где они скрываются.
— Ты хочешь сказать, — с презрением перебил его Уотсон, — что ты один из всех туземцев согласился их выдать?
— Если хотите, сэр, — нагло ответил Кишнайя. — Офицер весьма неохотно уступил моей просьбе. Но я добился желаемого результата и сам так приладил веревку, что она не представляла для меня никакой опасности. В сущности, меня повесили за левое плечо, а голова была так сильно наклонена набок, что эта уловка осталась незамеченной. Едва меня вздернули на дерево с пышной листвой, которое я сам выбрал, чтобы лучше скрыть обман, как офицер, по нашему уговору, сразу дал приказ об отправлении. Я тут же слетел с дерева, бросился к брату, которого повесили до меня, перерезал веревку и привел его в чувство, все это оказалось минутным делом. Мы попробовали спасти еще одного-двух, но тщетно. Вот вам моя история без прикрас. Для всех я был мертв, и это дало мне возможность, как вы увидите, нанести противнику мощный удар.