Покоритель джунглей - Луи Жаколио

— Пощадите! Пощадите! — взмолился он, сложив руки. — Клянусь, что впредь буду служить вам как верный пес!

Арджуна подумал: «Какое же преступление совершил этот человек, если так молит о пощаде! Проявим хитрость, ибо он уверен, что мне все известно». Удивительная проницательность помогла браматме приблизиться к истине: «Он просит пощады не у меня, а у браматмы. Обещая служить верой и правдой, в моем лице он обращается к Духам вод. Когда он говорит «впредь», это значит, что «ранее» он не был верен. Я никогда не пользовался услугами этого простого субедара, стало быть, ему приходилось иметь дело с комитетом Трех».

При мысли, что ему, быть может, удастся выведать важный секрет страшного трибунала, лицо Арджуны осветилось радостью. Но для этого надо было сделать вид, что он все знает, и вместе с тем заставить сторожа рассказать ему то, о чем он не имел понятия. Одно лишь смущало его: если комитет Трех знал о виновности этого человека, как мог он не только оставить его на свободе, но и приказать браматме доверить ему важное поручение, касающееся На-на-Сахиба?

Он решил провести допрос с крайней предосторожностью.

— Видишь ли, — сказал он Дислад-Хамеду, который с невыразимой тревогой ждал ответа, — я не хочу ничего другого, как пощадить тебя, но кто мне поручится, что ты снова не изменишь своему слову?

— Вы знаете, господин, что теперь это невозможно. Вы предупреждены, и при первом же моем проступке наказание будет еще страшнее.

— К тому же одного моего желания мало, — продолжал Арджуна, — все мои действия должен одобрить комитет Трех, а я получил строгий приказ и не могу нарушить его.

— Увы, что же будет со мной? — воскликнул несчастный, полагая, что находится у браматмы, потому что его арестовали после окончания собраний. — Зачем было манить меня надеждой, если ей не суждено сбыться?

Арджуна, ничего не отвечая, покачал головой. Он почувствовал, что стоит ему заговорить, как сторож поймет, что браматме ничего не известно.

— Сжалься, о повелитель! Сжалься! Я негодяй и знаю это, но когда я увидел, что мой обвинитель пал от кинжала правосудия, то подумал, что Трое решили простить меня… А свидание, назначенное на сегодняшний вечер у башни Усопших между одиннадцатью и полуночью? Выходит, это всего лишь игра…

Услышав эти слова, которые сразу все прояснили, Арджуна едва не вскрикнул от радости. Обладая тонким и проницательным умом, он сразу понял, какую пользу можно извлечь из сделанного им открытия.

Итак, предатель, имя которого собирался открыть ему англичанин, был Дислад-Хамед, и знаменитый трибунал, столь суровый, столь неукоснительно соблюдающий правила, что убирал браматм за малейшую ошибку, не остановился перед убийством, чтобы спасти изменника, погубившего более полутора тысяч сиркаров!

«А, милые мои, — подумал Арджуна, — на сей раз вы у меня в руках. Вы забыли, что в случае явной измены устав Духов вод дает браматме право созвать четырех членов совета Семи и выдать им весь тайный трибунал. Да что это я? Какая наивность! Разве Трое и Четверо не составляют единое целое в совете Семи! Нет-нет! Затронуть Трех — значит бросить вызов всему совету. Не так мне следует мстить. Мне надо передать их на суд общего собрания жемедаров, и тогда мы увидим, имеет ли право совет Семи спасать от нашего правосудия поставщика английских виселиц и митральез!»

Арджуна увидел, что давно вынашиваемые им мечты близки к исполнению. Он добьется реформы устава общества, показав всем, какую опасность представляет тайная и бесконтрольная власть, уничтожит комитет Трех и совет Семи, заменив его советом из двенадцати сменяемых членов с браматмой во главе, которым будет управлять по своей воле. Тогда в руках у него окажется власть, а самое главное, возможность встать во главе будущего восстания, которое должно навсегда освободить Индию от ненавистного английского ига… Надо было действовать быстро и чрезвычайно осторожно, ибо при малейшем подозрении, учитывая его отношения с советом Семи, он разделит участь своего предшественника в башне Усопших. Но прежде чем предпринимать что-либо, он должен был выяснить дальнейшие намерения своих врагов.

Арджуна ловко выспросил у сторожа все, что тот знал. Хамед рассказал, как во время собрания незнакомый голос пообещал спасти его, приказав явиться в назначенный час к башне Усопших и пригрозив самой страшной карой, если он осмелится ослушаться и не придет.

Браматма сразу понял, что именно здесь и была загвоздка. Должно быть, старший из Трех нуждался в очень большой услуге со стороны сторожа, раз приказал Уттами убить англичанина, лишь бы спасти негодяя. Он догадался, зачем факир тайком покинул зал, от слуги до хозяина был один шаг, и браматма узнал во всем этом деле руку председателя комитета Трех и совета Семи, то есть самого заклятого своего врага.

Теперь надо было немедленно выяснить, о чем старший из Трех будет говорить со сторожем. Без этого браматма не мог прийти к окончательному решению, не мог выработать план действий. Он заставил сторожа дать страшную клятву, что тот расскажет ему обо всем, что произойдет во время свидания. Браматма потребовал от Хамеда не открывать ни одной живой душе того, что решено между ними, и пригрозил — ибо понял, что воздействовать на мерзавца, как и на всех трусов, можно только страхом, — что в случае неповиновения отдаст его живым на съедение красным муравьям — пытка долгая и мучительная.

Сторож, счастливый, что дешево отделался, рассыпался и уверениях преданности. Он увидел смерть так близко, что решил при первой же возможности скрыться в какой-нибудь отдаленной провинции, где его не могла настигнуть месть ни тех, ни других, ибо прекрасно понимал, что, служа англичанам и Духам вод, рано или поздно погибнет на виселице или от кинжала. Пока же он давал любые обещания и клятвы, которые от него требовали.

Когда сторож вышел от браматмы, тот приказал Утсаре:

— Ступай за этим человеком и следи за ним, я должен знать обо всех его поступках. Непременно будь сегодня вечером при его разговоре со старшим из Трех. Свидание назначено среди развалин, и ты найдешь способ спрятаться так, чтобы все слышать.

— Повинуюсь, господин, — просто ответил факир и поспешил вслед за ночным сторожем.

Удалившись в комнату, служившую ему кабинетом, Арджуна долго думал о борьбе, которую решил начать, поставив на карту жизнь. Браматма был человеком выдающимся, его способности равнялись его гордыне. Это чувство было скорее осознанием собственных достоинств, которые до последнего времени признавались всеми. Совет Семи и даже тайный трибунал не предпринимали ничего, не посоветовавшись с ним. Ситуация изменилась всего несколько месяцев назад, и странное, необъяснимое дело: несмотря на то, что комитет Трех ежемесячно обновлялся и всякий раз менялся и его председатель, каждый новый член, казалось, наследовал ту же ненависть к браматме и относился к нему все с тем же презрительным высокомерием.