Двойники - Ярослав Веров

— Впрочем, пожалуй, в виде психологического опыта, эти занятия я считаю небесполезными. Быть может, получится обнаружить новый взгляд на природу человеческих отношений. По всей видимости, наши поступки предопределяются не только нашими соображениями и умозаключениями, но вот этим — скрытыми от нас обстоятельствами, некоторые из которых, оказывается, возможно обнаружить во сне.

— Позвольте, это так интересно и ново! Это, верно, рок? Фатум? Вы нас ужасно заинтриговали, Иван Разбой! Теперь мы вас так просто не отпустим. Извольте поведать об этих скрытых обстоятельствах.

— Оставь, милая Софи. Ты же видишь, наш гость утомлен.

Иван и вправду бледен.

— Пожалуй, — соглашается он и плещет себе в фужер яшмету.

Лакей за спиною, пытаясь упредить, подается было вперед. Но не успевает за Иваном. Многозначительно перемигивается с коллегой на том конце стола.

— Кажется, Глебуардус был встревожен посланием? — спрашивает Катрин.

— Каким посланием? — вновь заинтригована Софи.

— Я бы не сказал. По-моему, он его, во-первых, ожидал, и потом, он был очень энергичен — очевидно, дело оказалось ясным.

— Нет, я чувствую — всё не так. В последние дни брат ожидал чего-то неприятного, какого-то известия. Впрочем, он просил вас дождаться — это добрый знак.

Софи лишь вскидывает брови и недоуменно пожимает плечиками, но на дальнейшие расспросы не отваживается.

Более за обедом не произносится ни слова. Малахитовые стены отражают звякание столовых приборов и шуршание ливрей.

Юная баронесса находит удовольствие в разглядывании знаменитого режиссера. Ей даже интересно: как так, у Катрин эта знаменитость с языка не сходит — ах, такой гениальный, да он себе цены не знает, последний фильм — просто невероятный шедевр; он обогнал эпоху, — и вот ведь хоть бы словечком с ним перекинулась. А знаменитость между тем вяло ковыряет вилкой капусту кольраби, к женевской форели и вовсе не притронулся. На кузину ни разу с интересом не взглянул; а ведь Катрин сегодня просто прелесть как одета: платье от фряжского портного Лабедонне, весьма соблазнительное.

От десерта Иван, извинившись, отказывается и покидает дам.

— Ах, кузина, что-то твой гений нынче сумрачен, — не может удержаться от замечания баронесса Софи.

— Оставь этот тон! — Катрин неожиданно для себя самой ударяет ладошкой по столу, да так, что посуда звякает.

Иван Разбой в библиотеке, в кресле; он твердо намерен дожидаться здесь дюка. Книга из шкафа взята наудачу, он пытается читать, вяло перелистывает.

Однако книга вскоре отложена в сторону, не до чтения. Не хочется ничего. Как-то всё перекособочено, неуютно. Вот дюк вернется, а там… Серость всё это, бессюжетно.

Уже и в сон потянуло. Нервическое, что ли? Надо бы почитать, отвлечься. Разбой прикрывает глаза и вытягивается в кресле. Перед глазами — большой казенный конверт со странными печатями. Вот эти зловещие скрещенные рожки́. Что там — приглашение на бал гомункулов? вызов на дуэль? всё сразу? Печать с треском ломается, огромный тяжкий конверт распахивается словно адские врата. А там ничего внушительного. Там Гений У, ему неуютно, потому что рядом Символист Василий, рядом с которым быть невозможно. А тот кричит и требует.

Нет, не кричит. И ничего уже не требует, кажется, он всё уже потерял, куда-то опоздал; он в тихой ярости, в злобе на весь мир. Как угодившая в переделку кобра, бросается на палку змеелова, самого его не замечая, не ведая его намерений.

Собеседники всё в той же убогой комнатенке. Тускло светит керосиновая лампа, свет выхватывает пол-лица Символиста, оставляя другую половину в густой тени. Освещенный глаз холодно отсвечивает линзой монокля. Но и второй поблескивает из глубокой тени — загадочно-зловеще. Символист вполголоса цедит слова:

— Ты болван, ничтожество. Я сам разыщу. Я уже почти разыскал. От тела сна не спрячешься. От тела сна никому ничего не утаить. Во всей совокупности миров. У меня там Марк Самохвалов — вот кто всё выложит. Теперь мы его отыщем и всех выявим. Понял, ты, медуза, сопляк, ничтожество?

Гений У глядит оторопело, как на больного, и боится слово проронить. Он ничего не понимает.

Нет, невыносимо; бежать отсюда, скрыться…

Иван Разбой сидит за дисплеем и чертыхается: модельные расчеты, подбор коэффициентов, хитроумные кривые, тупой компьютер; а Надя там уже, наверное, собирается, марафет наводит. Не забыть бы цветы, какие там полагается? Гладиолусы? А, какие будут. Да что за беда такая, чего глаза-то режет? Словно со сна на яркий свет.

Он уже понимал, что все эти сны наяву — совсем сны; уже привык к пробуждениям в себе второй ипостаси, неважно — сон это или не сон.

На этот раз он будто на съемочной площадке, но не в привычном амплуа, а исполнителем второстепенной роли. И уже известно, к чему все декорации, и что за сюжет, и какова судьба главного персонажа. Вот только одно рассказать позабыли — в чем, собственно, состоит роль Ивана Разбоя. А между тем команда «мотор» уже прозвучала, уже надо изображать, что-то делать, куда-то двигаться, иначе рухнет эта самая судьба главного персонажа, пойдет по вывихнутому сценарию.

Заходит Марк Самохвалов и, нимало не смущаясь, требует:

— Давай, бросай свои изыскания, идем ко мне. Есть дело на сто долларов. Давай-давай, не ерепенься.

«Как кстати. Расчеты достали, хватит. Скажу шефу — формула не подходит, пусть стреляется. Стоп. Не туда. Я же должен Авторитетнейшему что-то важное сказать. Ему что-то грозит, что-то против него затевают». Разбой еще не освободился от сонных мыслей Разбоя-режиссера.

— Давай, шевелись, что-ли, — поторапливает Марк.

— Ну, раз такие пироги, я выключаю компьютер. А шеф пусть стреляется.

— А ну, погодь. В глаза смотри! Сдается мне, братишка, ты сейчас тот Разбой, что вечно спит. А ведешь себя как здешний. Вот ты-то, который спишь, мне и нужен. Пошли, будет интересно.

Комната Самохвалова. В своем углу Кирилл мирно паяет очередную электронную плату для очередной научной установки. Марк решительно указывает Ивану на диван:

— Давай ложись.

— Зачем?

— Он тебя разрежет на четыре части, а потом соберет, — подает голос, не отрываясь от пайки, Кирилл.

— Будет интересно, брат, поверь мне, — подмигивает Марк и прямо-таки подталкивает к дивану. — Для начала можешь присесть, а я тебе всё разъясню.

— Хорошо бы побыстрее — у меня еще дела.

— Дела? Дела подождут. Знаю я, Победитель ты мой Немаленький, что у тебя интересный двойничок имеется, режиссер.

— Э-э. Да я же сообщил.

— Чудесно. Двойничок обитает в другом мире. Готов такое принять?